Тучи идут на ветер - Владимир Васильевич Карпенко

— Ты, Петро, вовсе свихнулся?

— Скажет. Ему позарез нужно… чтобы такая вот голь перекатная, как Сидоряки, Гвоздецкие, подняла штык. Каледин ищет, чем укрепить свою власть. А какая главная наша задача сейчас? Не дать ему вернуть доверие к генеральско-помещичьей власти казаков-фронтовиков. А чем? Сохранять добрые отношения между нами, продолжать фронтовую дружбу. Центральная власть готовит силы ликвидировать атаманскую верхушку в Новочеркасске. Нам нужно удержать казаков, изолировать от Каледина. Этим поможем ускорить его ликвидацию. А Советы на Дону — дело рук казаков. Установят они сами…

— Жди, покуда рак на бугру свистнет, — совсем опешил Федот. — Как понимать… указания тебе такие даны?

— Пролетарское самосознание подсказывает. Быт, нравы казаков складывались веками. И ломать их… Ой, нелегко. Нужно убедить казака в преимуществе Советов, вывернуть перед ним наизнанку его волосатую душу — сословно-кастовую спесь, ограниченность, реакционность. Не все, правда, поймут. Филатовы, Крысины, Мартыновы, Калмыковы — эти навряд ли. А Кондейкины, Никифоровы и им подобные… Одно звание — казаки. Терять им нечего, кроме невежества да долгов в атаманской казне. Именно они должны устанавливать Советскую власть, бороться за нее. А я, пришлый, возьмусь за штык… Такое воспримется как насилие, вроде того… вошел в чужой дом и поднял руку на старшего, отца. Как поведут себя дети? Чего, Прокофий, улыбаешься?

Младший Гвоздецкий смущенно отводил взгляд, неловко подаваясь за спину брата Егора. Вызвал общий смех Федот. Толкая своего братишку, спрашивал:

— Ванярка, на нашего отца бы навалились, а? Пожалуй, мы не сидели сложа руки…

В хату ввалился подвыпивший Володька Мансур со своим закадычным дружком, Костеем Пожаровым.

— Ага, сычи, сидите, беду накликаете на казарву! Не-е, без Борьки Думенко у вас не выйдет. У него рука наторенная… Слух! Атаман Каледин заказал долго жить. Пулю себе пустил…

— Брехать ты горазд, Мансур! — усомнился Федот.

— Чудак-человек. Мы с Котькой и помянули его. Си-дорка Калмыков прибежал с Новочеркасску.

На другой день Петр, напросившись к соседу-казаку в бричку, поехал в Торговую.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В клубок смешались ночи и дни. Крутился Иван Кучеренко, как в скаженном колесе. Недолгое подполье в Гумраке кажется раем: спал вдосталь на топчане, ел за столом, по-людски. Теперь же валился, где морил сон, чаще в дороге — на возах, в кузове автомобиля, в вагонах; жевал на бегу.

Власть в городе и уезде далась без пальбы, без крови — горлом, можно сказать. Но едва ли не с первого вздоха на нее, новорожденную, навалились саботажники; подбиваемые эсерами, меньшевиками, бросили работу почтово-телеграфные служащие, за ними — банковские чиновники, учителя. Город лихорадило. Совет — где терпеньем, а где и силой — сломил саботажников. Старые чиновничьи аппараты заменили новыми — комиссариатами. Жизнь вроде бы налаживалась…

А с юга уже надвигались свинцовые тучи. Осенью с Дона валом валили слухи; зимой Новочеркасск открыто объявил поход. Давнее свое намерение — Царицын должен быть присоединен к землям Области Войска-Донского — атаман Каледин начал осуществлять поспешно. Заручившись поддержкой Войскового круга, он тут же отдал приказ окружному атаману Максимову привести в действие воинские части 2-го Донского округа. Замаячили на белоглинных придонских кручах казачьи разъезды. Вот они, руку протянуть…

Совет вновь создал штаб обороны; председателем его назначили Сергея Минина. К нему в подчиненные попал и он, Иван. Как жителя Донской области, его определили в казачью секцию. Секцию возглавил казак-большевик Андрюшка Шманов. Оставив Гумрак, они перебрались в город, в здание штаба, выходившее боком к вокзальной площади.

В штабе обороны не было самого нужного — войск. Разложившиеся запасные полки распустили; формирование Красной гвардии продвигалось туго. По старой памяти губернский Совет подослал из Саратова отряд красногвардейцев — пулеметную команду и сводную батарею. С грехом пополам сколотили до трех тысяч штыков. Добровольцы идут. Нет оружия.

Оружие, оружие! Где взять? Ночи напролет прокуривали в кабинете председателя, ломали мозги. Иван поделился было своим великокняжеским опытом — обыскивать проходящие составы. Подняли на смех. Минин, протирая изъеденные дымом глаза, вскинул плешивую голову:

— А что? Дело Кучеренко говорит. Фронты распались. Солдаты растекаются по домам. Наши, возьмите, кроме иного имущества и винтовки с собой тайком тащат.

Поддержал и Иван Тулак, секретарь штаба. Со вчерашнего дня Тулак получил назначение формировать конную часть. В Царицын он попал из Ростова вместе с отступившими красногвардейцами; там возглавлял Центральный штаб Красной гвардии.

— Мы в Ростове таким макаром поначалу вооружались.

С месяц торчал Иван Кучеренко в Ельшанке — южной пригородной станции. Улов небогатый: попадались солдаты вроссыпь, одиночкой. Известно, Кавказская армия генерала Юденича снялась с турецкого фронта; сбилась солдатня в вагонах. По слухам, все пути Владикавказской дороги от гор до Тихорецкой закупорены воинскими эшелонами. Вот-вот должны подсунуть к Царицыну — не на Ростов же свернут от Кущевки, в лапы Корнилову. Хотя офицерье все осядет на Дону…

Слухи подтвердились. Прошлой ночью дежурный по станции растолкал Ивана, прикорнувшего на подоконнике, взволнованно сообщил:

— Воинский… У семафора. Требует белого…[2]

— Красный давай!

Застегиваясь, выскочил на перрон. Ледяной ветер едва не сорвал шапку. Паровоз, злобно отдуваясь, встал, ослепляя фонарем. Из буранного черного крошева вывалились люди в полушубках и шинелях. Тускло покалывали хрустящий снежный столб света граненые