Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж - Генри Олди

Книжный.

Нежный.

Червь.

И пусть мои книги сгниют в букинистике, если мы не были чем-то похожи!

– Я вас именно так и представлял, Влад. Облик рыцаря можно составить, имея представление о кляксе. Безалаберный, но жизнеспособный. Остряк, но тонкости лишен. Увлекателен, но неглубок. Романтичен, но без пафоса. Мастер интриги, хромает в подтексте: скатываясь в штампы, успевает застрять на краю. Короче, истинный рыцарь, без страха и упрека. В Ордене таких большинство.

Он был гибкий, розовый и обаятельный.

Словно только что со страниц Оскара Уайльда.

– Ну как, Влад? Потолкуем по душам? Высокие договаривающиеся стороны придут к соглашению?

– По душам – это значит в присутствии конвоя? – кивнул я на дюжину сопровождающих. – Кто такие? Камердинеры? Гувернеры? Доброжелатели?

– Лучники, Влад. Просто лучники.

– А где их луки?

Он шагнул ближе, сразу оказавшись вплотную. Запах мускуса. Блеск глубоко посаженных глаз: две поздние вишни, темные-темные. Складка между бровями похожа на букву «W».

– А это у тебя, дорогой рыцарь, спросить надо: где их луки?

И я понял, о чем он.

Стыдно.

Ох, до чего же стыдно!..

Книжный Червь присел на травку, скрестив ноги немыслимым образом. Мигнул обезлученным лучникам: прочь шагом марш! После глянул на врачиху: занятая тихим разговором с внуком, старуха не интересовалась нашей беседой. О волхвах и речи не шло: слишком далеко прятались.

– Давай начистоту, рыцарь. У тебя процесс. Думаю, впервые. Иначе ты бы не допустил такого бесконтрольного развития. Ты заинтересован в скорейшей консервации процесса, но по каким-то причинам не делаешь этого обычным способом. Не подписываешь контракт, например. Не торопишься закончить текст. Или еще что… Но ты должен, обязан, не можешь не знать, если вышел в тираж: этот случай у тебя первый, но не последний. Я доходчиво излагаю?

– Не то слово. Прямо в душу льешь.

– Иронизируешь? Это правильно. Какой у тебя нынче круг? Третий? И на подходе четвертый?! А там начнется лавина: смешенье кругов, форсаж взаимовлияния… Влад, тебе кто-нибудь объяснял, что это значит?

– Не объясняли. Ждали, пока ты объявишься.

– Теперь дерзишь. Мне нравится. Чувствуется характер… Так нам будет легче договориться. Хорошо, я объясню.

Червь снова улыбнулся, на сей раз не смыкая губ.

У него были очень плохие зубы.

XII. Уездный городок N, или Девять кругов карусели

Не нравится мне этот Снегирь, причем категорично.

Недавно сошлись с одним продавцом книг в том, что он наверняка курит травку. Продавец сказал: «Без анаши хрен разберешься. Нельзя такое написать, будучи в ясном уме и трезвости…»

В уездном городке N было три достопримечательности: особняк князей Мозгляк-Петровичей, по четным дням арендуемый «Фронтом Национального Спасения», а по нечетным – ЦИК Житомирского раввинната, далее конная статуя на площади Свободомыслия, изображавшая вышедшего к Херсону матроса Железняка, и наконец известный литератор Х, мастер космической оперы, проживавший в доме номер шесть по тупику им. НТР. Гостям и туристам, сдуру оказавшимся в N, сперва показывали особняк, затем статую, литератора же не показывали вовсе, по причине занятости и редкой вменяемости последнего. Так, бросали вскользь, ведя добычу мимо книжных россыпей, безмерно уродившихся в этом году: «Наш земляк! Можем, знаете ли, собственных Платонов и быстрых разумом тевтонов…»

Так и жили.

Дети бегали в школу мимо особняка, стреляя по кариатидам горохом из трубочек, голуби обильно гадили на бронзовую бескозырку Железняка, N-цы мерили бытие аршином перекуров и перерывов, бабы мимоходом рожали, мужики скупо платили алименты, предпочитая пиво, а в далекой тайге тем временем гектарами вырубались деревья, дабы крупное столичное издательство могло удовлетворить потребности масс в трудах литератора Х.

Первым пострадавшим стал мэр.

Если не считать литератора, но тот, занят и невменяем, молчал.

Отдавшись в руки дантистам-вредителям из стоматкабинета «Турбина» и очнувшись после общего наркоза (их превосходительство очень боялось мук…), мэр поведал дома жене страшную историю. В истории фигурировал Главный Иноплатенян (армянин?), а также его подручные-киборги с антеннами и плоскими ушами, которые терзали голого мэра с целью выведать у него способ проникнуть на их секретную базу, минуя нейтрон-засовы и нейтрин-замки. Супруга внимательно выслушала благоверного, угостила рябиновкой, налила по второй и дала совет не срамиться. Видимо, супруги иных пострадавших, кто терял сознание в те роковые дни, попадая в щупальца Главного Иноплатеняна, дали любимым аналогичные советы, – ибо дети стреляли горохом, голуби гадили, бабы рожали, а пиво текло рекой.

Редкие же счастливчики, рискнувшие поведать друзьям о виденьях постапокалипсических, оперо-космических и научно-фантастических, наслаждались честно заработанной славой.

На исходе третьей недели после явления мэра в злополучную «Турбину» можно было наблюдать меж N-цев странную картину. Заспанные обыватели, выходя утром на работу, чесали в затылках и морщили куцые лбы, словно пытаясь вспомнить зыбкий сон, но склероз одолевал. Тем не менее лица горожан (иногда втайне даже для обладателей оных лиц) выражали смутный ужас и омерзение, вызванные ночными кошмарами, а центральный кинотеатр «Луч света» безнадежно пустовал, хотя дирекция весьма рассчитывала на стереоверсию «Чужих-9». Расход пива вырос втрое, отчего пришлось ввозить кеги темного «Аввамелеха» и светлого «Опанаса» из губернского центра Z, рождаемость упала, а дети очень серьезно играли в «Глав. Иноплатеняна», прогуливая уроки и называя трубочки для гороха «бластерами». Трезв и безумен, литератор Х бегал по улицам и площадям, пугая собак истерическими воплями, но карусель продолжала вертеться. Ибо в далеком столичном издательстве, заведовавшем вырубкой лесов и посевом разумного, доброго, вечного, некий «Особый отдел» прошляпил, проморгал и прозевал выход в тираж маститой N-ской достопримечательности.

Часы брезгливо крутили стрелками, банка дня громыхала, привязанная к хвосту кошки-ночи, и наступил срок, когда граждане перестали судорожно вспоминать сны, потому что вспомнили. Рождаемость прекратилась. Кинотеатр закрылся на ремонт. Горох застрял в трубочках. Пиво – в глотках. Письма в администрацию президента результата не возымели. Мэр подал в отставку. Люди бродили от княжеского особняка к статуе революционного матроса, натыкаясь друг на друга, и в глазах мещан чернота дальнего космоса освещалась вспышками лазеров, в умах кишели злобные киборги с антеннами, плоскими ушами и дурным характером, а в сердцах кипела тоска по рутине привычных будней, доводя слабонервных до инфаркта.