Кровавая шутка - Шолом Алейхем

– Типун тебе на язык! - говорит жена в сердцах, а Давид Шапиро, плюнув, вскакивает с места и бежит обратно на службу, к своим гроссбухам.

Сарра подавлена. Не оттого, конечно, что Давид плюнул: давно известно, что он "Шапиро", а эти "Шапиро" все сумасшедшие! Нет, Сарру гнетёт другая мысль: а вдруг Сёмке действительно не хватит какой нибудь "двенадцатой"? Вздор! Она знать не хочет этих дурацких расчётов: 7/12 , 13/12! Сёмка должен окончить с медалью, и, с Божьей помощью, он её получит!

Глава 6

ВЕЗЁТ

В сущности, квартирант подвернулся как нельзя более кстати. Теперь особенно остро ощущалась нужда в репетиторе для Сёмки. Платить чрезвычайно трудно. Просто невозможно. Хотя Давид Шапиро служит в одном из крупнейших магазинов города, у людей, мнящих себя аристократами, ему всё же приходится корпеть над книгами с 8 часов утра до 9 часов вечера. А когда он попробовал заикнуться о повышении оклада, ему вежливо дали понять, что он - не единственный бухгалтер в городе, что есть много молодых людей с образованием и медалями, которые охотно пошли бы работать на тех же условиях...

Положение в семье спасают хозяйская деловитость Сарры Шапиро и свирепая экономия. И вот теперь счастливая судьба привела к ним этого парня.

– Бетти! - говорит Сарра дочери, которая всё время сидит над книгой, готовя уроки (она - гимназистка 7-го класса). - Бетти! Он ещё не приходил, этот шлим-мазл?

– Видишь, мама, опять я ловлю тебя на слове! А ты говоришь, что никогда не называла его "шлим-мазл".

– Что ты, милая, когда же я сказала "шлим-мазл"? - искренне удивляется мамаша.

– Мамочка, что с тобой делается? Да ведь вот только что...

– Ты, Бетти, со сна, что ли говоришь?

– Нет, мамочка, это ты со сна говоришь.

– Я не сплю. Бетти, ты скаждым днём становишься грубее!.. Разве можно так говорить с матерью?.. Ты меня только перебиваешь! Что я хотела сказать? Да! Может быть, ты бы узнала у него, не согласится ли он, вот этот "шлим"... ну студент этот... репетитовать с вами обоими? С тобой и Сёмкой?

– Не "репетитовать", мамочка, а репетировать!

– Ну, это не так важно! Я думаю, что лучшего репетитора вам и не нужно. Сёмка после первых же уроков с ним сразу так подтянулся, что получает одни пятерки. Если бы он согласился репетитовать с вами обоими...

– Ишь ты, мамочка! Ты собираешься, кажется, заключить слишком уж выгодную сделку!.. Ты забываешь, что он - нищий студент, живущий уроками... У него каждая минута рассчитана.

Сарра чувствует, что дочь права. Но, конечно, она ей этого не скажет.

– За весь мир ты готова заступиться, только не за свою собственную мать!.. Не велика беда, если какой-то студент потратит лишнюю минуту. Тебе-то что? Если бы он согласился, я бы за уроки давала ему квартиру и стол. Обедал бы он вместе с нами...

– Конечно, - говорит Бетти. - Мало того, что он из своей комнаты ежедневно слышит, как ты ссоришься с папой...

– Я ссорюсь с папой?

– А кто же, я? Кого папа вечно величает дурой, пробкой, дубиной?..

– Бетти, замолчи сию же минуту! И вообще молчи!

– Навсегда? - спрашивает Бетти. - Ты хочешь, чтобы я онемела или умерла?

– Что это за напасть на мою голову? - заламывает руки Сарра. - Я хочу, чтобы она умерла! Видали вы такую историю? Откуси себе язычок, доченька моя! Невозможно стало говорить! И слова не скажи!

В голосе Сарры звучат слезы.

Бетти сразу смягчается:

– Мамочка, ну чего же ты хочешь?

– Я уж ничего не хочу! Кончено!

Сарра сердится и не желает разговаривать. Но дочь начинает к ней ласкаться, как кошечка, и в конце концов обе начинают смеяться.

– Так ты поговоришь? - спрашивает Сарра.

– О чем?

– Как о чем? Ты уже забыла? Да со студентом же насчет репетитования. Мои условия: квартира и стол...

– Ладно, скажу! Но пусть он раньше сам как-нибудь покончит со своими делами в университете. Сегодня у него решающий день.

– Сегодня?

– Да.

Раздается звонок.

– О, легок на помине! - говорит Бетти, чуть покраснев, и со всех ног бежит к двери.

Глава 7

СУДНЫЙ ДЕНЬ В УНИВЕРСИТЕТЕ

Был последний день, который должен был решить судьбу евреев, поступающих в университет. Вакансий было очень мало, а претендентов больше ста. Среди них десятка два медалистов, составляющих обособленную группу. Медалисты выглядели, точно рекруты, да и положение их было не лучше. Кто из них "годен", решал случай.

Наш герой, который, шутки ради, превратился из полноправного дворянина Григория Ивановича Попова в шкловского мещанина Гершку Мовшевича Рабиновича, постепенно входил во вкус "еврейского счастья". Ежедневно приходилось наведываться в канцелярию, встречать то же испитое, бледное лицо секретаря, скрывающего за подчеркнутой вежливостыо ненависть к евреям, и выслушивать стереотипное:

– Герш Мовшевич, господин Рабинович? К сожалению, при всем своем желании, все еще не могу вам сообщить ничего хорошего!

Рабинович, конечно, не мог чувствовать во всей полноте то, что испытывали его коллеги - настоящие евреи, блуждающие, как неприкаянные тени, по длинным коридорам с высокими окнами. Что-то говорят их перепуганные лица. Что-то выражает блуждающий взгляд их грустных еврейских глаз. Рабинович еще не понимал всего этого. Если бы он мог понять, он прочел бы почти на каждом еврейском лице глубокую трагедию. Трагедию человека, которого всю жизнь поджаривали на медленном огне нищеты, одиночества, нужды, расовой ненависти и всяческих унижений и оскорблений.

С двумя из этих "новобранцев" Рабинович успел познакомиться: Тумаркиным и Лапидусом.

С Тумаркиным Рабинович столкнулся несколько дней тому назад на университетском дворе. Тумаркин сразу привлёк внимание нашего героя своей жизнерадостностью, подвижностью и разговорчивостью. На его бледном лице постоянно блуждает улыбка. Глаза, хоть и подернутые флером печали, смеются. Черные блестящие волосы вьются, как у барашка. Прибавьте к этому нос с горбинкой, сутулые плечи, бумажную манишку, поблекший галстук, поношенный костюм, стоптанные башмаки и полинявшую шляпу - и перед вами окажется точный портрет этой трагикомической фигуры.

В первую минуту Рабинович принял Тумаркина за Иоську-папиросника, которого он знал в своем городе.

Увидев, что на него пристально глядят, кандидат подошел к Рабиновичу, протянул ему длинную руку и отрекомендовался:

– Тумаркин!

– Рабинович!

Услыхав фамилию своего нового знакомого, Тумаркин обрадовался и заговорил по-еврейски:

– Наш брат! Привет! Откуда вы? Сколько вы имеете? Сколько вам не хватает? И который вы в очереди?

– Извините! - сказал Рабинович. - Вы говорите на языке, которого я, к сожалению, не понимаю.

Тумаркин от неожиданности даже отскочил.

– Но ведь вы...

– Еврей? Ну, понятно! Если бы я не был евреем, что же я стал бы тут делать? Уж я бы давным-давно был там...

Рабинович указал рукой на лестницу, по которой шагали принятые счастливцы.

Пришлось сочинить историю о том, что учился он в русском городе, вдали от родительского дома, еврейского языка вообще не изучал, а что знал с детства перезабыл.

Появившуюся при этом краску на лице Рабиновича Тумаркин истолковал как краску стыда.

Он стал утешать Рабиновича: нечего стыдиться! Куда только судьба не забрасывает евреев? И в конце концов, так ли уж это важно? Главное в том, что он еврей, а умеет ли он говорить по-еврейски или нет... Глупости! Тумаркин ясно представляет себе, как это могло случиться. Наверно, Рабинович родился в русском городе, воспитывался среди русских и, по-видимому, без роднтелей. Очевидно, что, кроме имени, Рабиновича вообще ничто не связывает с еврейством...

– И все-таки, - прибавил Тумаркин, - я ставлю вас гораздо выше тех, которые не могут устоять перед соблазном и уходят от угнетённых к угнетателям. О, этих я ненавижу! Вот, взгляните на того молодчика с тросточкой. Его фамилия - Лапидус. Это один из тех презренных трусов, которые удирают при первом намёке на опасность! Они готовы продавать свою совесть, своих братьев оптом и в розницу за чечевичную похлебку, ради карьеры... Тише! Он идет сюда, к вам, очевидно. Вы знакомы с ним? Я бы вам советовал с ним не сближаться... Потому что он не только ренегат, но, кажется, и от провокации не так уж далёк.

Глава 8

ЛАПИДУС

Тумаркин ушел, а на его месте перед Рабиновичем выросла фигура Лапидуса с тросточкой.

– Что у вас хорошего, Рабинович? Новостей нет? А вы знаете, я слышал, что с пятью двенадцатыми никто не пройдет... О чем с вами говорил этот фанатик?

– Какой фанатик?

– А вот этот черный кот?.. Видеть не могу этих сионистов!

– Что вы, собственно, имеете против сионистов? - спросил Рабинович, и сам порядком не знавший, что собою представляют "сионисты".