Лето - Оскар Лутс

– Ну его к лешему с его рыбалкой – некогда. Может, как-нибудь поближе к осени и приеду. Но что этот дурень Леста меня так уж благословляет? При чем тут я? Выжал я из толстяка Тыниссона сто целковых, вот и все. А она, значит, скоро выйдет, эта книга?

– Ну, так скоро еще не выйдет, но когда-нибудь да появится. Первый же экземпляр, как только будет готов, Леста обещал прислать тебе. У него большие планы: хочет сдать в печать еще одну книгу.

– Да, да, – рассуждает Тоотс, – это все же очень хорошо, когда человек что-то делает и сам что-то собою представляет. А то, черт возьми, тянешь лямку, дни уходят и… и одна тоска.

– Да, уж какие у нас в деревне новости, – снова вступает в разговор звонарь, – день да ночь – сутки прочь, корпи над своей работенкой да дураком делайся – что ни день, то больше.

– Ну, ну, ничего! – улыбается Тали. – Почему же так сразу и дураком?

– Как же – ничего? Вот и сегодня утром: прямо так и видишь, что соображения не хватает. Спроси господина Тоотса, я ведь не зря говорю. Ну так вот – новости? Что у нас могут быть за новости… Но за долгое время кое-что и поднакопилось. Молодой барин Арно, верно, не слыхал еще, что портной в Россию уехал на опмана учиться… Жорж этот, или Аадниэль, или Кабриэль, или как его там?

– Да, слышал, дома говорили, но ведь это неверно.

– Правда, сущая правда! Уехал уже несколько дней назад.

– Да, это так, – подтверждает Тоотс.

– Да нет же, – спокойно улыбается Тали, – Кийр повстречался мне сегодня на кладбищенском холме.

– Повстречался? Кийр? – оторопело переспрашивает Либле. – Что… что за наважденье? Кийр в России, у папаши этой самой девицы… Эркья или Эрнья. Не-ет, это другой, средний брат вам повстречался. Они, черти, все на одно лицо, их так просто не разберешь.

– Нет, это не был средний брат. Это был именно он, Жорж Аадниэль. Я же своего соученика знаю. Мы даже с ним чуточку поболтали.

Либле роняет лопату на землю и вопросительно смотрит на управляющего.

– Черт его знает, – пожимает тот плечами, – может быть, по холму у кладбища бродит дух Кийра?

– Дух, – повторяет Арно. – А ты все еще веришь в духов, Тоотс? В школьные годы ты с ними немало повозился. Помнить, как однажды вечером?..

– Да что там – в школьные годы, – улыбается управляющий. – С ними, видишь, и сейчас приходится дело иметь. Кто же еще мог быть около кладбища, если не…

– Около кладбища был самый обыкновенный наш соученик Кийр, из плоти и крови.

– Ничего не понимаю! – трясет головой Либле. – Теперь уж совсем обалдел. Целое утро сегодня только и слышишь – бац, бац! – всякие чудеса, одно за другим. Сколько же человеческая башка может выдержать! Вы не удивляйтесь, ежели я сейчас начну глаза таращить, плясать и колесом ходить. Не выносит мой ум. Но все же припоминается – снилось мне сегодня ночью и вроде бы предчувствие было: случится что-то путаное… Эх, будь у меня времечко, добежал бы до Рая, притворился бы, что по делу пришел, пилу или стамеску попросить; ну и разузнал бы, что там за дьявольская штука такая. Да только некогда, некогда!

– А ну их всех к шуту! – отвечает Тоотс. – Потом все равно узнаем. Стоит еще из-за них бегать!

Разумеется, управляющий и сам сгорает от любопытства, так же как звонарь, но в присутствии Тали предпочитает делать вид холодный и равнодушный. Хватит и одного дурака в Паунвере, к чему еще и себя ставить в смешное положение. Он намеренно переводит разговор на другую тему и приглашает Тали зайти в горницу посмотреть вещи, которые он привез из России. Март и Либле продолжают работать.

Когда школьные приятели спустя некоторое время снова выходят во двор, у хлева возится один Март. С какой-то грустью в голосе он говорит, что Либле содрал с себя фартук, бряк! – швырнул на землю лопату и удрал; и сейчас ему, Марту, тоже не охота работать одному.

– Куда же он побежал!

– Да, ежели бы он сказал, так я знал бы.

– Ну, не беда, – утешает его Тоотс. – Он вернется. А пока поработаем вдвоем. Тебе из-за этого уходить не стоит – скоро обед, нас хорошенько покормят.

Март настороженно вслушивается в эти слова, потом, чуть поразмыслив, снова принимается за дело. Тали усаживается на камень и следит за работой каменщиков. Солнце поднимается все выше, домой пригоняют стадо. Маленький теленок, первым вбежавший во двор, останавливается, широко расставив ноги, и смотрит на работающих, выпучив глаза; затем показывается все стадо, сопровождаемое целой тучей слепней и оводов. За ним во двор вбегает пастушонок, весь в поту, со своим псом; Крантс, тяжело дыша, высовывает слюнявый язык чуть не до земли. Из дома вылезает старик и начинает бранить пастуха за то, что тот вчера пустил скот на ржаное поле.

А Либле все нет.

– Портной не говорил, отчего он так скоро вернулся из России? – спрашивает Тоотс у Тали.

– Нет, – покачивает головой Тали, – у нас о России и речи не было. Кийр разговаривал так, будто он все время оставался в Паунвере, будто никуда и не уезжал. Но… показался он мне чуть растерянным, как-то словно дичился меня. Говорит, а сам в сторону смотрит…

– Ха-ха, – кивает головой Тоотс, – верно, именно так он и делает. Куда-то он, конечно, ездил, это ясно, но далеко ли – бес его знает. А тебе дома не рассказывали, что он помолвлен с барышней из Рая?

– Рассказывали.

– Ну?

– Что – ну? – улыбается Тали.

– Ну, что ты на это скажешь?

– Да ничего не скажу. Ты же еще в городе говорил, что дело к тому идет.

– Но ты вроде когда-то сам был…

– Кем был?

– Да ничего… я так просто…

Тоотс снова усердно принимается за работу. Арно смотрит на загорелую шею и лицо приятеля и приходит к выводу, что Тоотс за это время сильно возмужал. То, что он сейчас делает, – это уже настоящая работа, а не какой-то мимолетный каприз. Между прочим, и разговор теперь с ним можно вести по-серьезному, да и от него услышишь толковый ответ; планы его уже не напоминают воздушные замки.

Наконец появляется Либле, весь потный, задыхающийся от бега. Он подходит к хлеву и кряхтя растягивается на куче песка.

– Где ты был? – спрашивает Тоотс. – Оставил Марта одного, он тоже чуть не удрал. Ты же сам говорил: надо бы сегодня закончить всю эту сторону.

– Обождите немного, – тяжело дыша, бормочет Либле. – Дайте чуть отдышаться, расскажу, где был.

– Да мы и сами знаем, куда ты ходил.

– Ну да, а почему бы вам не знать, тайна это, что ли? Ходил на хутор Рая, куда же еще.

– Ну и что, успокоился теперь?

– Успокоиться-то успокоился, да поди знай, что еще может стрястись. Сегодня какой-то чудной день, новости так и летят… вж-жик – плюх! – будто доски на вяндраской лесопилке. Ну, что бы там ни было, а Кийр вернулся. Сидит себе этакой птичкой в горнице на раяском хуторе и толкует о чем-то с Тээле.

– Почему же он вернулся? – допытывается управляющий.

– Ох, господин Тоотс, будто меня там кто на пороге встретил да так и доложил – вот, мол, Кийр вернулся по такой-то и такой-то причине! А ты будь добр, слушай да запоминай. Не знаю, золотые мои господа! Не знаю! Раяские и сами не ведают, почему их зятек так скоро обратно пожаловал. Сидит он в горнице и с Тээле разговаривает – вот и все, что я видел. А услышать ничего не удалось: кругом двери-окна заперты, будто запаяны. Раяскому старику все это дело крепко не по душе, только и твердит: «А все ж таки это ветрогон». Но не беда, молодые люди, время все распутает, а бог милостив. Уж мы разузнаем, как эти дела обстоят. Ведь в Паунвере ничего не скроешь.

Кийр и в самом деле сидит в большой горнице хутора Рая, с жалобным видом смотрит, на Тээле и говорит:

– Да, Тээле, вот я и снова в нашем любимом родном краю.

Тээле вытирает с цветов пыль и отвечает лишь после долгой паузы:

– Да, вы здесь, это я вижу. И очень странно, что вы опять здесь.

– Вы… ты… – лепечет Кийр, – ты сердишься, Тээле, что я вернулся. Но я же объяснил тебе – никак нельзя было мне там оставаться. Я не мог, Тээле, не мог. Это было страшное путешествие. Я готов принести любую жертву, только не заставляй меня ехать в Россию.

– Я не какая-нибудь рыцарская дочка, – недовольно отвечает девушка, – и мне не нужны жертвы. Мне только хотелось, чтобы вы стали земледельцем. Но и этого моего желания вы не смогли выполнить, так зачем же еще говорить о жертвах. Да и вообще оставим этот разговор. По мне, можете стать хоть трубочистом или же до конца дней своих оставайтесь портным – какое мне до этого дело, но…

– Но вы… ты… вы же согласны выйти замуж только за земледельца?

– Само собою разумеется. Только за земледельца. Я не меняю своих мыслей и планов так быстро, как вы. Не терплю людей, которые вечно колеблются, сомневаются и никогда не доводят до конца начатое дело. Это – ветрогоны.

– Что вы, Тээле! – Рыжеволосый надувает губы.

– Да, да, ветрогоны, ветрогоны!

– Поверьте, Тээле, кто бы ни был на моем месте, всякий вернулся бы, случись с ним такое несчастье.