Запретный лес - Джон Бакен

Дэвид дал ему книгу, не вызвавшую возражений, а сам отправился в Вудили. В деревне был праздник, все женщины вышли из домов на крыльцо. Несколько солдат, пивших пиво в «Счастливой запруде», поприветствовали священника. Во взглядах поселян читались облегчение и радость, они дружелюбно смотрели на пастора, позабыв о том, что было на Ламмас, и об отмененных церковных службах, ведь он стал представителем победившей стороны.

Питер Пеннекук, расположившийся на большом камне возле кузницы, громогласно рассуждал о последних событиях. Он надувал щеки, а голос срывался от чувства гордости: «Что ж вы спряталися в своем шатре, мистер Семпилл, в сей победный час? Сказывают, мистер Эбенезер из Боулда вскочил на коня и умчался с отрядом преследовать отступающих богохульников. Ага, как и Чейсхоуп с Майрхоупом, ибо сама святая земля помогла одолеть злодеев, подобно тому, как пески Красного моря погребли под собою колесницы фараона. Наш генерал Лесли твердо стоит за правое дело. Ходит молва, что в Йерроуских холмах его мушкетеры расстреливали ирландцев прям строем и падали они в вырытые рядком могилы, а опосля приказал он переловить их баб и детяток, сбежавших в горы, дабы схватить их, аки дщерей Хеттейских и выродков Вавилонских, и свершить над ними скорый суд. Ох, сэр, Господь озарил нас благодатью и чудесным образом отмстил за все наши муки… Пора б объявить пост и восславить Бога, вознося молитвы».

Пока Дэвид обедал, в голове бушевали сомнения: если поиски мятежников по окрестностям будут столь тщательны, то вряд ли никто не обратит свой взор на пастырский дом. Но Изобел убеждала, что он не прав: «Не осмелятся они вломиться сюды, а ежели кто и сунется, не пущу далее ворот». Днем он отправился прогуляться в сторону Гриншила, потому что по дороге туда открывался вид на Калидонский замок. Веяло осенним морозцем, горизонт окутала фиолетовая дымка, вереск увял, папоротник пожелтел, рябины оделись в алое, поля в долине золотились, а не зеленели. Дэвид, в ушах которого все еще звенел злорадный голос Питера Пеннекука, всюду чувствовал запах смерти.

В Гриншиле он столкнулся со смертью лицом к лицу. У торфяника за хижиной на конях восседали шесть всадников и смотрели на кого-то на земле. Все были в подпитии и напоминали собачью свору, загнавшую в угол кота: глядели озадаченно, злобно и нерешительно. Дэвид поспешил к ним, и они расступились с несколько пристыженным видом. Перед ними лежала изможденная грязная женщина в разорванном платье, волосы ее спутались в колтуны, босые ноги кровоточили. Худое лицо было смертельно бледным, впалая грудь бешено вздымалась, на шее виднелась кровь. Перед ней на коленях стоял Ричи Смэйл, пытаясь влить молоко ей в рот. Но ее губы то смыкались, то размыкались от учащенного дыхания, и молоко проливалось. Потом рот ее свело в последней судороге.

Ричи поднял голову и увидел священника.

— С нею кончено, — сказал пастух. — Бедная-горемычная! Прибежала сюды, аки зайка загнанная. — Он обратился к солдатам: — Вам, парни, и стараться-то не потребовалося, дабы с голодной девчонкой управиться.

На грубых лицах всадников не было ни следа раскаяния.

— Ирландская с-сука, — икнул один. — Чего шум-то подымать заради грошовой бабенки?

— Святоша Тэм ее токмо кончиком сабли щекотнул, — сказал другой. — Таковский он затейник. А она как из гущины выскочит, токмо пятки засверкали. — Солдат схватился за бока и захохотал, вспоминая.

Смеялся он недолго, ибо Дэвид обрушился на него, как ураган. Подвыпившая солдатня даже протрезвела от проклятий, павших на их головы и пробравших их до кости. Он не оставил камня на камне от них как от мужчин, как от воинов, как от христиан.

— И это вы-то сражаетесь за дело Господне, — кричал он, — да вы хуже дикого зверья! Возвращайтесь в свой хлев, свиньи, и помните, что за каждый неправедный поступок воздастся вам от Бога тысячекратно. — Он вышел из себя, пылая от гнева. — Так и вижу вас всех на грядущем поле битвы, когда сменятся страдания телесные на вечные адские муки. Такие вы храбрецы: вашим командирам удалось одержать случайную победу после года поражений, когда гоняли вас по всей стране — и вот вы тешите мужское самолюбие, убивая беззащитных женщин.

Это не было благоразумной речью, и несколько произнесенных фраз пробились сквозь винные пары и заставили кавалеристов отступить. Будучи солдатами Лесли, они знали, какая власть стоит за черным церковным одеянием, и не смели противостоять священнику. Дэвид вернулся домой с бурей в душе, а там его встретила взволнованная Изобел.

— Ох, времечко наше жуткое, — простонала она. — Сказывали нам, что воины Монтроза порождения Велиала, но солдаты Лесли страшнее будут, то дияволы во плоти. Горе нам, кровушка течет аки водица по брегам Аллера. С топей доходит ужасная молва о диких конниках и мертвых девах, ох, и о мертвых детятках, и о всех тех горемычных, кои связалися с ирландцами. Неправильно то, сэр, неможно отвечать войной на войну и душегубством на душегубство. Тот проклятый крестовик из Боулда скачет с солдатней и восхваляет Господа всякий раз, как гибнет какой-нибудь бедолага! А Чейсхоуп — пущай у него морда почернеет! — ведет солдатню по укромным уголкам-закоулкам, аки пес в погоне за пасюками! Добро бы за вооруженными мужчинами гонялися, так нет, аки Ииуй, внук Намессиев[108], сражаются с беззащитными бабами.

Дэвид спросил, не подходил ли кто к дому.

— Сама голову ломаю. Окрест снуют, а к нам ни ногой. Их тама тьма шныряет. Хуже, в деревне солдаты — десятеро, а того, кто верховодит, сержантом кличут; сидят они в «Счастливой запруде». Слыхала, как они тама злословят, покуда к кирке ходила, и ежели по их дурным языкам судить, то разницы никаковской — что Монтрозовы воины, что оградители Ковенанта, все едино.

На следующий день оба встревожились еще больше. Приход наводнили солдаты, и среди них оказались те, кого Дэвид поносил в Гриншиле. Наверное, они рассказали о его сказанных сгоряча словах, потому что, когда Дэвид проходил мимо трактира, ему мрачно смотрели вслед. Более того, от Изобел он слышал, что основное войско Лесли движется в сторону Вудили и сам победоносный генерал остановится в их деревне. И где же ему обосноваться, как не в доме пастора? В любой момент врагу может открыться, кто прячется в гостевой комнате священника.

К полудню Дэвид принял решение. Раненого надо любыми способами перевезти. Но куда? Калидон станет как проходной двор, кроме того, до него дошли вести, что на дороге выставят дозор на случай, если лэрд попытается укрыться в своих владениях… На холмах не затаишься, Риверсло обыщут в первую очередь, да и хозяин за стаканчиком не удержит язык за зубами… И тут Дэвида осенило. А как же Меланудригилл, в который и в добрые времена никто не пойдет? Надо обладать завидной храбростью, чтобы искать пристанища в его заколдованной чащобе, но Марку Керру смелости не занимать. Дэвид застал солдата равнодушно зевающим над томиком де Ту[109].