Литературные первопроходцы Дальнего Востока - Василий Олегович Авченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понимание Дальнего Востока как нового русского фронтира пришло в ХХ веке – с новыми угрозами.
В 1930-х годах регион ощущал настоящее писательское паломничество. Часто это был эскапизм, бегство от столичных проблем или самого себя… – но бегство не в тыл, а на передовую. Тогда казалось, что мировая война вспыхнет не на Западе, а на Востоке. Прозаики Гайдар[80], Кетлинская[81], Лапин[82] и Хацревин[83], Евгений Петров[84] (из его очерка о комсомолках-хетагуровках: «Я убедился, что на Камчатку, на Сахалин, в Комсомольск хотят ехать почти все. И все ищут “трудностей”…»), поэт, автор песен про любимый город и цветущие на Марсе яблони Долматовский[85] («Испания и Дальний Восток были в те времена самыми романтическими адресами наших мечтаний. В Испанию я не попал. Что ж, махну на Дальний Восток!»), кинорежиссёры Васильевы[86], Довженко[87], Герасимов[88]… Будущий автор повести «Звезда» о разведчиках Эммануил Генрихович Казакевич[89] в 1930-х строил Еврейскую автономию – Израиль-на-Амуре. Поэт Илья Львович Сельвинский[90] заготавливал пушнину на Камчатке, путешествовал на «Челюскине», писал стихи о тиграх и нерпах. Автор романа «Далеко от Москвы» Василий Николаевич Ажаев[91] строил нефтепровод с Сахалина на материк сначала как заключённый, потом как вольный. Пётр Андреевич Павленко[92] написал в 1937 году роман «На Востоке» о будущей войне, где советские бомбардировщики громят Токио, причём в кабине самолёта нанаец Бен Ды-Бу распевает «Интернационал»; а потом японские пленные строят под Владивостоком новый город и стремительно «перековываются».
На Дальний Восток попадали – по своей или чужой воле – умные и энергичные люди.
Рувим Фраерман:
«Я спросил у него, почему он так стремился на Дальний Восток. Он ответил:
– Здесь – граница и ближе враг.
Потом, подумав немного, добавил:
– Тут есть виноград и кедры».
Вот оно: передний край плюс экзотика.
Илья Сельвинский написал в 1932 году:
Камчатка – действительно твёрдый берег!
(«Отдать якоря!» – приказ.)
И я открываю её, как череп,
Как Лермонтов – Кавказ.
Русскими киплингами, вглядывавшимися в восточные горизонты, стали Сергей Владимирович Диковский[93] («Патриоты», «Приключения катера “Смелый”»), Константин Михайлович Симонов[94] («Далеко на востоке», «Товарищи по оружию»), несколько позже – Юлиан Семёнович Семёнов[95], начавший свою штирлициану Дальним Востоком времён Гражданской, и Александр Андреевич Проханов, первой горячей точкой которого стал в 1969 году остров Даманский на Уссури.
«Военная тайна», начатая Гайдаром в Хабаровске в 1932 году (он тогда работал в газете «Тихоокеанская звезда» – писал о лесозаготовках, шахтёрах, промысле иваси, бюрократах, строительстве НПЗ…), полна предчувствия новой войны с Японией. Или, скорее, новой фазы этой войны, шедшей с перерывами почти всю первую половину ХХ века.
Баталистская звезда Константина Симонова зажглась в 1939-м на Халхин-Голе. Когда говорят пушки, музы не молчат; просто их голос порой неотличим от звука винтовочного выстрела или разрыва мины.
Андрей Сергеевич Некрасов[96], окончивший Владивостокский морской техникум (тот самый, где чуть раньше училась легендарная Анна Ивановна Щетинина[97] – первая в мире леди-капитан) и работавший в 1930-х в тресте «Дальморзверпром», придумал капитана Врунгеля – русского Мюнхгаузена, объединив термин «травелог» с морским словечком «травить». В книге сполна отразилось время: главный недруг Врунгеля – адмирал Кусаки из «одной восточной державы», а сам капитан не упускает случая рассказать о планах «японских бояр» по захвату Сибири и Китая.
Изучение дальневосточных архивов времён Гражданской войны и рассказы вышеупомянутого Романа Кима – «советского Флеминга», основоположника отечественного шпионско-политического романа («Девушка из Хиросимы», «Тетрадь, найденная в Сунчоне», «По прочтении сжечь») – помогут Юлиану Семёнову придумать Штирлица. Действие первого романа о легендарном разведчике «Пароль не нужен» развивается во Владивостоке, Хабаровске и занятом японцами Дайрене (он же – русский порт Дальний, ныне – китайский Далянь) в 1921–1922 годах. Сам Ким попал в эту книгу под именем связного Чена, он же – Марейкис.
Вот она – матрица территории, дальневосточный литературный взвод: арсеньевский таёжник Дерсу, фадеевский партизан Левинсон, гайдаровский Мальчиш-Кибальчиш, некрасовский Врунгель, семёновский Исаев-Штирлиц. Один символизирует гармонию в отношениях человека и природы, другой – целеустремлённость в служении Делу, третий – патриотизм…
А как представить нашу словесность без колымской прозы Варлама Шаламова? Она – не столько о лагере, сколько о человеке, его безграничной способности к подлости, о бездне, в которую он опустит себя и ближнего, если создать для этого минимальные условия.
З/к Заболоцкий[98] строил Комсомольск-на-Амуре, з/к Жигулин[99] добывал олово на Колыме, з/к Мандельштам[100] умер во Владивостокском пересыльном лагере. Автор «Крутого маршрута» Евгения Соломоновна Гинзбург[101], выйдя в 1947 году из лагеря, некоторое время жила в Магадане, там же провёл юность её сын – будущий писатель Василий Павлович Аксёнов[102]. Артист Георгий Степанович Жжёнов[103], отбывавший срок на Колыме (попал за решётку прямо со съёмок герасимовского «Комсомольска»), написал великий рассказ «Саночки», Валерий Юрьевич Янковский[104] – автобиографическую повесть «Этапы». Если у Шаламова показаны психология и физиология расчеловечивания, то Жжёнов и Янковский пишут о том, как человеческое может сохраняться даже в нечеловеческих условиях.
1960-е привнесли новую дальневосточную моду: романтики, геологи, комсомольцы, БАМ… Анатолий Тихонович Гладилин[105] добывал золото на Чукотке. Чингиз Торекулович Айтматов[106] писал прозу о нивхах. Фазиль Абдулович Искандер[107] – стихи о камчатских рыбаках:
Первой камбалы первый блин
Шлёпнулся и погрузился в сплин.
Красный краб, королевский краб
Шевелит свастикой сломанных лап.
……………………………………………………
Камчатка! Клубятся вулканы вдали.
Вселенское утро. Начало земли.
В позднесоветское время на Дальнем Востоке писали и публиковались Иван Басаргин[108] («Дикие пчёлы»), Александр Плетнёв[109] («Шахта»), Григорий Федосеев[110] («Смерть меня подождёт»), Николай Задорнов[111] («Амур-батюшка»), Олег Куваев («Территория»), Альберт Мифтахутдинов[112] («Закон полярных путешествий»), Юрий Вознюк[113] («В плавнях Ханки»), Владислав Лецик («Пара лапчатых унтов»), Радмир Коренев («Опасное затишье»), Анатолий Буйлов[114] («Тигроловы»), Анатолий Вахов[115] («Трагедия капитана Лигова»), Станислав Балабин[116] («Пёстрые стрелы Сульдэ»), Геннадий Машкин[117] («Синее море, белый пароход»), Владимир Илюшин[118] («Тихоокеанское шоссе»)… За всей этой литературой стояла серьёзная, сложная, интересная, разнообразная жизнь.
Действие повести Бориса Андреевича Можаева[119] «Власть тайги», по которой Владимир Александрович Назаров[120] снял фильм «Хозяин тайги» (1968), происходит в Приморье, где Можаев – военный инженер – служил в 1950-х годах после передачи Порт-Артура[121] Китаю. Съёмки фильма велись в Красноярском крае, приморскую специфику заменили сибирской. Именно благодаря экологическим детективам Можаева Владимир Семёнович Высоцкий[122] увлёкся удэгейской
