Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж - Генри Олди

Колокол звонил по уездному городку N.

Литератор Х пил горькую, не в силах закончить очередной том «Саги о Форсаже».

Наконец в самом начале тупика им. НТР под пирамидальным тополем объявился Главный Иноплатенян собственной ксеноидной персоной. Голый, пупырчатый и возбужденный: Грозе Галактики минутой раньше попало по затылку лопастью от звездолета, отключив три мозжечка из двух. Так начался пятый круг, а поскольку звездные войны кишели бессознательными бойцами, то в уездном городе N вскоре стало не продохнуть от незваных гостей, окрещенных в народе «татарами». Вторженцы мало интересовались статуей и особняком, литератором Х они не интересовались вовсе, на шестом круге их орды усилили спящие роботы, центурияне-двоякодышцы и галактические рейнджеры, улицы перегородили баррикадами, лаборантов вкупе с инженерами снимали с работы, бросая на отлов нагих психов-мутантов, милиция работала в три смены, психиатры – в четыре, морг нанял дополнительно двадцать восемь служителей, администрация президента прикидывалась глухой, а карусель продолжала вертеться.

Седьмой круг – сохранение памяти у спящих оттуда – пролетел бумерангом. Вернувшись кругом восьмым: N-цы и аборигены «Саги о Форсаже» начали мотаться туда-сюда в скафандрах и пиджаках, у кого что было, а также крепко держа в конечностях бластеры, «макаровы», городошные биты и трубочки для гороха. Пришло время для перемещения матерьяльных ценностей. Пожалуй, дойди дело до девятого, последнего круга, когда начинается, говоря научным языком, смешенье географии, и космос вакуумным удушьем прорастает сквозь особняк князей Мозгляк-Петровичей, статуя матроса вспучивает пол в здании Галакт-Совета, а лед астероида Шпицбергена накрывает площадь Свободомыслия, торосами уходя в сторону рабочих окраин, – мы бы никогда больше не вспомнили про уездный городок N по причине отсутствия такового.

Но далекое столичное издательство успело вовремя.

К концу года в N осталось всего две достопримечательности.

Литератор Х перебрался в столицу на ПМЖ.

XIII. Чижик-Пыжик, где ты был?

(продолжение)

Мне велено блюсти закон природы,

Мне сказано, что я и мир – финитны.

Я потрясаю третьим измереньем

Как стягом, архаичным и потешным.

Все чудится, что в небе есть воронка.

Все видится в круговороте притча.

Все кажется, что я вот-вот прозрею

И распахнутся сны мои для света.

Смешно? – спросил Червь.

Нет, сказал я. Не смешно.

Это да, согласился Червь. Это ты прав. Хотя я старался. Так они что, в самом деле умолчали о кругах? Зря, зря… Рыцари доверчивы, как дети, нам иначе нельзя. Ты бы тоже поверил. Или, на худой конец, запомнил.

Как ты называешь это? – спросил я. То, что вокруг. Клякса?

Не нравится? – хихикнул Червь. Ясное дело, не нравится. Клякса и есть. А ты уж губу раскатал: демиург, блин… Сперматозоид ты, а не демиург. Думаешь, в тебе, красивом, дело? Самый талантливый, самый умный, самый-самый? Шиш тебе, Снегирю. Популярный ты. По-пу-ляр-ный. В тираж вышел. И вся петрушка. Вот, смотри: травка растет. Как называется?

Не знаю, сказал я.

Птичка на ветке поет. Как называется?

Не знаю, сказал я.

Какая страна за морем лежит?!

Не знаю.

Вот, улыбнулся Червь, не стесняясь плохих зубов. Не знаешь. И не должен знать. Потому что сперматозоид. Не ты делаешь – тобой делают. Тысячи, десятки тысяч, сотни… Они ждут, жаждут, мечтают о дне, когда ты в очередной раз позволишь им убежать из серой цитадели будней. Их жажда клубится над тобой, брызжет молниями, наливается мукой предвкушенья. Носится над водами, объявшими тебя до души твоей. И клякса однажды падает в пустоту. Начинается. Возникает. Чтобы навсегда отторгнуться и от тебя, и от них, жаждущих, когда книга упадет на прилавок. Дальше формирование идет самостоятельно. Рыцарь, твое первое появление здесь – одна из фаз зачатия. Как ты погиб при этом?

В первый раз меня разорвали собаки, сказал я.

Так всегда. Рыцарь погибает, едва возникнув в кляксе. Это закон. Не знаю, почему, но без этого клякса не сохнет. Потом – по-разному, потом гибнуть уже не надо… И не кричи, пожалуйста. Я понимаю, это трудно: с облака в дерьмо. Ты даже не представляешь, как хорошо я тебя понимаю. Филология?! – нет, логофилия. Извращение. Болезнь. Все логофилы, все: пассивные, активные… всякие. Вышедшие в тираж рыцари, гордость Ордена Святого Бестселлера. Оруженосцы, близкие к выходу. Кнехты – толпы безвестных словолюбов, пускающих слюни от вожделения. Наемники, сбегающиеся под знамена очередного литзаказа. И читатели: многие, имя которым – легион. Не ведающие, что творят. Ты любишь читателей, рыцарь? Нет, правда, любишь?! Когда стоишь на людной площади без штанов – любишь? Под жадными взглядами, под липкими пальцами?! Под гильотиной?! Можешь не отвечать. Я же сказал, что понимаю тебя.

Понимаешь, кивнул я, успокаиваясь. Допустим. И чего же хочешь?

Помочь. Смотри, я раскрываю карты. Ты заинтересован в консервации процесса с твоей, рыцарской, стороны. Я заинтересован в продолжении процесса с моей, червивой, стороны, потому что в высохшей кляксе мне нечем дышать. Или питаться, если так яснее. Наши интересы можно совместить.

Ты знаешь, как? – спросил я. Дышать и впрямь было трудно. Мне казалось, что я начинаю чувствовать подобно ему: клякса сохнет, и я задыхаюсь.

Знаю, сказал Червь. Тебе надо убить главного героя. Кто там у тебя главный? С которого началось?

Бут-Бутан, сказал я, нервно хихикая. Куриный Лев. Зачем мне его убивать? Лучше я о нем дальше напишу. Тома на три. Сейчас сериалы в моде.

Напиши, согласился Червь. Тома на три. Здесь убей, а там напиши. Как о живом. Приключения, подвиги, юморок. Бут-Бутан и Проклятье Королей. Бут-Бутан и Призрак-в-Опере. Бут-Бутан и Семеро Козлят. Главное: здесь – убить. И чтоб непременно ты, а не кто-то другой. Не бойся, я помогу. Я рядом. Этот гаденыш сюда идет. Я чую, я такие вещи всегда чую. Он придет, мы его схватим, и ты его убьешь. Тебе как лучше? Ножом? Копьем? Столкнуть со скалы? Отравить? Не бойся, мы его подержим. Это пустяки – убивать. Ты их сотнями мочишь. Тысячами. Одним больше, одним меньше…

Ты псих? – спросил я.

Не кричи. Рыцарь, я предлагаю тебе выход. Убей главного героя здесь, вернись и продолжай писать о нем как о живом. Три тома. Четыре. Сколько угодно. И процесс свернется, как кровь, выступившая из пустячной царапины. Сразу. Будешь спать спокойно. Все время, пока станешь о мертвом писать как о живом, будешь спать спокойно. Словно младенец. Твоя жизнь – единственная реальность. А это – клякса. Убей и уходи. Позже, когда начнешь делать новую кляксу, найди меня. Или мне подобного. Второй раз легче: убить и уйти.