Коварство любви - Кэндис Кэмп

– Калли, дьявол тебя разбери, немедленно прекрати! – Развернув ее к себе спиной, он крепко обнял ее, прижав ее руки вдоль тела, и оторвал от земли.

Еще мгновение Калли сопротивлялась, но, не в силах более сражаться, отчаянно разрыдалась и обмякла у него в руках. Дождь все продолжался, и они оба вымокли до нитки.

Бромвель баюкал ее как ребенка. Склонив к ней голову, он прошептал:

– Калли… дорогая моя…

Губами он на мгновение коснулся волос девушки, а затем развернулся и понес ее обратно в дом. Она прижалась к его груди, ощущая безграничную слабость и холод. От избытка эмоций она не могла говорить.

В доме Бромвель поставил Калли на пол и закричал:

– Миссис Фармингтон!

Развязав мокрый плащ девушки, он сбросил его на плиточный пол. Во время борьбы шпильки из ее прически выпали, и теперь влажные волосы волной спадали на плечи. С них капала вода. Платье ее также насквозь промокло, а ботинки были заляпаны грязью.

– Миссис Фармингтон! – снова закричал граф. – Черт бы побрал эту женщину!

Сам Бромвель пребывал в еще более плачевном состоянии, чем Калли, потому что на нем не было верхней одежды. Его белая рубашка, насквозь мокрая, прилипла к груди, а пряди волос облепили лоб. Он дрожал, неверными пальцами расстегивая застежки ее платья.

– Тебе нужно снять это платье, – сказал он.

– Нет! – Калли отпрянула от него, хотя слишком устала, чтобы снова убегать или сражаться.

Бромвель вздохнул:

– Тогда присядь на эту скамью.

Взяв ее за руку, он подвел ее к деревянной скамье, стоящей неподалеку от входа, и насильно усадил, даже не стараясь действовать осторожно.

– Оставайся здесь, – приказал он.

Калли и рада была бы ослушаться, хотя бы из принципа, но поняла, что не в силах сдвинуться с места. Головой она оперлась о стену. Ей было очень холодно, но она не могла ничего с этим поделать и лишь дрожала всем телом.

Тут вернулся Бромвель с вязаной накидкой, в которую немедленно укутал Калли.

– Вот так. Это должно немного согреть тебя.

Сняв мокрую рубашку и жилет, он бросил их на пол.

Глаза Калли расширились, но он не сделал попытки приблизиться к ней, лишь взял другую накидку и набросил ее себе на плечи на манер шали. Зрелище это было настолько комичное, что при других обстоятельствах девушка непременно стала бы хихикать.

Откинув волосы назад, Бромвель принялся выжимать их, затем проделал то же самое с волосами Калли. Она подняла руки, чтобы оттолкнуть его прочь, но ей не хватило сил, а граф попросту проигнорировал ее слабую попытку. Опустившись перед девушкой на колени, он принялся расшнуровывать ее ботинки.

– Прекрати, – сказала она.

– Тише. Ты промокла и замерзла, и я не позволю тебе заболеть и умереть лишь потому, что рассудок твой внезапно помутился.

– Я вовсе не сошла с ума, – запротестовала девушка.

Он удивленно изогнул брови:

– Нет. Конечно нет. Ты просто появилась в этом доме – хотя я и не понимаю, зачем и как ты вообще узнала, что я здесь. Ты стала что-то лепетать о своем брате, а потом завизжала и бросилась бежать прямо в дождь, направляясь неизвестно куда. Когда же я попытался остановить тебя, чтобы выяснить, что случилось, ты напала на меня. И что же это, по-твоему, как не сумасшествие?

Калли ничего не ответила, лишь смотрела на него, и граф продолжил:

– Ладно, не будем снимать твои ботинки. – Он заставил ее встать. – Идем со мной.

– Куда? – заупрямилась она.

– О, черт! – Он снова подхватил Калли на руки и, невзирая на ее протесты, понес в кабинет.

Поставив девушку перед огнем, он принялся кочергой ворошить поленья, чтобы они разгорелись сильнее. Жар ласкал кожу Калли, отчего она испустила вздох удовольствия. Усевшись на стул перед каминным экраном, она повернула голову так, чтобы просушить волосы.

Бромвель направился к графину, по-прежнему стоящему на подносе, и наполнил бокал. Вернувшись к Калли, он прижал ободок бокала к ее губам.

– Выпей это, – приказал он, – или я силой залью тебе в глотку.

Скорчив гримасу, девушка сделала глоток. Горло ее обожгло, и она задохнулась, но по телу ее немедленно разлилось тепло, и она сразу же почувствовала себя лучше. Бромвель и сам сделал глоток из ее бокала, затем снова протянул его девушке, а сам присел на корточки перед камином.

Калли отхлебнула еще немного и украдкой воззрилась на Бромвеля. Он стряхнул с плеч накидку, позволив отблескам пламени играть на его обнаженных плечах и груди. Было что-то первобытное в его позе, в том, как он упирался руками в колени, согреваясь у огня и осушая мокрые волосы.

Во рту у Калли немедленно пересохло, и она с ужасом почувствовала, как увлажнилось ее лоно, отзываясь на присутствие Бромвеля.

Он повернул голову и заметил, что она смотрит на него. Калли поспешно отвернулась и покраснела, но он приблизился к ней и, взяв пальцами за подбородок, заставил снова посмотреть себе в лицо. Граф не произносил ни слова, лишь молча скользил взглядом по ее влажным растрепавшимся кудрям и платью, облепившему грудь и четко обрисовывающему затвердевшие соски. Выражение его лица немного смягчилось, а взгляд потеплел. Большим пальцем он погладил сначала ее подбородок, а потом нижнюю губу.

От прикосновения к ее нежной коже Калли ощутила, как по телу проскакивают искры, и поймала себя на мысли, что едва борется с искушением взять его руку и прижаться к ней губами. Несмотря ни на что, некая примитивная потребность внутри нее отвечала на отражающееся в глазах Бромвеля желание и хотела разжечь в них еще большее пламя.

Девушка вскочила со стула:

– Нет! Даже не думай, что тебе удастся соблазнить меня. Я не поддамся и не стану потворствовать осуществлению твоего плана и не позволю опорочить моего имени!

Граф тоже поднялся, и желание в его глазах сменилось гневом.

– Я никогда бы этого не сделал, и тебе это отлично известно.

– Неужели? – с сарказмом произнесла она. – Думаешь, я поверю, что ты заманил меня сюда, просто чтобы поговорить?

Бромвель недоуменно развел руками:

– Я тебя сюда не заманивал! Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, с того самого момента, как ты вошла в эту дверь, лепеча что-то о Рошфоре.

– Да как ты можешь утверждать подобное! – вскричала Калли, еще более уязвленная тем, что ей очень хотелось бы, чтобы его слова оказались правдой. – Я же не дурочка. Я получила письмо, в котором говорилось, чтобы я поспешила в этот коттедж, потому что мой брат ранен, но, когда прибыла сюда, не обнаружила никого, кроме тебя.

– Что? – Бромвель по-прежнему непонимающе смотрел на девушку. – Калли… я не посылал тебе никакого письма. Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Я бы никогда – готов поклясться всем, что дорого моему сердцу, – никогда не стал заманивать тебя сюда, чтобы воспользоваться ситуацией. Как ты вообще могла такое подумать?

Калли воззрилась в его серебристо-серые глаза, согретые золотыми отблесками огня, и к ней вдруг пришла уверенность, что он говорит правду. Также она поняла, кто именно организовал все предприятие по ее обману.

Не говоря ни слова, она вынула из кармана сложенное в несколько раз послание и дрожащей рукой протянула его Бромвелю.

Нахмурившись, граф взял листок бумаги и развернул его. Спрятанный в кармане, он не намок, а лишь слегка увлажнился, поэтому текст можно было разобрать. Одного взгляда на лицо Бромвеля было достаточно, чтобы понять, что он узнал почерк. Перечитав послание дважды, он вернул его Калли.

И, не глядя на нее, произнес:

– Это письмо написала не миссис Фармингтон. Она служит здесь экономкой и, уверен, не умеет читать и писать. Твоего брата здесь никогда не было. Я приехал в этот дом, как только покинул Лондон после… нашего разговора на музыкальном вечере у леди Уиттингтон.

– Что это за место?

– Это Блэкфрайарз-коттедж, – произнес он, наконец отважившись посмотреть Калли прямо в глаза. – Охотничий домик покойного лорда Свитингтона.

Говоря это, он внезапно показался Калли очень усталым, печальным и постаревшим. Со вздохом отвернувшись, Бромвель добавил:

– А почерк очень похож на почерк Дафны. – Взяв с каминной полки бокал, он одним глотком осушил его. – Мне очень жаль, Калли. Не могу выразить словами, как я сожалею.

Он отошел к столу и поставил на него бокал. Снова повернувшись к девушке, Бромвель продолжил:

– Возможно, она думала, что таким образом помогает мне. Она знала, что я… испытываю к тебе гораздо больше, чем следовало. Наверное, она решила, что я обрадуюсь возможности оказаться с тобой наедине при подобных обстоятельствах. – Он покачал головой: – Не понимаю, что на Дафну нашло. Она ведет себя так, как никогда прежде, говорит слова и совершает поступки, ей совсем несвойственные. Она… я могу предположить лишь одно: что она стала настолько одержима своими страданиями, что лишилась здравого смысла. Ею движет желание сделать с другой женщиной то, что когда-то сделали с ней.