Право имею - Вячеслав Базов

Глеба тошнило от телевизора. Интернет бы ему ни один дурак не доверил, но он попросил хотя бы книг. Спустя несколько дней после просьбы Черти так же молча закрыли дверь, не отрывая от него глаз. Глеб почти привык к ним и перестал бояться, но тоже не до конца. Для него это были только люди в масках, которые его по-прежнему не трогали. С ними можно было драться.

Глеб подобрал с пола поднос, вместе с ним сел на кровать. По телевизору показывали какой-то американский фильм, незнакомый и скучный. Что-то в очередной раз про супергероев. Глеб поднес к губам хлеб, и тут с экраном произошло что-то. Картинку фильма с него словно смыло. Появилось другое видео, похожее на любительское: этот же подвал и залитый кровью бетонный пол. Человек на полу, когда-то сильный мужчина, теперь же крови было так много, что непонятно, из-за какой именно раны он не мог встать. Глеб, вопреки поднявшейся тошноте, откусил от хлеба, поднялся и выключил телевизор. Он расценил это как намек не нарываться, он тут не в гостях.

Позже Глеб понял, что был не прав. Несколько дней (Глеб не знал точно, сколько. Еду приносили не по расписанию) телевизор показывал по кругу: людей, пытки, убийства. Все мешалось в одну кучу: запись насилия и потом Черти, которые убивали насильника. Фотографии жертв, потом фотографии их убийц. Репортажи, записи с камер наблюдения. Аудио тех, кто благодарил. Крики тех, кто проклинал. Кто-то таким образом рассказывал Глебу о том, кто такие Черти. Сначала он выключал телевизор, пробовал переключать, но ему не оставили ничего больше, кроме этого черного ящика. И приходилось смотреть — как кино. Вот ему показывали сытого и презентабельного предпринимателя. В чем же он виновен? А, убирал конкурентов, подкупал полицию и сажал за это других конкурентов. Как же Черти убили его? Столкнули его машину с моста, когда он ехал на работу. А вот женщина — одета бедно, строго. Она-то в чем виновата? А, заведовала детским домом и «сдавала в аренду» детей состоятельным предпринимателям. Ее Черти вышвырнули из окна квартиры.

Жестокость не была для Глеба чем-то новым. Да, он не любил ее и предпочитал отворачиваться, но так же, как отворачиваются от паука. Он мог смотреть на жестокость и не испытывать при этом стресса. В какой-то день еду принесли как раз, когда был включен телевизор. Черти удивились — брови поползли вверх. Глеб сидел, прислонившись к стене и наблюдал за ними спокойно. Так спокойно, словно они мешали ему смотреть телевизор. Мешали, но не сильно. Черт с подносом прошел в камеру, второй попытался его поймать за шиворот, но не смог. Глеб не понимал, почему его боятся. Это же Черти, а он просто школьник. Да, убил, но несравнимо с тем, сколько убивали они.

Черт с подносом посмотрел на экран, на котором привязанная к стулу девушка просила не убивать ее, отпустить. Это была жертва и начало цикла — преступление. Глеб осторожно забрал поднос, перевел взгляд на экран, но продолжил боковым зрением следить за Чертом. Тот хмыкнул и вышел.

С тех пор кое-что изменилось. Во-первых, вернулось нормальное телевидение. Во-вторых, Черт теперь приходил один, но разный. Оставлял поднос ближе к Глебу, но уходил всегда осторожно, пятясь спиной. И только тогда Глеб понял, убедился наконец — они тоже боялись его! Запертый, полностью в их власти, слабеющий при сидячем образе жизни, а Глеб пугал их! Чертей!

После этого тот самый сидячий образ жизни Глеб сменил на активный. Начал с зарядки, продолжил теми тренировками, что мог выполнять в этом каменном мешке. Это помогало и с ума не сойти, и форму сохранять до того момента, когда Черти расслабятся окончательно и подойдут достаточно близко к заложнику…

Однажды на подносе вместе с едой появилось и две книги: сопромат и боевик в потрепанной мягкой обложке. Глеб несколько визитов оставлял книги у двери, потом сдался и взял прочитать. В подвале, в ожидании казни, обе книги показались ему одинаково неактуальными и отвратительными. Он перевел внимание на телевизор и подумал, что и он такой же ненастоящий. То, что было настоящим, показывали ему несколько дней Черти. И тогда Глеб ощущал себя живым, видел в этом связь с реальностью и внешним миром. Самым близким миром, а не тем, что был где-то в столице или и вовсе в другой стране.

Глеб переставал бояться Чертей, они же стали больше доверять ему. Когда Глеб столько времени спустя услышал настоящий человеческий голос, он сначала принял его за включившийся телевизор. Черт мужским голосом с какой-то даже жалостью спросил:

— Каких книг принести?

И Глеб смотрел на него, широко раскрыв глаза, чувствуя, как по спине побежали мурашки. Это было сейчас все равно, как если бы вдруг заговорил тазик или поднос. Но Черт ждал.

Глеб научился различать их. Угадал девушку в одной из фигур. Пытался мысленно подогнать под какую-то систему то, в какой очередности они приходили. Глеб настолько привык, что они всегда молчали, что принял это за данность, а теперь его словно разочаровали. И с одной стороны Черти стали человечнее, с другой — еще более жуткими.

Один из парней держался всегда с вызовом. Он словно дразнил Глеба. Движения того Черта были небрежными, показно расслабленными и в то же время точными. Он шел на контакт, он делал какие-то знаки, не сулившие ничего хорошего. То изображал: «Мы наблюдаем», то «Дернешься — и ты не жилец». Он словно играл с Глебом: иногда подставлял ему спину, иногда «случайно» опрокидывал суп на пол. Он был самым живым из всех.

Девушка смотрела на Глеба так, словно внутренне себя подпитывала придуманной ненавистью. Она выглядела грозной, правда опасной, но Глеб не очень понимал, что ей сделал именно он, а потому в эту злобу не очень верил. Он знал, как быстро рассыпается такая надуманная ненависть. И пыхтела она всегда сквозь маску, словно она ей дышать мешала.

Третий тоже сначала смотрел на Глеба с ненавистью, но со временем она сошла на нет. Чем дальше, тем больше в его взгляде просматривалась вина. Теперь вот заговорил… Позже он спрашивал и нравится ли Глебу еда, чего бы он хотел поесть. Постепенно заговорила и девушка, но она разговаривала высокомерно, смотрела свысока и та же ненависть ощущалась и в словах.

Глеб думал, что эти двое — слабое звено. Что из подвала он выберется именно через них. Все последние дни он был словно на охоте