Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine

гаснущим сознанием. — Или ждут, когда я начну молить их о пощаде, плакать, пресмыкаться. О, пусть лучше они убьют меня, и я погибну достойно!»

— Почему ты здесь? — повторил Сакрум после очередного удара.

— Такова воля Шамаша…

— … и его супруги Ишмерай Изумрудноокой, которой ты молишься каждый день, имя которой произносишь в бреду и во сне? Великая богиня помогла мне — она вывела моих людей прямо на шпиона, для того чтобы я смог поймать его и наказать.

— Я не шпион! — прорычал Марк. — На нас напали де…

Очередной удар заставил его вскрикнуть, но слабо и обессилено.

— Дорогой мой Брат, ты убьёшь его, — тихо проговорил лекарь Аамон. — Он ещё слаб.

— Если он не шпион, Великая Богиня смилуется над ним и сохранит ему жизнь.

— Прикончи его, Сакрум, — безразлично отозвался Одол, покачивая своей странной шипастой плетью. — Он забрызгал весь твой шатёр своей вонючей кровью. Да и терзать его нет никакого удовольствия — он скоро сломается, ещё и измарается от страха.

Но Сакрум молчал, глядя только на пленника.

Ещё удар, и Марк повис на натянутых верёвках. Следующий удар добил его, и он очнулся спустя некоторое время лежащим на животе. Лекарь Аамон и мальчик Баал делали компрессы и смазывали его раны чем-то горячим и густым, пахнущим травами.

— Что со мной случилось? — с трудом проговорил Марк.

В горле пересохло.

— Ты потерял сознание, — ответил маленький Баал с сочувствием.

Лекарь Аамон же сказал:

— Если ты, Саргон, ценишь свою жизнь превыше боли, тебе очень повезло, ибо по своему обыкновению Сакрум убивает сразу или в первый же день. Он не позволяет мне тратить лекарства на чужаков. Он не щадит никого, если не желает. Самым счастливым из всех пленников Сакрума за многие годы оказался Малвар. Сначала Сакрум подарил ему жизнь, затем доверие, а через время и нарёк его одним из своих Братьев.

«Надеюсь, меня он своим Братом никогда не наречёт… — подумал Марк, испытывая страшную боль в спине, в мышцах, в разбитой голове и отвращение к предводителю шамширцев. — Что бы он сделал с Ишмерай, если бы она попалась ему в руки?..»

Лекарь Аамон был угрюм, но мягок. Он был добр к Марку и жалел его. Он приносил ему еду и воду, следил за его ранами и старался поднять на ноги. Каждый день к нему приходил и Баал, и его светло-карие глаза глядели на него с состраданием и интересом. Но вскоре Сакрум решил это пресечь.

В палатку к Марку не пускали никого и не входил никто, кроме стражников, который приносили ему кусок чёрствого хлеба, немного воды, хватали его и вели к Сакруму на новый бессмысленный допрос. Каждый раз предводитель шамширцев не уставал придумывать что-нибудь новое: сначала он приказывал хлестать Марка плетьми, в другой раз он приказал стянуть с него сапоги и поджаривал его пальцы на медленном огне, на третий день, не давая пленнику оправиться, Сакрум вновь требовал Марка к себе и приказал Одолу медленно снимать с ноги жертвы кожу. Одол страшно оживился: он скучал на допросах, когда человека пытал кто-то другой.

За последнюю неделю Марка пытали семь раз. Семь разных пыток перенёс принц Карнеоласа, и с каждым новым разом он вскрикивал все громче и все мучительнее, но и не думал просить пощады. Вопросы Сакрума оставались всё те же, и ответы Марка по-прежнему не устраивали владыку.

— Экий гордый карнеоласец! — злобно усмехался Сакрум на пятый день: он приказал медленно пронзать пленника длинными толстыми шипами, не повреждая при этом жизненно важных органов. Марк при этом отчаянно пытался сдержать свой крик и только рычал — от слабости, многодневной боли и усталости он уже не мог кричать. — Все ли таковы карнеоласские шпионы?

— Я не шпион… — упрямо выдохнул Марк, собираясь отрицать до самой смерти, даже если боль будет совсем невыносимой.

— Ещё не вечер, лев! — расхохотался Одол, пребывая в каком-то экстазе. — Разве это боль? Боль ещё придёт к тебе, и она заставит тебя обезумить!

Сразу три шипа вонзились в ногу Марк, и тот вскрикнул, дёрнувшись.

Чтобы не сойти с ума от боли и отчаяния, на каждой из пыток Марк уговаривал себя, что скоро закончится эта пытка, как и все предыдущие, и его снова отведут в палатку отдыхать. Он вспоминал длинные тёмные волосы Ишмерай, её чудесные кудри на висках, её глаза, ресницы, губы и их тепло, её смех и поцелуи. И воспоминания помогали ему держаться и надеяться. Но после того, как к нему перестали пускать лекаря Амона, и раны его, оставленные без присмотра, начали воспаляться, Марк осознал, что конец его настанет очень скоро, избавив от пыток, боли, страха и отчаяния, разлучив его с возлюбленной Ишмерай.

На седьмой день он уже не мог прийти сам. Люди Сакрума волокли пленника, израненные, обожжённые, исколотые ноги отказывались служить ему. Все тело его превратилось в боль.

Но Марк не собирался сдаваться — он все ещё мечтал об Ишмерай больше, чем о смерти, к тому же, накануне ночью к нему пробрался Баал, и спросил у него Марк: что в Шамшире делают со шпионами? И ответил ему Баал: привязывают к четырём лошадям за разные части тела, расставляют коней по четырём сторонам света, и пускают галопом.

«Четвертование», — осознал Марк, и от ужаса в его жилах потекли новые силы.

Сакрум и все его Братья внимательно глядели на него теперь, стоявшего на коленях с опущенной головой, согбенного, окровавленного, но не желающего сдаваться. Все они глядели на него, как на зверя, которого было необходимо убить, который заслуживал самой страшной и самой низкой смерти. Но Марк никогда никому не желал зла, и только хотел, чтобы его отпустили к его возлюбленной.

— Будешь говорить, карнеоласская ты кошка?! — зарычал Сакрум, и в голосе его Марк услышал улыбку.

Марк молчал. Что ещё он мог сказать? И так сказал слишком много. Каков прок был в словах, когда Сакрум не слушал?

— Сакрум, — услышал он голос Рабинары будто издалека. — Убей его. Зачем зря мучишь ты его?

— Этот карнеоласец переживёт ещё больше пыток, чем пережил теперь. Я хочу поглядеть, сколько способен