Звезда курятника - Елена Логунова

Вадик сел, поморгал и задал оставшимся потрясающий вопрос:

— А в чем дело?

— Это мы у тебя хотели бы спросить! — возмутилась я.

— Нет, это я у тебя хочу спросить. — Вадик не дал мне договорить и совершил еще один странный поступок: ерзая на заднице, он быстро отполз в дальний угол и уже оттуда вопросил голосом, срывающимся на крик: — Вот ЭТО ты называешь польской полукопченой?!

Я посмотрела в ту точку на полу, куда указывал Вадиков палец, и увидела на ковре прозрачный полиэтиленовый кулечек, а рядом с ним — вывалившуюся на палас колбасу. Кольцо немного развернулось и выглядело очень странно: все в ярких цветных пятнах — красных, зеленых, синих.

— Это что, плесень?

Удивленная тем, что купленная поутру колбаса так быстро и жутко испортилась, я подошла поближе, присела на корточки и… из положения «упор-присев» прыгнула в угол к Вадику.

— Спятили вы, что ли? — не выдержал Серега.

— Спятишь тут, — тихо сказал Слава, в полном соответствии со сказанным начиная медленное отступление в коридор. — Не орите! Не пугайте ее!

— Кого — Ленку? — переспросил тугодум Серега. — Куда ж ее еще больше пугать, и так уже сидит на четвереньках под столом, как курица в клетке!

— Курица была бы не на четвереньках! — обиженно возразила я.

— Цыц, курица! — опасно прищурившись, прошептал Вова. — Я понял, это не колбаса, это змея! Щас я ее того!

Отважный сантехник-водопроводчик, успевший обменять сценический реквизит на собственный специнструмент, выдернул из видавшего виды бесформенного портфеля здоровенный гаечный ключ, широко шагнул к ужасной разноцветной змее и стальными «рожками» ключа прижал голову рептилии к полу.

— Я видел, как работают змееловы в Каракумах, — похвастался Вова. — В таком положении змея ничего не может сделать.

— По-моему, змея и не хочет ничего делать, — сказал Серега, так и не тронувшийся с места. — Может, она тоже в обмороке? Вадька так орал, что тварь свободно могла окочуриться от страха!

— Или от разрыва барабанных перепонок, — подсказал из-за Серегиной спины Слава.

Немного пристыженные, мы с Вадиком выползли из укрытия и подошли к Вове, который с ребяческим интересом рассматривал свою добычу.

— Кто это? — спросил Вадик свежезамороженным голосом светской львицы, обнаружившей на своем приеме уличную девку.

— Пока могу сказать тебе только одно: это не польская полукопченая, совершенно точно, — ответила я, в обход скульптурной группы «Сантехник со змеей» пробираясь к телефону на столе. — Конкретнее надеюсь узнать у одного специалиста по разным гадам… Алло! Венька, ты сейчас где, у себя в зверинце? Отлично! От тебя до нашей конторы пять минут пешим ходом, пробегись, а? Только быстренько, мы не знаем, сдохла эта гадина или всего лишь в обморок упала!

— Гадина — это кто? — насторожился приятель.

— Надеюсь, это ты мне скажешь, кто! — ответила я. — Какая-то невообразимая змеюка, цветастая, как цыганская шаль!

— Ярко окрашенная?

— Ярко окрашенная — это слабо сказано! Да по сравнению с этой гадиной твой пропавший арлекиновый аспид просто бледная ливерная колбаса! — прокричала я.

— Я сейчас! — пообещал Веня, и в трубке тут же пошли гудки.

— Минуты через две прибежит, — сообщила я народу, ожидающему результатов моих переговоров с обещанным специалистом по гадам.

— Кстати, о колбасе, — сказал вдруг Вадик. — Хотелось бы знать, куда же подевалась полукопченая польская?

— Может, она ее съела? — предположил Вова.

Мужики критически осмотрели змею, прикинули на глазок ее длину и диаметр и пришли к выводу, что небольшое колечко колбаски в ней вполне могло поместиться.

— То колбасное кольцо, которое ты покупала, оно было небольшим? — обернулся ко мне Вадик.

Я молча кивнула.

— Возможно, колбаса внутри, — постановил Вадик.

— Может, разрежем? — предложил Вова. И ребром свободной от удержания гада левой руки рубанул воздух.

— Не… на… до… резать! — выдохнул от двери подоспевший Веня. — Уф-ф-ф… Как я бежал!

— Как олень, — польстила ему я. — Венечка, посмотри, кто это тут у нас?

Мужики расступились, пропуская специалиста по гадам к телу пресмыкающегося. Венечка присел на корточки и так витиевато выругался, что сантехник Вова посмотрел на него с уважением. Я даже бровью не повела и слова не сказала, дожидаясь, пока расстроенный биолог начнет разговаривать человеческим голосом. И дождалась:

— Зачем вы ее покрасили? — спросил Веня.

— Веня, клянусь тебе, мы эту змею и пальцем не трогали, правда, мальчики?

— Боже упаси! — открестился Вадик.

— Пальцем не трогали, только гаечным ключом, — подтвердил Вова.

— Мы сию гадюку получили в этом самом виде, — добавила я. — Вадька, где ты ее взял?

— В твоей сумке. Лежала там, в кулечке, маскируясь под колбасу!

— Это была не змея и тем более не гадюка, — покачал головой Венька, ласково погладив рептилию по спине. — Это была ящерица веретеница, совершенно безобидное существо.

— Мне нравится слово «была», — пробормотал Вадик.

— Рассказывай, ящерица! — не поверил Вова. — А ноги у нее где?

— Это безногая ящерица, — сказал Венька. — Она только с виду похожа на змею. На самом деле веретеницу очень легко отличить, потому что у нее есть веки, а у змеи нет. Надо просто посмотреть ей в глаза: если моргает — значит, это веретеница!

— А почему она такая пятнистая? — Вова убрал с шеи несчастной веретеницы гаечный ключ, в голосе его звучало сочувствие. — Болела чем-то?

— Краснухой, например, или бубонной чумой? — предположил Вадик.

— Восточносибирской язвой, — прошептала я.

Венька смотрел на рептилию подозрительно блестящими глазами:

— Она не болела, ее какой-то мерзавец с головы до хвоста выкрасил разноцветной нитроэмалью, и бедняга элементарно задохнулась!

— Какая ужасная смерть! — всхлипнула в коридоре чувствительная Сашенька.

— Так, мне все ясно. Веня, могу я попросить тебя заняться погребением многострадальной веретеницы? — попросила я. — Я сегодня уже пережила одни торжественные похороны, боюсь, на вторые меня не хватит!

Приятель молча кивнул, явно глубоко скорбя.

— Тогда я с вами прощаюсь! — сказала я, имея в виду, что с коллегами расстаюсь до завтра, а с дохлой веретеницей — навсегда.

Схватив со стола свою сумку, я быстро вышла из редакторской. Никто меня не остановил: коллеги молчали, уважительно чтя память погибшей ящерицы.

— К фаню! К тьаню! — затопал ногами Масянька, завидев меня.

Произнести слово «слон» человечку, который не выговаривает букву «эс», весьма непросто, но я поняла желание малыша:

— Хорошо, идем в сквер со слоном.

Мы двинулись в сторону парка со скоростью трехногой черепахи, делая продолжительные остановки у каждого интересного объекта — канавы, непросохшей лужицы, россыпи гравия, оборванной водосточной трубы и так далее. Вооружившись пластмассовой лопаткой, немного помогли устало пыхтящему экскаватору, который рыл траншею под трубы канализации, и, не потеряв интереса к землеройным работам, в «слоновьем» сквере направились прямиком к песочнице.

Забравшись на кучу песка, ребенок, как вождь мирового пролетариата, простер вперед правую руку и произнес пламенную речь:

— Лопат! Исе лопат! Фовок! Глямля! Сиить! И фом для фигуй!

Какая-то бабуля, степенно выгуливающая тихую девочку в бантах и рюшах, посмотрела на меня с укором. Давая ей понять, что мой ребенок не ругается, а говорит на младенческом русском языке, я озвучила программное заявление малыша, как синхронный переводчик:

— Лопатку, еще лопатку, совок, грабли, ситечко и формочки для фигурок!

Мася энергично кивнул и пошевелил пальчиками протянутой руки, торопя меня выдать ему затребованный набор инструментов. Я вытряхнула в песочницу содержимое погромыхивающего пакета и с чистой совестью отошла к ближайшей лавочке: ребенок нейтрализован минут на пятнадцать, теперь я могу немного отдохнуть.

Бездумно посидеть не получилось. Глядя на роющего песок малыша, я подумала, что занимаюсь примерно тем же самым, когда пытаюсь частным образом выяснить причину и обстоятельства смерти Димы. Кто его убил, зачем и, главное, почему именно на моем балконе?! Действую я бессистемно, потягивая за случайно подворачивающиеся ниточки, большинство из которых выдергиваются с неинформативным свистом, как резинка из штанов, что приводит, как и в случае с резинкой, к новым драматическим событиям. Из пяти человек, гостевавших у меня в то роковое воскресенье, трое уже мертвы, а что делаю я? Я тупо копаю, словно ищу клад, точное местоположение которого неизвестно! Копну в одном месте — пусто, отойду на пару шагов, копну еще — опять пусто, снова отойду, снова копну — ага, что-то звякнуло! Вытаскиваю из земли одинокую шестеренку и начинаю вертеть ее так и сяк, пытаясь приладить к другим нарытым железякам. Как будто собираю головоломку, части которой приходится предварительно добывать с лопатой в руках!