Стихотворения и поэмы - Вадим Шершеневич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мы пили абсент из электрической люстры…»
Мы пили абсент из электрической люстры,Сердца засургученные навзничь откупорив.Потолок прошатался над ресторанной грустью,И всё завертелось судорожным кубарем.Посылали с воздухом взорную записку,Где любовь картавила, говоря по-французски,И, робкую тишину в угол затискав.Стали узкиБрызги музыки.Переплеты приличий отлетели в сторону,В исступленной похоти расшатался мозг.Восклицательные красновато-черны!Они исхлестали сознанье беззастенчивей розог.Всё плясало, схватившись с неплясавшим за руки,Что-то мимопадало, целовался дебош,А кокотка вошла в мою душу по контрамарке,Не снявши, не снявши, не снявши кровавых галош.
«Бледнею, как истина на столбцах газеты…»
Бледнею, как истина на столбцах газеты,А тоска обгрызает у души моей ногти.На катафалке солнечного мотоциклетаВлетаю и шантаны умирать в рокоте.У души искусанной кровяные заусенцы,И тянет за больной лоскуток всякая.Небо вытирает звездные крошки полотенцем,И моторы взрываются, оглушительно квакая.Прокусываю сердце свое собственное,И толпа бесстыдно распахивает мой капот.Бьюсь отчаянно, будто об стену, яО хмурые перила чужих забот.И каменные проборы расчесанных улицПод луною меняют брюнетную масть.Наивно всовываю душу, как палец,Судьбе ухмыльнувшейся в громоздкую пасть.
«Кто-то на небе тарахтел звонком, и выскакивала…»
Кто-то на небе тарахтел звонком, и выскакивалаЗвездная цифра. Вечер гонялся в голубом далекеЗа днем рыжеватым, и за черный пиджак егоЛовила полночь, играя луной в бильбокэ.Всё затушевалось, и стало хорошо потом.Я пристально изучал хитрый крапДней неигранных, и над витринным шепотомГород опрокинул изнуренный храп.И совесть укорно твердила: Погибли с ним —И Вы и вскрывший письмо судьбы!Галлюцинация! Раскаянье из сердца выплеснемПрямо в морду земле, вставшей на дыбыСдернуть, скажите, сплин с кого?Кому обещать гаерства, царстваИ лекарства?Надев на ногу сапог полуострова Аппенинского,Угрюмо зашагаем к довольно далекому Марсу.
«Мозг пустеет, как коробка со спичками…»
Мозг пустеет, как коробка со спичкамиК 12 ночи в раздраженном кабаке. ЯПамять сытую насильно пичкаюСладкими, глазированными личикамиИ бью сегодняшний день, как лакея.Над жутью и шатью в кабинете запечатанном,Между паркетным вальсом и канканом потолка,Мечется от стрел электрочертей в захватанномИ обтресканном капоте подвыпившая тоска.Разливает секунды, гирляндируст горечи,Откупоривает отчаянье, суматошит окуркинадежд. Замусленные чувства бьются в корчах,А икающая любовь под столом вездежит.
«На лунном аэро два рулевых…»
На лунном аэро два рулевых.Посмотрите, пьяная, нет ли там места нам?!Чахоточное небо в млечных путях марлевыхИ присыпано ксероформом звездным.Зрачки кусающие в Ваше лицо полезли,Руки шатнулись поступью дикою.Всюдут морщинистые страсти в болезни,Ожиревшие мысли двойным подбородком хихикают.По транспаранту привычки живу, вторично сбегая с балансирующего ума,И прячу исступленность, как в муфту,В облизывающиеся публичные дома.
«Снова одинок (Снова в толпе с ней)…»
Снова одинок (Снова в толпе с ней).Пугаю ночь широкобокими криками, как дети.Над танцами экипажей прыгают с песнейНегнущаяся ночь и одноглазый ветер.Загоревшие от холода город, дома и лысина небесная.Вывесочная татуировка на небоскребной небритой щеке.Месяц огненною саламандрою вылез, но яСвой обугленный зов крепко зажал в кулаке.Знаю, что в спальне, взятый у могилы на поруки,На диване «Рекорд», ждет моих шатучих, завядших губПрищурившийся, остывший и упругий,Как поросенок под хреном, любовницы труп.
«Когда завтра трамвай вышмыгнет, как колоссальная ящерица…»
Когда завтра трамвай вышмыгнет, как колоссальная ящерица,Из-за пыльных обой особняков, из-за бульварных длиннот,И отрежет мне голову искуснее экономки,Отрезающей кусок красномясой семги, —Голова моя взглянет беззлобчивей сказочной падчерицыИ, зажмурясь, ринется в сугроб, как крот.И в карсте медленной медицинской помощиМое сердце в огромный приемный покой отвезут.Из глаз моих выпорхнут две канарейки,На их место лягут две трехкопейки,Венки окружат меня, словно овощи,А соус из сукровицы омоет самое вкусное из блюд.Приходите тогда целовать отвращеньем и злобствуя!Лейтесь из лейки любопытства, толпы людей,Шатайте зрачки над застылью бесстыдно!Нюхайте сплетни! Я буду ехидно, безобидно,Скрестяруко лежать, втихомолку свой фокус двоя,И в животе прожурчат остатки новых идей.
«Это Вы привязали мою оголенную душу…»
Это Вы привязали мою оголенную душу к дымовымХвостам фыркающих, озверелых, диких моторовИ пустили ее волочиться по мостовым,А из нее брызнула кровь черная, как торф.Всплескивались скелеты лифта, кричали дверные адажио,Исступленно переламывались колокольни, и надЭтим каменным галопом железобетонные стоэтажияВскидывали к крышам свой водосточный канат.А душа волочилась и, как пилюли, глотало небо седоеЗвезды, и чавкали его исполосованные молниями губы,А дворники грязною метлоюГрубо и тупоЧистили душе моей ржавые зубы.Стоглазье трамвайное хохотало над прыткоюПыткою,И душа по булыжникам раздробила голову свою,И кровавыми ниткамиБыло вытканоМое меткое имя по снеговому шитью.
«К Вам несу мое сердце в оберточной бумаге…»
К Вам несу мое сердце в оберточной бумаге,Сердце, облысевшее от мимовольных конвульсий,К Вам, проспекты, где дома, как баки,Где в хрустном лае трамвайной собакиСумрак щупает у алкоголиков пульсы.Моторы щелкают, как косточки на счетах,И отплевываются, куря бензин,А сумасбродные сирены подкалывают воздух,И подкрашенной бровью кричит магазин.Улицы — ресторанные пропойцы и моты —Расшвыряли загадки намеков и цифр,А полночь — хозяйка — на тротуарныебутерброды Густо намазывает дешевый ливер.Жду, когда пыльную щеку тронутВеревками грубых солнечных швабр,И зорко слушаю, как Дездемона,Что красноболтает город — мавр.
«В разорванную глотку гордого города…»
В разорванную глотку гордого городаВвожу, как хирургический инструмент, мое предсмертие.Небоскребы нахлобучивают крыши на морды.Город корчится на иглах шума, как на вертеле.Перелистываю улицы.Площадь кляксою дряхло-матовоюРасплывается.Теряю из портмоне последние слова.Улицу прямую, как пробор, раскалывает надвоеПо стальным знакам равенства скользящий трамвай.По душе, вымощенной крупным булыжником,Где выбоины глубокими язвами смотрят,Страсти маршируют по две и по триКонвоем вкруг любви шеромыжника.А Вы, раздетая, раздаете бесплатноПрохожимРожамПроспекты сердца, иВульгарною сотнею осьминогов захватанаВаша откровенно-бесстыдная лекция.Оттачиваю упреки, как карандаши сломанные,Чтобы ими хотьРазрисовать затянутую в гимназическую куртку злобу.Из-за пляшущего петухом небоскреба,Распавлинив копыта огромные,Рыжий день трясет свою иноходь.
«После незабудочных разговоров с угаром Икара…»
