Воин Бездны - Алексей Головлев

Бастиан разочарованно махнул рукой.

– Как это один? – Эрван осторожно попробовал уйти от неприятной темы. – Ну ладно, я дурак, не спорю… Но есть ведь офицеры!

– Да ну? А где ты их видел? – Бастиан невесело хохотнул. – Лоэ просто наёмный лекарь…

«Так уж и просто!» – усмехнулся про себя Эрван, но возражать не стал: себе дороже!

– Салаун… Ну что сказать: моряк от Бога, в этом ему равных нет. Но офицер? Он ведь звание получил, только когда его ненаглядную посудину на службу призвали: раньше на вольных хлебах пасся. Он человек моря, для него поход сквозь глубину – вызов. И он хочет его принять, устроен так. А о том, каково при этом остальным, он и не думает толком. Не потому, что злой или дурак: опять же, так устроен.

Боцман тяжело вздохнул.

– Вот и получается, что офицер на «Горностае» один – я. А судно очень непростое: на торговой шхуне экипажа – раз-два и обчёлся, им управлять легко. На конвойном корабле или, к примеру, тяжёлом рейдере офицеров до черта, да и в команду абы кого не набирают. А у нас – вертись как хочешь.

Боцман снова вздохнул: глубоко и тяжко, словно кит.

– Думаешь, почему я в тебя, молокососа, вцепился? Глаза твои понравились? Да ничего подобного: просто была на тебя надежда.

Он отвернулся. Глухо произнёс:

– А ты… Подвёл меня сегодня. Крепко подвёл.

В который раз за день Эрвану захотелось провалиться сквозь дощатый настил. Он почувствовал, как запылали уши. Хотел что-то возразить, оправдаться… И не знал как. Его охватил жгучий стыд.

Бастиан, искоса наблюдавший за ним, вдруг усмехнулся, беззлобно и даже весело: видно, понял, что творилось у Эрвана в душе. Подмигнул.

– Только не причитай как Яник: не буду, мол, больше, простите, дяденька… И возраст не тот, и должность не та. Просто мотай на ус: опасность не только за бортом, в кубрике – тоже. Дошло?

Эрван кивнул:

– Дошло. Только… Я вот подумал… Может, оно и к лучшему, что в команде единства нет? Ты же сам сказал: совпал у них интерес – и вот он бунт! А если они сдружатся, к согласию придут, да нас – за борт? На кой тогда нам их сплочённость?

Боцман ответил не сразу. Поморщился, кивнул с явной неохотой.

– Отчасти ты прав, да. Но только отчасти. Разобщённая команда – это и не команда даже – так, рыбий корм. Не матросы наш враг – океан. И он-то никуда не делся! Печёнкой чую: есть у него кое-что в запасе, на нас хватит.

Он угрюмо посмотрел на темнеющие с каждой минутой волны.

– А не океан, так фоморы постараются.

– И что делать-то? Неужели всё так плохо?

Боцман рассеянно посмотрел на Эрвана. Пожал плечами.

– Ну не то чтобы совсем… Парни они неплохие, моряки опытные. Да и в головах есть кое-что: обучить можно. Дали бы мне с ними походить год, а лучше два – такую бы команду сделал! И флагману не стыдно. Даже и сейчас кой-какие подвижки есть – до нынешнего дня они держались молодцами…

Боцман покачал головой.

– Мне их жалко даже: натерпелись – не дай бог никому. Мы вышли из Морского Ключа в мае, так? А сейчас июль кончается: выходит, трёх месяцев не прошло…

Он замолчал, посмотрел на Эрвана. Поднял кулак, начал разгибать пальцы – от мизинца к большому.

– За это время: удирали от фоморов во всю прыть – раз; напоролись на ловушку и дрались-таки с фоморами – два; обнаружили, что дальше плыть впроголодь, – три; прошли через Стену Туманов – четыре; и наконец, на их глазах Страж сожрал рейдер целиком – от киля до клотика. Не многовато?

Эрван молча смотрел, как кулак Бастиана раскрывается в ладонь. Когда повисла пауза, задумчиво кивнул.

– Они не преступники. Они боятся. До одури.

– Верно. Только нам не легче: какая разница, кто тебе глотку перережет – бандиты или толпа перепуганных идиотов? Единственное, что меня радует, – страх победить можно. Правда, не насовсем: до поры до времени… Но если наш поход будет продолжаться в том же духе, людей никакие уговоры не остановят. И тогда…

Эрван во все глаза смотрел на боцмана. Таким его видеть ещё не доводилось: сгорбленные плечи, усталый взгляд, низко опущенная голова…

Что это? Если просто переутомление, ладно… Неуверенность в себе? Если так, то плохо… Очень плохо… Или того хуже – обречённость?

Эрван замялся, пытаясь выразить мысль поделикатнее:

– Э-э-э, Баст… А все таки, ты как думаешь – мы справимся?

– С командой? Или вообще? – Похоже, вопрос не застал боцмана врасплох. – Не всё от нас зависит: может, прям сейчас к нам какая нибудь дрянь плывёт – ам! И все дела!

Бастиан невесело рассмеялся.

– А что до экипажа… Неделя у нас есть точно – раньше они бузить не станут. Но смотреть всё равно надо в оба глаза, особенно за Эрле. А если что из моря вылезет… – Боцман кивком указал за борт. – Этого мы ни предвидеть, ни изменить не можем, а значит – и думать не стоит.

Он замолчал. Зябко передёрнул плечами – словно только что заметил, как похолодало к вечеру. Осторожно, тщательно огляделся и понизил голос – почти до шёпота:

– Ладно. Пойдём. А то подслушают, чего доброго. Нам оно надо?

Эрван Гвент. Дневник.

…безумный. Я не знаю, с чего начать, что записать в первую очередь: в голове каша, ни черта не соображаю, хуже Гоэла. Сколько всего: и неудачный бунт, и беспомощность, и унижение… Куча всяких сведений… Именно куча, все вперемешку: и Британия, и фоморы, и фаэри, и глубина… Конечно, надо бы все это обдумать, да только ничего путного в голову не идёт. Может, я тупой? Надо будет спросить Яника, кто ж ещё мне правду скажет!

Наверно, остальные парни чувствуют то же, что и я: усталость, желание лечь и не вставать никогда… И ещё облегчение: наконец-то закончился этот несуразный день! А обдумывать – извините, это не сейчас, потом когда-нибудь.

Наверное, я должен чувствовать гордость: как же – оказалось, что от нашей экспедиции чуть ли не судьба рода людского зависит!

Угу. А как вспомнишь перетрусивших матросов да себя, красавца, привязанного к мачте… Непонятно, смеяться или плакать. Хороши защитнички!

Почему мы, а не «Дракон»? Наверное, они бы справились… Почему из всех кораблей эскадры уцелел один – самый маленький и слабый?

Мысли вертятся, вертятся… Покоя не дают: сижу вот, огарок жгу… И ещё: не знаю даже, стоит писать или нет – вспоминать не хочется.

Ладно, с собой чего лукавить…

Когда Бастиан предложил уходить, я согласился не сразу. Произнёс неуклюже – не так, как хотел, и не совсем то…

– Баст, я имел в виду не только команду. Судьбу экспедиции. И нас всех…

Бастиан уже собрался было спускаться на палубу, а тут замер: я не столько увидел, сколько догадался – темно уже было.

– И?

Голос у него был какой-то странный, силюсь объяснить сам себе, а не могу. Да ещё не видно его было толком… Показалось даже, что вместо Бастиана кто-то чужой стоит. Жутковатое ощущение…

Ну вот. Я спросил:

– Баст, как думаешь – мы вернёмся домой? Пусть не все: хоть кто-нибудь?

Бастиан глухо ответил:

– Нет.

Глава 9

«Горностай». Судовой журнал.

Второй день малой седмицы, по римскому исчислению – 17 августа. В соответствии с последним приказом вверенное мне судно следует на запад. Состояние рангоута, такелажа нормальное. Ветер южный, средней силы, волны средней высоты, пологие.

Больных, раненых нет.

Испытываем острый недостаток пресной воды и провианта.

– Перерыв до склянок! Вместо обеда…

Поединщики разом остановились, с трудом переводя дыхание. Затем послышался глухой перестук – матросы швыряли клинки на палубу и без сил валились рядом.

Бастиан скривился… но лишь махнул рукой и двинулся на полубак, откуда за учебным боем пристально следил доктор.

Эрван и Конюх всё-таки добрели до фальшборта, устроились сидя: лежать пластом у всех на виду кадетское звание не позволяло.

Эх, лучше б вместо звания поесть дали… И воды – настоящей горной воды: чистой, холодной, прозрачной… А не того солоноватого пойла, что Лоэ намешивает…

– Эрван… – Голос Конюха прозвучал глухо и угрюмо. – Ты голода боишься?

Эрван с недоумением повернулся к однокашнику: тот, не мигая, смотрел на него исподлобья.

Эрван неопределённо хмыкнул.

– Нет, наверное… Хотя приятного мало, кто ж спорит.

– А ты его видел – голод?

Конюх по-прежнему не отводил взгляд. Эрван смешался: уж очень мрачным, едва ли не угрожающим выглядел старый товарищ.

– Ну… да. В горах, когда от фоморов скрывался, несколько дней только снег и ел – на завтрак, обед и ужин.

Конюх наконец отвернулся. Покачал головой:

– Ни черта ты не видел, брат! Голод – это когда сначала подъедают всё зерно, потом терпят, терпят – день, три дня, неделю… А когда уже невмоготу – идут в поле и жуют рожь – прямо с колосьев, ещё незрелую, пополам со спорыньёй… А когда посевы кончаются, жрут лебеду с подорожником – рты от них зелёные-зелёные… Никак не отмоешь.