Стихотворения - Галина Болтрамун

Логос

Логос играет на вкрадчивой флейте;когда резки ее виражи,слетают лоснящиеся соцветьяскоропалительной лжи.

Поэтов изгнал из примерной державыбезжалостно мудрый Платон,их нанимает по римскому правуЦезарь воспеть Рубикон.

Термин теряет престиж от нехваткиэкзотических ярких заплат,у психолингвистики – шарм психопатки,недоверия мятый мандат.

В анналах ломает сюжеты полслова,литоты смягчают кошмар.Бесчисленны тайны, замки и покровы;пуглив откровения жар.

На всех направленьях работают всуеалфавиты, приносят плоды,которые, вид соблюдая, пустуюти ничьей не утешат нужды.

В каком-то начале какое-то слововздвигло царства сумы и тюрьмы;архетипы, берущиеся за основу,никогда не выходят из тьмы.

Логика логоса температурит,горячится Оккама кистень.Злые, чудовищные каламбурыс фундаментальною карикатурой —в сносках благих вестей.

Родина

Под глухим колпаком голубого эфира —Тягостный срок отбывать.Ловко рубящая по живому секираДесницею мнит рукоять.

Алеют первичных испугов ожогиНа барельефах руин.Ответвленья от закоренелости йогиЛукавы, как маг-арлекин.

Эмблем и объектов шумливые орды —Совокупный бездушья агент,А за душой – лишь без вида и родаАномально родной элемент.

Догматы, соблазны, атаки напастейИ роскошь поддельных призовКрушит мимолетная молния счастья —Отобранной Родины зов.

Врывается пламенная недомолвка,Пронзая небес пустыри,За коими в вечно живительных скобкахКод моей сути искрит.

«Аморфные тени на склонах растут…»

Аморфные тени на склонах растут,Надрывают лиловый вечерний уют,

Нагнетая в оптический круговоротОчковтирательский допинг слепот.

Затяжные разводы зеленой тоскиВ малиновом смоге. Сиротства мазки

На цепных пантомимах отрогов и скал.Сипит поврежденный хорами хорал.

Планида – игру близко к сердцу принять,На этом споткнуться, на том постоять

И ходить напролом за разумную грань,Что обратилась от натиска в рвань.

Измельчаются горы могучим перстом —Намечается финишный аэродром.

Планида – на сердце змею пригревать,Затем, отрываясь от сердца, взлетать.

«Протуберанцам периода полураспада…»

Протуберанцам периода полураспадавнушает блаженную небыль эон,грустит о рекордах на эллинских олимпиадахпод аккорды эоловых арф Купидон.

Мощи угасших созданий в кисейном отрепьебередят эпохального идола лик;не воздалось им по их увлекательной вере;свое получает всех вер еретик.

Умножают потомство ходульные стереотипы.У каждой купели из глуби тенейвзвиваются неадекватного праотца хрипы,не признавшего ни одного из детей.

Колышутся строгие буквы священных писаний,слегка святотатствует их разворот.На солнце до черных глубин раскрылённая ранакак исток откровения не заживет.

На горизонте под шоковые дифирамбызакрепляется заатмосферный геном.Убегая из мест, где трубит всесословная амба,последнее перышко взвил Купидон.

Блик

По насущностям дней пробирается блик,Вряд ли стезя его исповедима,Он прошел цитадели, потопы, ледникИ, может, дойдет до Четвертого Рима.

Его Родина – неумолимый огонь,По ту сторону зла и добра переправа,Фатальных исчерпанностей перегон(то ль всеспасение, то ли расправа).

Загадочных марев тончайший ажурОседает на глянцы корон, преподобий,На преступные схемы цепных авантюрИ черствую стать неуклюжих надгробий.

Суховей световых неисчисленных летОпыляет юдольные цифры и даты,И что-то они в себе сводят на нет,И становятся чем-то безмерно чреваты.

Чудный блик по эпохам и вехам идет,Облучает и правды, и кривды аспекты,Внедряет в реалии двойственный кодБогов светозарности и конца света.

«У Арлекина расшатаны мужество, пафос и совесть…»

У Арлекина расшатаны мужество, пафос и совесть,Пружины в суставах звенят и топорщат некстати трико.Дыханье соборности и искушения – над балаганом,Но важнее всего рыжеватой наездницы смех-                                                                                                  комплимент.

У Коломбины – духи с поволокой розариев                                                                                                     Семирамиды,Силлогизмы пьяны и картинно хромают на обе ноги,В сундуке – небольшие запасы изюма, помад, валидола,На платье – банты и дурной бесконечности дымный                                                                                                  налет.

Свечи

У землянина двигатель                                  внутреннего сгораньяНебесною искрой                              легко запускается в ход,А когда отойдет в эмпиреи                                            свеча зажиганья,Свеча восковая                                    окурит телесный лед.На короткие сроки                             заряжены мании сердца,Внутривенные страхи,                       внутрипозвоночный экстаз,В линиях левой ладони                                       змеится наследствоТо ли погибших,                       то ль не воплотившихся рас.А атомы плоти                           живут по другим законам,Несут свой невидимый                               под микроскопом крест,Над ними склоняются                                   крошечные пантеоныИ  злобствует                            неумолимости тяжеловес.Супер-Эго боксерскими мышцами                                                     часто играет,Блокирует вольницу                                   интуитивных пьянств,Антителам                    задушевную блажь прививаетИ заодно горемычный                                              телесный нюанс.Свеча зажиганья                    включает то жажды, то песни,Пока не исчерпан                        подкожных резервов лимит.Свеча похоронная —                      самый последний наперсникМыслящего тростника,                                       что уже – неликвид.Над белого света балами —                                                 все те же свечи.«Природы венцы» —                          ощетинившийся пустоцвет.И грезится бедным мечтам                                     несусветности светоч,И именуется                             претенциозно                                                               Тот Свет.

Пленник Земли

Пленник Земли деловит, святотатствует и камлает,Алгеброю поверяет затопившую выси лазурь;Наболевшую плоть чем придется спеша залатаетИ снова бросается в алчный оскал амбразур.

Хаотичные волны подвижнических настроенийСменяет пещерного пращура дикий позыв.На архетипической неизлечимой гангрене —Нетипичной секретности евангелический гриф.

Рифмуя любовь с неспокойною жидкостью красной,Обливается ею захваченный эросом мир,Где у базовых непримиримостей бдит не напрасно,Углубляя рутинную жажду, оккультный вампир.

Напыщенные просветительские фейерверкиРазъедаются неподконтрольным и чуждым огнем.Доктрины больны, и окажется в них на поверкуМного того, что мерещится и ни при чем.

На деснице Дающего неописуемый перстеньПровоцирует у подопечных загадочный стресс.Пленник под нож отдает своей самости бестийИ вступает свой правотой в кафкианский процесс.

Цикл «Тоска по истине»

Тоска по истине

Рельсы, асфальты, фарватер,антенны вокзалов и пристаней,дно пейзажей и черных квадратовразъедает тоска по истине.

У корней позитивных теорий —относительности послевкусие.Зерна истин растут априори,не пользуясь опыта плюсами.

Из емкостей лабораторных —дуновения сакраментальные.В Раскольниковых Родионахизводится желчь инфернальная.

Окаймляются хмелем сектантскимсвященных писаний параграфы,ход орнаментов иконостаса —с элементами хореографии.

Вновь играют с огнем перепадытемпературы эвристики.Амазонки, мадонны, наядыразгоняют тоску по истине.

Просветленные в позе Нарциссаломают структуры сознания;в эпицентре таких бенефисов —столь святости, сколь беснования.

Сердце любит любовь и дурманы,разум – безумства беспечные.А душа, культивируя раны,знает: истина бесчеловечная.

Меня судит бродячий философ