Тролльхеттен - Сергей Болотников

— Мы уже здесь… — произнес Владислав в пустоту, а потом озадаченно замолчал.

В голову лезла всякая чушь. Голуби ходили под ногами, нежно ворковали и поглядывали на высокого человека то одним, то другим горящим оранжевым глазом. Чуть в стороне, у давно не вывозившейся помойки птиц собралось великое множество — никем не сгонявшиеся, они таскали всякую разлагающуюся дрянь и пугливо разлетались, когда в их тесный кружок приземлялась потрепанная серая ворона. Владу почему-то пришло в голову, что мусорный бак не вывозили уже больше недели, вон отбросы живописной кучкой лежат вокруг ржавого короба, напоминая средневековые укрепления. А уж запах! То-то во дворе никого нет.

Через узкую арку Владислав вышел на Школьную улицу, а с нее повернул на Стачика и позже — на Верхнемоложскую. Движение было вялое, машин мало, а на каждом углу, напоминая безумной раскраски грибы, выросли тенты уличных кафе. Людей там было много, столиков не хватало, и некоторые принимали пищу стоя, задумчиво глядя вдоль улицы. Выглядело это так, словно весь район одновременно поразил тяжелый случай голода. Кучки автомобилей стояли нос к носу неподалеку — дверцы раскрыты, из нутра, смешиваясь, несется разноплановая музыка. Проехал старенький грузовик, душераздирающе скрежетнул передачей. В кузове было полным-полно древнего барахла. Пятидверный, дубовый навскидку, шкаф выделялся среди него, как Эверест среди остальных Гималаев. Пыль вилась за старой машиной, заставляла щурить глаза.

Когда он был уже неподалеку от Центра, его окликнули. Влад обернулся, зашарил взглядом, пытаясь отыскать среди пестрой толпы позвавшего. Но тот нашел его сам:

— Привет, журналист! — бодро поприветствовал Степан, подходя.

Выглядел он неплохо, если бы не подживающий синяк под глазом.

— Здравствуй, — сказал Влад, а потом, чуть помявшись, добавил: — А тебя что, уже выпустили?

— Выпустили, — произнес Степан, — как есть выпустили, — он осторожно коснулся фингала и добавил: — И печать на прощанье поставили.

Влад сочувственно покивал, не зная, что сказать, но Приходских позвал его по делу:

— Слушай Влад, — быстро сказал он, — тут помощь нужна.

— Моя помощь? Тебе написать что-нибудь?

— Да не! — махнул рукой Приходских, — не твоя, в смысле, не конкретно твоя. Тут любой подойдет. У тебя как со временем?

— Обширно, — сказал Владислав.

— Ну, пошли, там недолго. — И Степан за рукав увлек Сергеева в сторону одного из закрытых дворов.

Окруженный со всех сторон бетонными коробами домов, двор этот как две капли воды напоминал Владу собственный. Даже горная цепь мусора у баков была примерно той же высоты.

— А что, и у вас не вывозят? — спросил Влад.

— Что? А, да, не вывозят, — ответил Приходских. — Да теперь в городе вообще черте-то творится! Ну не суть, тут вещи дотащить надо. У меня тетка переезжает, надо бы мебель хоть частично погрузить.

— Это здесь что ли? — спросил Владислав, тыкая пальцем в давешний грузовик, что устало пофыркивая примостился перед третьим по счету подъездом. В кузове его на этот раз был другой скарб, впрочем, не менее древний.

— О! — выдал восклицание бывший сталкер, — уже подъехали. Ну, нам же проще будет.

У деревянного, крашенного жизнерадостной синей краской борта, Степана ждала низенькая, сморщенная до невозможности старушка, которая смотрела на подходящих строго и с некоторым раздражением. По долгу службы много общаясь с людьми, Сергеев сразу понял, что она сейчас скажет. И вправду, блеснув двумя стальными коронками в глубине рта, бабка сварливо высказалась:

— Долго бегал! — потом взгляд ее переместился на Влада, и она добавила. — Этот что ли помощник? Больно хилый.

— Покидаете наш город? — спросил Влад, не реагируя на «хилого».

— Покидаю, — ответствовала бабка, — в некотором роде. Да вы не стойте, там еще осталось.

В этот момент дверь подъезда с грохотом отворилась, и из темной его пасти появились двое, волочащие массивный, почерневший от времени, комод. Один из его ящиков наполовину выдвинулся, из-за этого сей предмет мебели стал похож на исполинскую собачью морду с устало высунутым языком. Причудливо изогнутые дверцы комода только дополняли сходство. А потом Сергеев увидел, кто тащит этот антиквариат, и удивился — потому что тащили его, отчаянно напрягаясь, те давешние ханурики, Степановы собутыльники.

«А с виду не скажешь, что могут такое утащить, алкаши заморенные». — Подумал Влад.

Но и для Степана эти двое стали самой настоящей неожиданностью.

— И вы здесь? — воскликнул он удивленно, вложив в это высказывание столько эмоций, что стал на мгновение похожим на актера в драматической роли.

Ханурики, отдуваясь, приземлили комод на землю (ощутимо задев одной из его ножек за бетонную ступеньку, отчего она, ножка, опасно скрипнула), и один снисходительно крикнул Степану:

— Мы! Ты иди, иди, не стой столбом.

Были они абсолютно трезвыми, как, кстати, и сам Степан. Влад попытался вспомнить: не этих ли ударников наемного труда он видел вчера в невменяемом состоянии у палатки со спиртным, но так и не пришел к какому-то мнению — могли быть они, а могли и не они, эта алкогольная братия вся на одно лицо.

Приходских затопал в темное нутро подъезда, озадаченно озираясь на принявшихся грузить шкаф собутыльников. Кажется, он ничего не понимал.

— И когда она их позвать успела? — сказал он Владу, поднимающемуся позади по обшарпанным бетонным ступенькам. В подъезде было пыльно, темно и пахло кошачьими экскрементами.

— Куда старушка-то едет? — спросил Сергеев.

— А, не знаю, — ответил сталкер, — не говорит. Сказала — все сама сделает. И вишь — делает!

— Разве такое бывает? Ты же ее родственник и не знаешь, куда она едет?

— Ага, родственник, — осклабился Степан, — и, причем, единственный. И мне! — с громогласным пафосом воскликнул он. — Единственной родной душе не сказала!

В крохотной однокомнатной квартирке подняли расшатанный столик с резными ножками — единственный оставшийся предмет обстановки — и поволокли его вниз, то и дело задевая за стены, густо исписанные неандертальским граффити. Подъезд был старый, заслуженный.

У выхода возня с мебелью уже закончилась. С трудом погрузив столик на грузовик, Степан взял у бабки ключи от квартиры и побежал наверх. Влад было дернулся за ним, но раздумал. Старуха обреталась рядом.

— Что ж вы Степану не скажете, куда уезжаете? Он же должен знать… — наконец сказал Сергеев.

— Ничего он не должен, — оборвала его старуха, — а то сдуру еще за мной попрется. А я уже старая, — неожиданно добавила она, — мне теперь один путь — в землю. Вот туда я, считай, и собралась. — После этого несколько претензионного объявление тетка Степана повернулась и неторопливо побрела к кабине грузовика.

На приступке она остановилась, и проговорила с некоторой теплотой:

— Степану скажи, чтоб не волновался. Они знают, куда ехать, — старуха кивнула в сторону снисходительно скалящихся хануриков в кабине (один из них сел за руль, хотя раньше Влад был уверен, что эти двое машины отродясь не имели). — Довезут.

Сергеев хотел, было, хоть что-то сказать, чтобы подождала Степана, пока он спустится вниз, а потом раздумал. В конце концов, проблема здесь была, похоже, сугубо личного характера.

Грузовик взревел двигателем (клапана которого отчаянно стучали), с треском включил передачу и отчалил, производя столько шума, что в окнах соседних домов один за другим появлялись силуэты озадаченных жильцов. Из подъезда выскочил Приходских, все еще с ключами в руке, и ошеломленно проводил взглядом уезжающий грузовик.

— Как это? — тупо спросил он.

— Степан, — сказал Влад, — это конечно не мое дело, но твоя родственница… она на учете не состояла у врачей?

Приходских качнул головой. Сказал:

— Вот оно как обернулось… Знаешь, Влад, — он повернулся к Сергееву, — если какие соображения будут, ты звони. Тебе телефон продиктовать?

Владислав качнул головой, он его помнил.

— Тогда до скорого. Извини, дела есть. Спасибо, что помог. — И Степан поспешно зашагал прочь, в сторону, куда только что уехал грузовик. На полпути он заметил, что все еще сжимает ключи от бабкиной квартиры, и засунул их в карман.

Пожав плечами, Владислав пошел в сторону прямо противоположную. Все происходящее заставляло задуматься, что не только Степанова бабка находится на учете у психиатра. Возможно, что и у ее племянника с головкой проблемы. Все-таки, затянувшийся бытовой алкоголизм…

И эта фраза старухи: мол, в землю ей пора. Дурацкое выражение напомнило Владиславу его инструктора по вождению, большого мастера по изречению психоделических истин. Одна из его любимых сентенций звучала так: «К пятидесяти годам вас потянет к земле», и имелось в виду вовсе не предчувствие скорой могилы, а всего лишь безобидное желание поземледелить, поокучивать грядки. Но тут явно речь шла не о грядках. И закапывать собирались совсем не старую проросшую картошку.