Скорми его сердце лесу - Богинска Дара

Но вот мы вынырнули из земли и оказались в аду. Я не успела откашляться от земли, а грудь уже наполнил горячий воздух, не успела проморгаться – глаза защипало от дыма, не успела прочистить уши – их наполнил треск, лязг и крики.

Все вокруг горело. Могучие стволы деревьев раскалывались, обнажая пылающее нутро. Маленькие, бессловесные кодама падали с ветвей и рассеивались в ничто, не касаясь земли. Огонь горел высоко, страшно, а между островками пламени обуглилась трава, и лежали поверженные тела. Я отпрянула от трупа ханъё, которого видела в деревне, и в ужасе смотрела на его запрокинутое лицо, пытаясь вспомнить имя. Из его груди торчали стрелы. Рядом лежал еще один, чуть в стороне, на боку – человек.

Над поверженными кипел бой. Ханъё рычали и шипели, обнажали зубы, прижимали к головам уши. У них были луки, копья, у пары – длинные опасные нагинаты[35], что свистели в воздухе при ударах. Ханъё-лисы творили иллюзии, искрами рассыпающиеся перед глазами людей. Но солдат провинции было много – наверно, в два раза больше! Я увидела Каори: она кинулась к мужчине в форме южной провинции, полоснула его по горлу охотничьим ножом и отскочила, быстрая, как черный росчерк молнии. Аки теснил сразу троих, заливаясь хохотом. Огромный лис рвал людей на части, не издавая ни звука, зато его противники вопили.

С пригорка выше слетел ряд горящих стрел. Потом оттуда завизжали. Я услышала утробный нечеловеческий рев. Весь перепачканный кровью, с холма спустился настоящий они – краснокожий, с уродливым клыкастым лицом, полуголый, с черной гривой. Я попятилась, но он врезался плечом в кого-то из напавших на нас, занес свою гигантскую дубину, и голова человека исчезла. Страшные демоны были на стороне Моря Деревьев. Солдаты провинции Ворона отпрянули, но в каком-то упрямстве продолжали напирать. Я высматривала Хэджайма, но его нигде не было.

Это ни капли не было похоже на те сражения, что видела я на гравюрах в свитках о военной стратегии. Звериная свара. Собачьи бои. Никакие стратегии не срабатывали в этом безумном танце. Камешки для игры в го смел с доски тайфун.

Пока я стояла, озираясь, в ужасе от того, что вижу, меня заметили. Ко мне бросился юный воин, и от испуга мне показалось, что это Тоширо. Его меч был направлен сверху вниз.

Оружие – продолжение моей воли.

Шаг вперед, шаг назад: отразить удар и отпрыгнуть. Джуро никогда не бил меня с такой силой, руки загудели. Оружие вырвалось у меня из ладоней и, вибрируя, вошло во влажную от крови землю. Мой противник рассмеялся, булькнул горлом и упал. Незнакомый мне ханъё-лис быстро улыбнулся мне, протянул руку – а я и не заметила, что упала.

– Цела? – успел шепнуть он прежде, чем его сразила стрела в горло. Я закричала.

Кровь. Стоны. Крики. Звон оружия. Пепел. Огонь. Треск дерева. Чей-то вой, чей-то рык, чей-то крик, чей-то стон, чей-то…

«Давай я».

Да! Да, пожалуйста. Я не могу больше…

Чья-то сильная рука вырвала из земли липкую рукоять вакидзаси. Чьи-то ноги пустились в пляс, чья-то стойка встретила удар, чей-то клинок скользнул по другому клинку, чье-то тело метнулось в сторону и вперед, чей-то рот скривился в ухмылке, и продолжение чьей-то недоброй воли впилось в полыхнувшую алым и мигом замершую грудь. А потом этот кто-то, кто-то очень темный, продолжил резать. Чье-то плечо задел удар, чья-то – чужая, не моя – боль оглушила, обездвижила и вырвалась воплем, чей-то рукав намок, но оставалась вторая рука, и ее было достаточно, чтобы поднимать и опускать меч, поднимать и опускать. Чьи-то уши не слышали криков ужаса, это была музыка. Такая красивая – ах, вот бы она звучала вечно!

Чьи-то острые глаза, исполненные тьмы, взглянули по сторонам, ища новую жертву.

Все закончилось. Пыль осела, а вместо шума битвы стал слышен лишь слабый ветер, играющий с обожженной травой. Только стоны. Сверкали пятки убегающих. Смертоносная гармония боя вскоре превратилась в молчание.

Они победили. Люди Хэджайма отступили, Лес взял верх. Лица победителей были затуманены усталостью и кровью. На поле брани лежали поверженные враги, а их темные души исчезали в недрах земли.

– И это все?! – зарычал кто-то темный.

Короткая, жалкая стычка, ее было слишком мало, чтобы насытиться. Как посмели они прийти сюда? Как могли осквернить лес своим пламенем, своей кровью?!

Нет же, нет. Нет, смотри на них. Вот они – стоят, сами не веря в свою победу. Их миленькие ушки, их хвостики, посмотри на них, как приятно будет их отрубить! Чоп-чоп-чоп, и нет! А?

Я только-только начала развлекаться!

Кто-то темный сделал шаг вперед и занес вакидзаси над головой ханъё, что сел на колени перед телом возлюбленной, с которой они вместе сбежали под тень Моря Деревьев.

– Соль?

Перед кем-то темным стояла девчушка. Растрепанная, маленькая, босая, с белыми волосами и слишком длинной челкой. Она смотрела так спокойно, будто совсем не боялась кого-то темного, но это была большая, большая ошибка. Такую будет легко разрубить даже этим жалким коротким вакидзаси.

Горная ведьма была непоколебима, словно утес, выдерживающий бушующий поток.

Нет, пожалуйста. Это же Хона! Хона, она исцеляла нас, рассказывала сказки! Нет, не трогай ее, ты…

Кто? Я – это ты. Кто-то темный – это ты. И ты только что веселенько порубила на сашими эту человечину!

Нет. Ты – чудовище.

– Соль, девочка моя, борись!

Я не чудовище, Соль. Я – часть тебя, твоя сущность, которую ты стараешься скрыть даже от самой себя. Карп, плывущий против течения, может стать драконом[36], а ты, рыбка моя, так долго боролась с потоком. Я – твой дракон.

Оставь меня!

Глу-пень-ка-я. Я никогда тебя не брошу. А ты никуда от меня не денешься. Я буду ждать в твоих глубинах, как тень, пока не придет время.

Мои ноги подкосились. Из дрожащей руки выпал клинок, теплый от чужой крови. Что это… Что со мной?!

Странно, но из горла вырвался смех, и я уже не могла понять, чей он – мой или… мой?

Ямауба присела рядом на корточки и взяла мое лицо в ладони. Она выглядела очень грустной и обеспокоенной.

– Пошли отсюда. Нам надо уходить.

– Н-нет… Джуро… Как Джуро?..

Ямауба махнула головой, накрыла мои глаза ладонью, но я дернулась, сбрасывая ее руку. Что это значит?! Он ранен?!

Лес продолжал гореть. Над нашими головами прозвучал раскат грома, и резко, шумно, всей своей тяжестью обрушился ливень, выглядело это так, будто тучи не смогли сдержать эту мощь, будто кто-то дернул за веревочку, переворачивая наполненное ведро, что не было способно опустеть.

Потом я думала: надо было согласиться и уйти. Но я кинулась вперед на непослушных ногах. Мой разум рисовал страшные картины: Джуро, чья грудь пронзена стрелами. Джуро, чье запрокинутое лицо бледно и ничего не выражает. Его глаза, в которых навек потух потусторонний огонь, и их, раскрытые, заливает дождь…

Я споткнулась и вначале даже не поняла, что вижу. Я увидела Каори, стоящую на коленях и человека, солдата провинции Ворон, что лежал перед ней. Рядом был Джуро в своей форме ханъё, и он… светился изнутри, и теперь сам был пламенем. Янтарным огнем горела его кожа, и я шарахнулась в сторону, когда он поднял на меня глаза, потому что это были глаза ками, глаза бога – или глаза ёкая, страшного лесного демона, которым впору пугать детишек. Кажется, он не узнал меня. Ничего человеческого не было в его взгляде, только огонь. Рот его был в крови. Одна рука была опущена в разверзнутый живот человека, а во второй руке был зажат кусок темной блестящей плоти, от которого Джуро с хриплым ворчанием отодрал кусок и, запрокинув голову, проглотил. Утробно рыча, к его трапезе присоединилась Каори.

Говорят, ёкаи не могут контролировать себя и обречены сходить с ума. Даже после смерти они не находят себе покоя и становятся рейки – духами, что способны лишь на месть и причинение страданий. Говорят, что за перевоплощение ёкаи платят страшную цену. Говорят даже, что ёкаи теряют не только человеческий вид, но и способность говорить.