Внуки лейтенанта Шмидта. Политический детектив - Бернард Задунайский

Всем тяжело давался алкогольный практикум: коньяк в посёлке пили рюмками, закусывая килькой, а водку – под огурцы стаканами. Поэтому начинающему Бонду частенько приходилось выворачивать душу советскому водобочковому инструменту. В городке для антуража установили даже общественный туалет «типа сортир» и деревянный нужник, в котором вместо привычного «Клинекса» использовали продукцию «Союзпечати».

Поэтому бестселлерами в газетном киоске посёлка считались советские вечерние газеты, так как они печатались на мягкой серой бумаге и без обязательных портретов членов Политбюро.

Бывший завотделом райкома, а ныне эксперт по молодёжной политике подтвердил, что осквернение портретов советских вождей в любом виде преследуется по закону.

Через несколько месяцев изнурительных тренировок Шерман окончательно прозрел: самый читающий в сортире и пьющий водку стаканами народ победить невозможно! Надо сказать, после совкового меню кадеты потянулись в читальный зал уединенного размышления, где изучали тезисы к съезду. Все сокурсники Шермана получили новые фамилии и биографии, а любые упоминания о прошлом наказывались.

Группа, где занимался Майкл, знакомилась и с советской литературой, а он особенно проникся творчеством Ильи Файнзильберга и Евгения Катаева, более известных под псевдонимами Ильфа и Петрова. На семинарах курсант эпизодически щеголял модными в союзе цитатами и изречениями «великого комбинатора», приучив к этому всю группу. Впоследствии, в школе их прозвали «внуками лейтенанта Шмидта» или просто «внуками». Что в принципе запрещалось инструкцией.

Современный русский язык существенно отличался от дореволюционного, на котором говорили дома у Шерманов. Пришлось ставить речь по-новому, слушать передачи радиостанции «Маяк» и смотреть телепрограмму «КВН», поступавшую через спутник «Орбита». Американцам разъясняли особенности странного советского юмора, сложившегося в условиях жёсткой цензуры и доносительства.

Со временем кадеты научились хотя бы понимать скрытый смысл интермедий Райкина и к месту смеяться. Но, конечно же, основу курса составляли профильные и спецпредметы: связь, агентурная работа, рукопашный бой, стрельба и физподготовка. Профилирующим дисциплинам курсантов обучали настоящие зубры, постигшие свои предметы в реальных условиях, где агенты порой расплачивались за легкомыслие собственной жизнью.

Разведцентр расположился в живописных лесах Приканадья, у Великих озёр, предположительно в Мичигании, но точного месторасположения курсантам не сообщали.

Большинство из них прибывало сюда в грузовых фургонах без окон. На закрытой территории «Гурона» в тысячу акров (примерно 4 кв. км) находилось пять зон раздельного доступа, но группу «внуков» гоняли только по девственной дубовой роще. Во время пробежек Шерман всегда вспоминал быстроногого Чунгачгука, по легенде основавшего это поселение. Но, как известно, Большой Змей от Финимора Купера принадлежал к племени могикан.

По окончании курса спецшколы, начинающий могильщик социализма выступил с итоговым докладом о задачах комсомольской организации в период развёрнутого строительства коммунизма в СССР. Программная речь докладчика сопровождалась бурными и продолжительными аплодисментами, переходящими в овации, и получила высокую оценку партактива.

Будущий пропагандист закончил выступление пророческим утверждением: – В период обострения классовой борьбы разведки капиталистических стран осуществляют свои коварные замыслы. Противник стремится оказать вредное идеологическое влияние на советских граждан, склоняет их к измене Родине и засылает в страну своих наймитов. Мы комсомольцы страны советов полны решимости сорвать любые происки врагов любимого отечества!

После выпускного банкета Шерман прокатил наймитов с ветерком на чёрной «Волге-дубль» с московскими номерами. На этой машине кадеты отрабатывали навыки экстремального вождения в условиях русской зимы, и Майкл выиграл показательный заезд.

Далее он провёл три бурные недели в Монреале, вживаясь в образ канадского журналиста левой молодёжной газеты. Небольшая группа молодых репортёров из Монреаля и Квебека выезжала в Советский Союз для ознакомления с комсомольской жизнью страны Советов. Шермана включили в состав делегации в последний момент, как специального корреспондента отдела музыки и театра. Он дебютировал под именем Майкла Кларка. В программе поездки значилось: посещение концертов и фестивалей комсомольской песни в Москве и Таллине.

Внук получил месячную аккредитацию и задание руководства: оценить перспективы внедрения агентов-нелегалов в среду либеральной эстонской интеллигенции. За последние месяцы ситуация в республике резко изменилась к худшему. Из Москвы только что прислали нового I секретаря ЦК КПЭ, а затем и председателя республиканского КГБ.

Их предшественников перевели на другую работу фактически по решению Политбюро ЦК КПСС «за волюнтаризм, перегибы в национальной политике и мелкобуржуазные проявления в народном хозяйстве». Ревизионная комиссия вскрыла вопиющие нарушения: на заседаниях ЦК здесь иногда говорили по-эстонски, директорам совхозов-миллионеров платили министерскую зарплату, а антенны для приёма финского телевидения стояли даже на крыше здания Министерства Внутренних Дел.

Новые руководители республики эстонским не владели и, постепенно закручивая гайки, смещали либеральных управленцев всех уровней.

Новый патрон Шермана сформулировал задачу предельно просто:

– Наш отдел стратегического прогнозирования, с твоей помощью Майкл, должен провести мониторинг политической ситуации в Советской Эстонии. Попробуй определить возможный вектор её стратегического развития. Наша агентура в кругах национальной интеллигенции могла бы активировать процесс противодействия русификации. А в дальнейшем и спровоцировать столкновения молодёжи двух диаспор. Мне приказано подготовить и провести эту операцию на Олимпийской регате в Таллине. Как известно, там в заливе пройдут олимпийские заезды парусников. Пожелаем им попутного ветра и семь футов…

– А в чём заключается моя миссия? – разволновался Майкл.

– Твоё задание зафиксировать ситуацию свежим взглядом извне, а потом встретиться с местными фигурантами. Это всё! – обнадёжил шеф.

Шерман уже ознакомился с материалами по Эстонии и аналитической запиской тамошнего резидента: – Босс, мне многое не ясно, – он задумчиво растягивал слова.

– Да, эстонцы против русификации и это понятно. За последние годы в маленькую республику въехали 300 тысяч с бескрайних просторов. – это было сказано по-русски, для усиления эффекта.

– Эстонская столица обрусела наполовину. Приезжие уже сожрали всё мясо, а теперь доедают бумажные сосиски и колбасу. Но для подготовки конфликта мы обязаны изучить и болевые точки другой стороны. – Шерман вскочил с неудобного дивана и заходил по кабинету.

– Например, для чего русским учить эстонский? Или… эти фашисты не понимают по-русски и не любят наших солдат-освободителей! – Внук закончил размышления вслух и встал у окна, любуясь видом на Монреаль.

– Неплохо для стажёра, мой мальчик! А теперь изобрази мне что-нибудь по-эстонски. – шеф вдруг оживился и достал дорогой коньяк и бокалы.

Ещё в разведшколе Майкла предупредили о нетрадиционной ориентации канадского резидента, которая помогала ему налаживать контакты в правительстве.

На всякий случай внук прижался спиной к стене и продолжил: – Terviseks! Это значит – «на здоровье!» – Внук ошибся и из трёх известных ему эстонских слов выбрал самое неудачное, но остальные были типовыми производными от русского мата. Продолжая прикрывать тылы, Шерман отшутился:

– По нашим данным эстонцы уже пьют и ругаются по-русски – всесоюзная интеграция!

– Отлично! Мы будем ждать тебя сынок. Связных в Москве и Таллине использовать только в экстренных случаях. Там тебя будут вести очень плотно. И помни: в КГБ полно красивых девочек! Удачи! – На этом аудиенция закончилась.

Выйдя из кабинета нетрадиционного шефа, Майкл почувствовал себя идиотом, что и подтвердил весь дальнейший ход событий.

Последние дни перед отправкой специалист по внедрению во враждебную музыкальную среду посвятил изучению таллинских вечерних газет. И на этот раз уже не в сортире, а в офисе редакции. Всё самое интересное, как правило, печаталось на последних страницах…

В программе передач Эстонского радио значился концерт гитариста Карлоса Сантаны, который почему-то обзывался «прогрессивным мексиканским борцом за свободу». В одном из столичных театров давали пьесу тоже прогрессивного, но американского драматурга Теннеси Уильямса. И как пример «вопиющего волюнтаризма», в подвале вечёрки печаталась программа городских дискотек с перечислением фамилий ди-джеев.