Музы светлого Дома изящной словесности (СИ) - Романов АВ

Лёля застыла.

— Откуда ты знаешь? Я никому не говорила название своей книги.

— Привыкай, девочка, — почти прошептала Серафима. — Музы знают о своём авторе всё-всё, даже мысли.

— Что нам теперь делать? — обратилась к Серафиме Лёля.

— Всё очень просто, — прогудел чёрный Муз. — Сейчас мы пойдём кататься на аттракционах, смотреть на драконов, выпьем амброзии в рифмобаре, будем обсуждать твой замысел. Если не передумаешь, придём с предписанием творца к Овечкиной и она устроит нам церемонию заключения союза. Потом заберёшь меня с собой, и будем писать твою книгу.

— А если передумаю? — задумчиво спросила Лёля.

— Творец очень не любит, когда его предписания не выполняются, — заметила Аделаида.

— Мне будет грустно, — печально сказал огромный негр. — Ты мне понравилась.

— Хорошо, — согласилась Лёля. — Пойдём.

— А ты не будешь меня бить? — уже спустившись с крыльца, спросила Лёля.

— А надо? — прогудел гигант.

— Вообще-то, — честно сказала Лёля, — я иногда очень ленивая…

Их голоса затихли, удалившись.

— Кто следующий? — в никуда спросила Серафима, глядя вслед удаляющейся парочке.

— Серафима Андреевна, — услышала она торопливый шёпот.

— Валентина Ивановна, — узнала она популярную детскую писательницу. — Закончили очередное произведение? Пришли союз с Бабой Машей продлить?

— Не совсем. То есть, я не совсем к вам.

Пожилая молодящаяся женщина имела немного смущённый, но одновременно и таинственный вид.

— Мне бы с Ухрюп-ягой пошептаться, — просительно сказала она.

— Зачем? — поразилась Серафима. — Вы злодейство написать задумали?

Внезапно оттуда, куда ушли Лёля и Лулу, раздался пронзительный девичий визг. И пожилая писательница, и Серафима вздрогнули, посмотрели в ту сторону. Увидели, что гигант негр старательно пинает что-то продолговатое и светло-коричневое. На крыльцо выскочил Ухрюп-яга. Он, видимо, молниеносно разобравшись в ситуации, кинулся к негру. Серафима подумала, что она первый раз видит Ухрюп-ягу, как говориться, в действии. Спустя совсем непродолжительное время, Лулу и Ухрюп-яга вернулись, волоча связанного по рукам и ногам юношу. За ними, перепуганная, шла Лёля.

ГЛАВА IV. Опять этот чёрт!

Пойманный парень был брошен на землю перед крыльцом. Он извивался и тряс головой, пытаясь что-то сказать, но рот его был заткнут куском его же рубашки.

— Кто это? — спросила Серафима. — Что случилось?

— Мы шли, никого не трогали, — плаксивым голосом пожаловалась Лёля, прячась за спину негра. — А тут выскакивает эта редька и ка-а-ак заорёт!

— Какая редька? — удивилась Серафима.

— Он в образе Злого Овоща был, — пояснил Лулу. — Я не понял, что он хотел. Я ему сразу в лоб дал.

— Ага, — Серафиме ничего ясно не было, но она кивнула Ухрюп-яге. — Вынь кляп, послушает, что этот злоумышленник сам скажет.

Парнишка, едва получив возможность говорить, немедленно закричал:

— Вы чего, мужики, охренели?! Зачем дерётесь?

— А ты сам не охренел? — вспылил негр. — Зачем девочку испугал?

И он замахнулся, как будто желая ещё раз ударить парня. Тот вжал голову в плечи, но ответил достаточно нагло:

— Кто кого пугал? Я пошутить хотел. Прикольно же — выскакивает вдруг на тебя Злой Овощ…

— Пошутить! — возмутилась Лёля. — Да я от страха чуть не описалась! Ой… Извините.

— Вот, — сказал негр и ещё раз замахнулся.

— Так, — строго сказала Серафима. — Ты кто? Автор? Новенький?

— Конечно, — ответил парень. — Джером К. Джером. Писатель.

— Кто это там Джером?! — громыхнул сзади голос Аделаиды. — Ты-ы?! Ты себя в зеркале видел, чучело?

Парень бросил на Аделаиду затравленный взгляд снизу вверх, впечатлился, видимо, и, изменив голос с мальчишеского на взрослый бархатный баритон, сказал рассудительно и солидно:

— Ваша правда, мадам. Я хотел сказать, что свой псевдоним я придумал по аналогии с известным писателем. Он — Джером К. Джером. Я — Чувак К. Чувак. Не более.

— Хороший псевдоним, — тихо-тихо оценила Валентина Ивановна.

— Новенький? — настойчиво повторила свой вопрос Серафима.

— Да, — подтвердил парень. — Ничего тут ещё не знаю.

— Понятно, — задумалась Серафима. — У нас тут так себя не ведут. Извините, Лёля. Извини, Лулу. Это недоразумение. Он будет наказан.

— Всё понятно, — сказала Лёля. — Мы пойдём?

— За что? — с недоумением опять мальчишеским голосом завопил парнишка. — Напали, избили, наказать хотят…

— Прокрастинация на недельку? — с надеждой злорадно спросила Аделаида.

Серафима хотела уже согласится с ней, но вдруг заметила Вита. Он шёл к Приёмной творца. Вид у него был решительный и серьёзный.

— Конечно, идите, Лёля, — мягко сказала она. — Вам надо о многом поговорить. Извините ещё раз. Подобного больше не повториться.

— Ага, — согласилась Лёля.

Она уже успокоилась, взяла огромного негра за руку, и они пошли прочь.

— Ты всегда будешь меня защищать? — слышался её голос…

— Как наказывать будем? — поинтересовалась Аделаида.

А Серафима, наблюдая за Витом, и одновременно делая вид, что не заметила его, вдруг подумала, что ей надоело быть жёсткой. «Я поступаю неправильно», — осудила она себя и сказала, обращаясь к связанному юноше:

— Ты понял, что здесь так себя вести нельзя? Пообещай, что больше не будешь.

— Обещаю, — с готовностью сказал парень, — что больше не буду наряжаться Злым Овощем и напрыгивать на людей.

— Хорошо. Ухрюп-яга, развяжи его. Тебя тут спрашивали, кстати.

— Да, — выступила вперёд Валентина Ивановна. — Это опять я, Ухрюп-яга. Вы обещали помочь. Посоветовать.

— Помогу, доча, помогу, раз обещал, — произнёс Муз, распутывая верёвки.

— Я свободен? — Чувак К. Чувак встряхнулся.

Вит остановился недалеко от их компании и чего-то ждал. Серафима по-прежнему делала вид, что она его не заметила.

— Абсолютно, — процедила она.

— Жаль! — высказалась Аделаида, уходя в дом.

Серафима тоже начала подниматься по ступенькам.

— Так вы, Валентина Ивановна, — спросила она у пожилой писательницы, — злодейство вместе с Ухрюп-ягой задумали?

— Никакого злодейства, доча, — заверил её Ухрюп-яга.

— Да, — подтвердила и писательница. — Мне просто нужна творческая консультация.

Они, тихо переговариваясь, пошли по направлению к Авторской площади, рифмобару, Доброму скверу, другим развлечениям для авторов и их Муз.

— А тут прикольно, — заявил освобождённый парень. — Избили, связали, а ничего не болит. И рубашку порвали, а она уже целая.

— Зато душевная боль здесь настоящая, — заметила Серафима, уходя в дом вслед за Аделаидой.

Вит остался стоять на месте.

Зайдя в помещение, Серафима спросила у Аделаиды:

— Чего они задумали, как ты думаешь? Ухрюп-яга и Валентина. Заинтриговали. Что может их объединять? Зачем он ей нужен?

— Ну а что, если она пишет новую сказку, — предположила Аделаида. — Влюбился, например, злой волк в бабу-Ягу и захотел угостить её шашлыком из трёх поросят. С чесноком, ежевикой и специями. И нужна ему для этого одолень-трава, чтобы кабана-охранника поросят завалить. Взял он доброго коня, три мешка овса, старика Кощея и пошёл в Хохочущее болото, где эту траву жаба-царевна-змея охраняет. А Кощей-то наш был не только любитель кофе и пиццы, но и из лука пострелять мастак. Вот и выпало ему целовать царевну…

— Ты серьёзно? — озадачилась Серафима. — Это она для детей такую сказку придумала? И вместо Бабы Маши решила для неё с Ухрюп-ягой объединиться?

— Да не знаю я, — созналась Аделаида. — Выдумываю. Тоскливо просто. Вдохновить хочу кого-нибудь.

— Согласна, — печально подтвердила Серафима и начала движение в сторону кабинета с творец-машиной.

— Кто следующий? — громко спросила Аделаида.

— Я.

Голос ожидаемо показался Серафиме очень-очень знакомым. Она обернулась.