Сергей Капица - Алла Юрьевна Мостинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иоффе стал выдающимся организатором советской физики. Под его руководством выросли такие великие ученые, как П. Л. Капица, Н. Н. Семенов, Л. Д. Ландау, А. П. Александров, А. И. Алиханов, Л. А. Арцимович, М. П. Бронштейн, Я. Б. Зельдович, И. К. Кикоин, Б. П. Константинов, Г. В. Курдюмов, И. В. Курчатов, И. Е. Тамм, В. А. Фок, Я. И. Френкель, Ю. Б. Харитон[5] — подавляющее большинство выдающихся советских физиков! Прекрасное подтверждение брошенной кем-то фразы, что талант тяготеет к таланту.
Но вернемся в Кембридж 1921 года.
Для Петра Леонидовича Капицы это было уже второе посещение Великобритании. Впервые он побывал здесь с целью изучения языка летом и осенью 1914 года. А с началом Первой мировой войны он вернулся в Россию, чтобы добровольно уйти на фронт…
Эрнест Резерфорд, под руководство которого попал Петр Капица, был не только великим физиком, но исключительно оригинальным в своих поступках, а с возрастом больше в своих оценках человеком. Петр Леонидович рассказывал, что однажды пригласил Резерфорда в гости и предложил ему послушать игру работавшего под его руководством Кирилла Дмитриевича Синельникова[6], который был весьма одаренным пианистом. Синельников вдохновенно играл Дебюсси, Прокофьева, Скрябина. Резерфорд внимательно слушал. Когда пассажи закончились, Резерфорд саркастически рассмеялся и сказал: «Это все, конечно, прекрасно, но при чем тут музыка? Вот Гендель — это музыка!»
Как Петру Леонидовичу жилось и работалось в Кембридже, можно понять из его писем матери — Ольге Иеронимовне.
«…Работать тут хорошо, хотя я еще пока не делаю самостоятельной работы… Плохое знание языка мне мешает изъяснять свои мысли. Я и по-русски-то плохо выражаю свои мысли…» (29.07.1921).
«…Вчера в первый раз имел разговор на научную тему с проф. Резерфордом. Он был очень любезен, повел в свою комнату, показывал приборы. В этом человеке, безусловно, есть что-то обаятельное…» (11.08.1921).
«…Rutherford ко мне все любезнее, он кланяется и справляется, как идут мои дела. Но я его побаиваюсь. Работаю почти рядом с его кабинетом. Это плохо, так как надо быть очень осторожным с курением: попадешься на глаза с трубкой во рту, так это будет беда» (12.10.1921).
«…Отношения с Резерфордом, или, как я его называю, Крокодилом, улучшаются. Работаю усердно и с воодушевлением» (25.10.1921).
«…Результаты, которые я получил, уже дают надежду на благополучный исход моих опытов. Резерфорд доволен, как мне передавал его ассистент. Это сказывается на его отношении ко мне. Когда он меня встречает, всегда говорит приветливые слова. Пригласил в это воскресенье пить чай к себе, и я наблюдал его дома. Он очень мил и прост. Расспрашивал меня об Абр. Фед. (Иоффе. — А. М., Н. Б.) Но когда он недоволен, то только держись. Так обложит, что мое почтение. Но башка поразительная! Это совершенно специфический ум: колоссальное чутье и интуиция… Он совершенно исключительный физик и очень своеобразный человек…» (1.11.1921).
«…У меня теперь лекции и доклады, и публика заваливает работой: кому помочь в подсчетах, кому сконструировать прибор… Я сейчас нахожусь в счастливом расположении духа, ибо дела двигаются не без успеха…» (3.02.1922).
«…Сегодня Крокодил два раза вызывал меня к себе по поводу моей работы. Он читал ее, переделывал некоторые места и, переделав что-нибудь, звал меня… Будет она напечатана в «Известиях Королевского общества» (вроде наших «Известий Академии наук») — самая большая честь, которую может тут заслужить работа… Успех окрыляет меня и работа увлекает…» (19.06.1922).
«…Я тебе уже писал, что затеял новую работу, очень смелую и очень рискованную… Но Крокодил дает мне еще одну комнату и согласен на расходы…» (5.07.1922).
«…Мои опыты принимают очень широкий размах… Последний разговор с Резерфордом останется мне памятным на всю жизнь. После целого ряда комплиментов мне он сказал: «Я был бы очень рад, если бы имел возможность создать для вас и для себя специальную лабораторию, чтобы вы могли работать в ней со своими учениками» (2.09.1922).
«…Главное уже сделано и дало головокружительные результаты… Масштаб работы у меня сейчас крупный, и меня всегда пугает это. Но то, что за мной стоит Крокодил, дает мне смелость и уверенность. Ты себе не можешь представить, дорогая моя, какой это крупный и замечательный человек» (14.04.1923).
«Я получил стипендию Кларка — Максвелла (крупная и почетная стипендия, выдаваемая на три года лучшему из работающих в лаборатории. — А. М., Н. Б.), а с ней и много поздравлений» (29.08.1923).
«…Крокодил говорит, что мне надо проработать здесь еще лет пять, а потом я могу диктовать сам условия…» (18.12.1923).
В декабре 1922 года Петр Леонидович организовал в Кавендишской лаборатории воистину «звездный» дискуссионный кружок, так называемый «Клуб Капицы», куда, в частности, вошли Джон Кокрофт[7], Патрик Блэкетт[8], Марк Олифант[9], Поль Дирак, Джеймс Чедвик[10], несколько позднее — Эрнест Уолтон[11] и др.
«…Я боюсь, что у тебя превратное мнение обо мне и о моем положении тут. Дело в том, что мне вовсе не сладко живется на белом свете. Волнений, борьбы и работы не оберешься… Кружок, мною организованный, берет много сил… Одно, что облегчает мою работу, это такая заботливость Крокодила, что ее смело можно сравнить с заботливостью родного отца…» — пишет П. Л. Капица матери 18 марта 1923 года.
Надо ли говорить, сколь дорого стоило изысканное общество молодых (некоторым из них не исполнилось в ту пору и двадцати пяти лет) физиков-интеллектуалов и джентльменов. Заметим, что дружеские отношения с Петром Капицей большинство из них сохранит на всю жизнь, несмотря на участие в сверхсекретных разработках современности.
С сентября 1926 года по рекомендации того же Иоффе у Резерфорда начинает работать 22-летний, в будущем известнейший советский физик, один из нескольких трижды Героев Социалистического Труда Юлий Борисович Харитон, сразу отметивший, что «у Капицы, в отличие от большинства других, «свое царство» в Кавендише».
На великого американского математика, создателя кибернетики Норберта Винера лаборатория Петра Капицы произвела исключительное впечатление. Позднее он писал: «…в Кембридже была все же одна дорогостоящая лаборатория, оборудованная по последнему слову техники. Я имею в виду лабораторию русского физика Капицы, создавшего специальные мощные генераторы, которые замыкались накоротко, создавая токи огромной силы, пропускавшиеся по массивным проводам; провода шипели и трещали, как рассерженные змеи, а в окружающем пространстве возникало магнитное поле колоссальной силы… Капица был пионером в создании лабораторий-заводов с мощным оборудованием…»
По решению Резерфорда для русского ученого Петра Капицы, специально для исследований в области физики сильных магнитных полей и физики низких температур, в Кембридже на базе Кавендишской лаборатории была построена новая отдельная современная лаборатория. На нее было истрачено 15 тысяч фунтов стерлингов, из средств завещанных Королевскому обществу английским химиком-меценатом и предпринимателем доктором Людвигом Мондом в 1923 году. Такой чести
