Невестка шамана - Мария Сергеевна Лукьянчикова

Все встало на свои места. Я позволила острым кусочкам мозаики в моей памяти складываться в целые фрагменты. Уже проглядывала та леденящая кровь картина, которая заставила бы зарыдать от боли любого, кроме меня самой. Мне уже было все равно. Вскоре отец Никиты побеседовал с врачом, осторожно приподнял меня, положил руку себе на плечо и медленно повел на дорогу. Со стороны села уже слышался собачий лай и вскоре показался Он.

Знаете, это как свет фонаря, дающий заблудшему дорогу во тьме, как спасательный корабль, который раздвигает волны и является тонущему, как рука матери, которую слепой младенец чувствует нутром еще до того, как она его коснулась, потому что так отчаянно в ней нуждается. Я увидела Никиту, легонько отстранила шамана и сделала несколько шагов к нему.

Ник расплылся в улыбке и ускорился, но чем ближе он подходил, тем быстрее таяла его улыбка, а вот волнение на лице усиливалось. Собака и вовсе изошла на лай, вырывая поводок.

– Вон там стой, дальше не ходи! И ты тоже! – шаман строго одернул нас и затем весело обратился к сыну. – Ну, Никитка, невестка у меня – огонь! Одобряю! Чего молчишь? Не стесняйся, считай, меня тут нет!

– Привет, Крис, – неуверенно произнес Никита.

У его псины изо рта пошла пена. Я зарыдала, глядя на него, в груди неистово щемило.

– Это не она, – голос Никиты дрогнул.

– Как так? В точности как на фото, – настороженно возразил шаман. – А Полкан, небось, птицын дух учуял.

– С виду – Кристина, – с нарастающей паникой в голосе заговорил Никита. – А только слезы утирает как Лиза, однокурсница наша. Она при мне как-то плакала после зачета, да лицо терла не вбок, а вниз, как если бы в рот слезы загоняла. Чудно, вот я и запомнил. Милая такая, стеснительная, смотрела на меня влюбленно. А на прошлой неделе ее какие-то подонки… мрази… Пап, ее изнасиловали и убили.

Никита заплакал, не отрывая от меня глаз. И я плакала вместе с ним. Плакала от того, что не могу подбежать к нему, вытереть слезы с родного лица и сделать что-то, чтобы он не печалился.

– Они еще и над телом надругались жестко. До сих пор в голове не укладывается. Тихоня наша, да за что ей эти садисты чертовы встретились?! Я не рассказывал тебе, потому что не мог… Мы всем потоком на похороны ходили – хоть руку положить на закрытый гроб. И Кристине еще плохо стало прямо на кладбище. Но тогда я не удивился, а сейчас…

Никита утер слезы рукавом и вдруг заорал благим матом:

– Да она в ней! Отец! Вынь ее оттуда! Вынь ее из Кристины! Скорей!

Шаман издал нечленораздельный звук и двинулся на меня, но не резко, а неуверенно, крадучись. Мне не было до него дела. Я превратилась в сплошную боль и выла уже без слез. Грудь сдавило щемящее чувство ненужности. За что он меня ненавидит? Может я и не злой дух, а вообще ангел-хранитель! Во мне же только любовь и ничего другого! Может, есть выход? Я обернулась к шаману и выставила руки вперед. Тот замер. Я глухим голосом приказала:

– Разбери самострел! Быстро! А не то…

Я понятия не имела, что могу сотворить, но шаман остановился. И посмотрел на меня с неподдельной жалостью:

– А не то, что, Лиза? Пойдешь к нему и доведешь до смерти своим присутствием? Живым к живым, мертвым к мертвым. Мне жаль.

– Ну тогда я убью эту девку! – выпалила я уже от безысходности.

По ту сторону невидимого волоска Никита заорал в кулак и ударил им по стволу кедра. В приступе паники он принялся винить отца:

– Как ты ее не учуял? Я же говорил, отдыхать надо! Двое суток без сна и в камланиях… Совсем спятил! Прошу, сделай что-то!

Невыносимо было видеть его таким испуганным и злым, со вздувшимися венами на висках, искривленным лицом. Любимый. Он даже не пытался со мной говорить. Он не думал обо мне. Я – вчерашний день, сгоревшая свеча, бесплотный дух. Но все еще живу и чувствую. И не хочу ему страданий. Успокойся, милый. Я не та тварина. Я Лиза.

Последние секунды я целовала Никиту взглядом, впитывая в себя его черты, а затем шагнула на незримый волосок между двух кедров.

Раздался тихий хлопок и мелодичный звон колокольчиков. И ничего. Не ощутив сопротивления, я побежала навстречу Нику. Приблизиться, обнять, объяснить… Но вдруг меня рывком выбросило из тела Кристины. Я стала легче воздуха, полетела вверх и увидела, как она падает в руки Нику, как крепко он сжимает ее и бережно берет на руки.

И я вспомнила свою лютую ненависть. Что б она сдохла! Я так хотела Ника… Я тогда вцепилась зубами в свое охладевшее тело и ждала свидания с ним у собственного гроба. Жаждала момента, когда его внимание будет занято мной. Но в день похорон на его руке висела эта швабра, и он успокаивал ее, будто это ее били, ломали и резали! Отняла! Отобрала мелочь у попрошайки, крохи у голодного. Я так взбесилась, что захотела то ли забрать ее с собой, то ли оказаться в ее шкуре рядом с ним… Но перепутала все на свете и не смогла ничего, ничего, а теперь и не важно – по дороге через лес уже ехала буханка, а в ней, наверняка, врач.

Я перевела взгляд на шамана и поняла, что тот смотрит вверх и видит, прощается взглядом. Будь у меня тело, щеки бы покраснели. Все же он красавчик, а шрамы затянутся скоро, оставив только следы, похожие на русла пересохших рек. Как досадно, что я так поздно осознала свою новую природу! Ведь мы могли бы договориться. Я бы оставила эту падаль и стала его служебным духом, правда?

И тут же ответила сама себе – нет. Был бы выбор – я бы от Ника не ушла. Прицепилась бы и упивалась иллюзорным счастьем, убивая все вокруг и его самого, в придачу. Хороший шаман. Правильно с самострелом решил. Что ж, пусть живет мой любимый. Я спасла его. Сберегла от самой себя. И это, хоть немного, но делает нас ближе.

⠀⠀⠀⠀⠀

Я любила до последней секунды своего существования. Меня разнесло на миллион крохотных частичек, и каждая из них продолжала жить чувствами к Нику и его отцу.