Игра с тенью - Джеймс Уилсон

Я открыл рот, собираясь возразить, но мне не хватило сил это отрицать. Она молниеносно осветила темный угол моего сознания и нашла язву, для которой до сих пор я не находил имени.

— Хуже того, — продолжила она, — ты ощущаешь пустоту в самом центре жизни. У тебя есть все, что, по мнению света, делает человека счастливым: ласковая и любящая жена, двое прекрасных детей, большое состояние и уважение собратьев-художников. Но кое-чего не хватает: дела, способного разбудить твою душу и вывести тебя за пределы забот о семье и доме.

Я кивнул, и, думаю, она это заметила, потому что я почувствовал, как она сжала мою руку.

— Стыдиться тут нечего, — сказала она. — Просто ты, как все благородные натуры, знаешь, что дом и семья сами по себе бессмысленны, если только не связаны с какой-то высшей целью.

Снаружи заскрежетала и загромыхала по камням телега. Я благодарно ухватился за этот звук и закутался в него, как в мантию, потому что глаза мои были полны слез.

— Много месяцев, — сказала Мэриан, — я искала для тебя облегчение. И именно поэтому сердце мое вздрогнуло, когда леди Истлейк поделилась со мной тревогами по поводу биографии Тернера. Вот наконец, решила я, то великое дело, которое тебе по плечу. — Она помедлила, но продолжила: — Надеюсь, ты не сомневаешься, что я с радостью помогу тебе, как делала это раньше, когда судьба вовлекла нас в одну и ту же битву. Дорогой Уолтер, пожалуйста, скажи, что ты за это возьмешься!

Однажды, много лет назад — помнишь тот день? — я назвал Мэриан нашим добрым ангелом, и так оно и есть: подобно ангелу, она знает все, что в нас есть хорошего, куда лучше нас самих.

Только через несколько мгновений я сумел выговорить:

— Спасибо.

Так что завтра, любовь моя, я напишу леди Истлейк и скажу, что на определенных условиях принимаю ее предложение. И если она согласится, ты сможешь узреть меня в новом качестве. Учитель рисования, детектив, муж, мальчик на побегушках, а теперь еще и биограф!

Уже поздно, и становится холодно. Я отправляюсь в постель, чтобы прижать к себе подушку, которая еще хранит запах твоей кожи и твоих волос.

Спокойной ночи.

Уолтер

II

План письма Уолтера Хартрайта леди Истлейк, 19 июля 185…

1. Спасибо за приглашение, был очень рад наконец с Вами познакомиться.

2. Обдумав Ваше предложение написать «Жизнь Дж. М. У. Тернера», с удовольствием его принимаю.

3. Должен, однако, сказать: уважаю Ваши чувства к Тернеру, но не могу руководствоваться ни ими, ни желанием помешать Торнбери. Беру на себя только раскрытие правды (которая в биографии должна, думаю, соответствовать фактам). Без страха и предвзятости отправлюсь туда, куда приведет меня след. Таким образом, не могу обещать, что создам именно тот портрет, которого желаете Вы.

4. Прошу прощения за прямоту, но важно все обговорить сразу, чтобы избежать недоразумений в дальнейшем.

III

Леди Истлейк — Уолтеру Хартрайту Фицрой-сквер, 7 19 июля 185… Среда

Дорогой мистер Хартрайт!

Благодарю Вас за Ваше утреннее письмо, которое положило конец моим тревогам.

Я очень рада, что Вы согласились на мое предложение, и помогу Вам, чем смогу. Конечно, я понимаю, что Вами должна руководить только правда. Я жду именно этого; если бы я хоть на минуту допускала, что предвзятость отвлечет Вас от истины, я бы не просила Вас взяться за дело, которое требует духовной устойчивости.

Надеюсь, что Вам не покажется, будто я слишком на Вас давлю, если я дам Вам некоторые рекомендации. Конечно, Вы сами выберете своих собеседников, но я советую для начала обратиться к мистеру Раскину, мистеру Джонсу и миссис Бут. Я дала их адреса Мэриан вместе с этим письмом, и сегодня вечером сама напишу мистеру Джонсу и миссис Бут о том, что вы можете к ним обратиться. Я знаю, что миссис Бут отказалась разговаривать с мистером Торнбери, поэтому мне пришло в голову, что поначалу Мэриан, как женщина, может добиться большего успеха в завоевании ее доверия. Что же касается мистера Раскина — боюсь, здесь мое письмо Вам ничем не поможет, так что Вам надо набраться храбрости и самому потревожить этого великого человека.

Искренне Ваша

Элизабет Истлейк

IV

Уолтер Хартрайт — Лоре Хартрайт Читальный зал библиотеки Британского музея 20 июля 185… Четверг

Дорогая моя!

Спасибо за письмо и рисунки Флорри и Уолтера — похоже, дети скоро превзойдут своего отца, если он будет почивать на собственных лаврах!

Вчера я написал Раскину и Джорджу Джонсу, но не получил ответа ни от одного из них. Поэтому, не желая терять времени, я отправился, как ты уже поняла по адресу на конверте, в новый читальный зал библиотеки Британского музея. (Кстати, это изумительное здание. На мой взгляд, оно принадлежит к совсем новому классу строений — большое, внушительное и полное тишины, подобно большому собору, оно построено как храм не Бога, а наших знаний о Его творении. Бывало ли прежде нечто подобное? Может быть, в древней Александрии; но то, что человечество знало о мире в те времена, теперь кажется нам незначительным. Теперь же в Лондоне Древо познания добра и зла впервые возведено из кирпичей и цемента, и кто знает, благословением это окажется или проклятием?)

Здесь я решил прочитать все, что только можно отыскать в книгах о Тернере, — и, судя по тому, что я нашел, работать мне предстоит недолго. Он родился в Лондоне в 1775 году, в День святого Георгия; он рисовал; он писал красками; он умер. В общем, если не считать немногих деталей вроде его путешествий по стране и по Европе, — это все, что известно о его обыденной жизни. Он никогда не женился, никогда не дрался на дуэли, никогда не пропагандировал революцию, никогда не признавался в любви принцессе — тысячи англичан прожили точно такие же жизни, интересные только семье и друзьям. В жизни Тернера выделяется лишь одно — его фанатичная преданность искусству. Она помогла создать прекрасные полотна, но мало что оставила для биографа. Я начинаю жалеть несчастного Торнбери, который, должно быть, перешел на клевету в отчаянной попытке сделать повкуснее жидкую водичку своей истории.

Именно поэтому я, понимая твою тревогу, считаю ее беспочвенной. Конечно, возможны непредвиденные трудности, их нельзя недооценивать, но я уверен, что наше расставание придется продлить всего на две-три недели — иначе, клянусь тебе, я немедленно написал бы леди Истлейк и сообщил ей, что передумал. Похоже, близких знакомых у Тернера было до смешного мало, и большинство из них уже умерли; встречи с немногими оставшимися друзьями — если они захотят со мной встретиться — займут всего несколько дней. Потом мне придется брать себе в помощь дневники, письма и другие документы, особенно для восстановления картины его ранних лет, живых свидетелей которых, скорее всего, не осталось вообще. Потом я со своим уловом смогу вернуться в Лиммеридж и большую часть работы сделать там. Может быть, возникнет необходимость пару раз уехать, но все-таки я уверен, что спокойно просижу в Камберленде до тех пор, пока мы все вместе не вернемся в Лондон в следующем сезоне.

Так что, пожалуйста, дорогая, не надо беспокоиться! А в конце письма позволь побеспокоиться мне — я рад, что ты гуляешь по нашим любимым местам на пустошах, но разве благоразумно в твоем нынешнем состоянии уходить так далеко, особенно одной? Вдруг что-нибудь случится? Пожалуйста, будь осторожна.

Твой любящий муж

Уолтер

V

Уолтер Хартрайт — Лоре Хартрайт Бромптон-гроув 1 августа 185… Вторник

Дорогая моя!

Твое письмо пришло сегодня утром. Спасибо! Признаюсь, я надеялся, что оно будет не единственным в моей почте, потому что в последние несколько дней моя работа над биографией остановилась в ожидании ответов Джонса и Раскина (в результате чего, к раздражению Дэвидсона, я стал дожидаться писем, шагая по дому, будто волк в клетке перед полнолунием).

Но твои слова подтолкнули меня к действию, и, как только я закончил читать, я решил двинуться в атаку и попытаться найти свой собственный путь в мир Тернера. Честно говоря, у меня не было ясного представления, с чего начать (где-то в сознании теплилась мысль, что если ничего другого не получится, то останется Атенеум, где я могу наткнуться на кого-нибудь, кто помнил его) — я хотел просто пуститься в поиски и посмотреть, куда приведет меня день. И хотя это, возможно, слишком пышные слова, но моя вера была вознаграждена.

В Гайд-парке народу было еще больше, чем обычно, но, избегая проезжих путей и следуя самыми узкими тропками через заросли и по травянистым холмам, я пытался представить себе, что я не в центре величайшего города на земле, а в каком-то уютном сельском Эдеме. Наконец, миновав цепочку деревьев, я вышел к Серпентайну, который, будто придавленный тяжелым небом, лежал неподвижно и сиял тусклым оловянным блеском, как только что наполненная ванна. На берегу дети под присмотром нянь играли с палочками и обручами, укладывали в собственные коляски кукол или гонялись за глупой собакой (комок белых кудряшек, полностью закрывших морду), которая утащила мяч и наполовину сжевала его. Один маленький мальчик безутешно рыдал, и я остановился и спросил его, в чем дело.