Алишер - Айгуль Шарипова

кажется, даже вздремнул, откинувшись на спинку. А Назара Петровича мучило два вопроса: что он скажет сыну и как помочь ребёнку, который отказывается.

Вечером того же дня Назар Петрович позвонил Андрею. Номер узнать оказалось легко – недалеко жил его друг детства. Он не помнил, когда в последний раз так волновался. Но решение принято, а бывший военный не привык отступать.

– Здравствуйте. Могу я услышать Андрея?

Тишина, которая казалось, длилась вечно.

– Да…Папа, это я.

Назар Петрович также долго молчал.

– С днём рождения, сын.

– Спасибо.

Может быть, ему показалось, но голос Андрея дрожал.

– Как ты? Людмила? Дети? – надо хоть как то уцепиться за ту незримую нить разговора, что связывала их сейчас. Казалось, положи трубку – и всё. Это будет началом конца.

– Хорошо, пап, – помолчав, добавил хрипло. – Ты бы зашёл, навестил внуков.

– Зайду, Андрей.

– Когда?

– Да хоть завтра!

– Завтра не могу, уезжаю…

– Ааа…Понятно.

– Нет! Ты не правильно понял, я на самом деле уезжаю. Назар едет на всероссийскую олимпиаду по математике. Я сопровождаю его.

– Кто летит, прости?

– Назар. Мой старший сын.

Назар Петрович начал часто-часто моргать, чтобы прогнать невесть откуда взявшиеся слезы.

– Я и не знал, что он мой тёзка.

– Он и похож на тебя, папа. Приходи, сам увидишь.

– Приду, Андрюша, обещаю. Ты позвони, как вернётесь. Расскажешь, что любят мои внуки и каких подарков ждут.

– Хорошо, папа, – казалось, он смаковал это слово и готов был повторять «папа» после каждого предложения.

– Ну, до свидания, сын. С днём рождения ещё раз.

– Жду встречи, папа. Спасибо, что позвонил.

Боже как просто. Набрать шесть цифр и поговорить. И как же он раньше не догадался. Столько времени потеряно. У него внук летит на всероссийскую олимпиаду, а он и не знал. Надо же быть таким упрямым ослом! Назар Петрович ругал себя разными словами. Но сердце его билось в ритме счастья. С Андреем-то он и обсудит, как быть с мальчонкой. Уже ведь осень, скоро и бабье лето помашет жёлтым платком на прощание.

На следующий день он спешил с радостной вестью на детскую площадку. Ему хотелось поделиться с мальчишкой своей новостью. И даже поблагодарить его. На улице холодно, и Назар Петрович вернулся домой за курткой. «Так ведь и пацан там мёрзнет», – осенило его. Он принялся рыться в вещах, но ничего подходящего не нашёл. Тогда взял еще одно одеяло, свою старую куртку и решительно пошёл во дворик. Мальчик вышел не сразу. Выглядел он иначе, чем вчера: понурый, вялый, глаза влажные и странно блестели. «Видно, плакал», – решил старик.

– На, накинь. У меня нет одежды твоего размера. Я куплю тебе куртку и тёплую обувь. Но, малой, надо что-то решать. Зима скоро. Тебе не выжить под балконом.

Молчит, будто и не слышит вовсе.

– Поешь. Пока всё горячее. Вот я тебе чаю еще принёс, в термосе. Крышку закрывай, и он до утра будет горячим. Понял?

Мальчик кивнул в ответ, всё так же молча.

– Ты чего молчишь-то?

Жмёт плечами, не отвечает. Странный он сегодня.

– Слушай…А как тебя звать-то? Вот уж три недели сидим тут с тобой, как кумушки, а познакомиться-то и не познакомились.

– Алишер, – прошептал тот.

– Как? – голос Назара Петровича стал сиплым.

– Алишер.

– Алёша… Алёша…

– Алишер, – упрямо повторил мальчик. – Меня зовут Алишер, не «малой», не «Алёша», не «пацан».

– Да что ты заладил-то? Понял я! Понял! – резко и громко вскрикнул старик. – Сидишь тут, как кисейная барыня, капризничаешь, помощи принять не хочешь. Того гляди помрёшь, и в твоей смерти тоже я виноват буду, да?

Мальчик удивлённо посмотрел на него.

– Молчишь? Глаза таращишь и молчишь. А я знаю, о чём ты думаешь! Помереть решил, засранец. А я мучайся до конца дней своих?! Ешь быстрей и спать ложись! Приду завтра.

Назар Петрович вскочил и быстрым шагом пошёл в сторону дома. Алишер пожал плечами, тяжело поднялся. Его качало, и он не смог отнести всё под балкон за один раз. Сперва отнёс пакет с едой. Пришлось возвращаться, но для этого он минут двадцать собирался с силами. Голова кружилась. И он уснул, так и не пообедав.

А старик вернулся домой и не смог сдерживать больше слёз. За всю жизнь их накопилось столько, что пожар потушить хватит. Хоть и многое он вытащил на свет благодаря мальчику. Но главная боль его сидела внутри. И боли этой имя – Алёша.

Есть такая пословица – седина в голову, бес в ребро. Ему исполнилось пятьдесят, когда он встретил Аню. Молодая, дерзкая, красивая. В свои двадцать семь уже дважды замужем. Она редко грустила, была полна оптимизма. Иногда он сравнивал свою жизнь с душной комнатой, а Аню с открытой балконной дверью, откуда тянет свежим воздухом. Он всегда с пренебрежением относился к похождениям друзей «налево». Не то что бы осуждал, но и не одобрял. А тут завертелось так, что и подумать некогда. Он помолодел, часто находился в жизнерадостном настроении, силы появились откуда-то, как у пацана восемнадцатилетнего, и он переделал кучу отложенных дел. Наташа, жена, конечно, всё понимала. И его поздние возвращения, и срочные командировки, и запах духов. Но молчала, как воды в рот набрала. А Аня уже вовсю кружила с разговорами вокруг его развода. И Назара Петровича всё чаще посещала мысль: «А почему бы и нет?». Ну а что? С женой давно душевной близости нет, все разговоры только о быте, сыне да что подарить Ивановым на день рождения. В интимной жизни и в молодые годы всё было пресно, не так воспитаны оба. А Аня… Аня была в курсе всех событий. Она отличала Рейгана от Рузвельта. Ей были интересны его достижения и, конечно, уровень доходов, военные льготы и наличие сбережений. В сексе она проявляла такую фантазию, что Назару Петровичу и на ум-то прийти не могло. Одевалась она стильно, со вкусом. Наташа, конечно, в свои годы выглядела тоже хорошо, ухоженно. Но не имелось в ней той харизмы, шарма, искры, чем так богата была Анечка. Дошло до того, что на юбилей к сослуживцу Назар Петрович пошёл с Аней, а не с женой. Конечно, Наташе тут же всё доложили, но и здесь она смолчала. Он был удивлён, но размышлять на эту тему не стал. Его закрутила-завертела лебединая песня молодости. А причина молчания супруги была проста. И в один прекрасный день она спокойно, как бы между прочим, сказала ему:

– Я беременна. Четыре месяца почти.

Он так и замер с открытым ртом на добрую минуту.

– А что ж ты раньше-то молчала? Ведь срок-то уже большой.

– Я бы и сейчас не сказала, если б живот уже расти сильно не начал. Ты ж ничего не замечаешь вокруг, не до того тебе сейчас… Ты, Назар, поступай, как считаешь нужным. Я неволить тебя не стану, уйдёшь – отпущу. Но и ребёнка не увидишь. Не