Держись от меня подальше (СИ) - Сукре Рида

Он ещё с полчаса ворчал, истерично бегал вокруг зеркала, укорял всех и вся, что из него дверью вышибло гениальность и он теперь посредственен, как крышка унитаза, что он деградировал в одночасье и сам себе напоминает бактерию в эндо-среде. На наши заверения, что он, как и был, так и остаётся гордостью нации, он внимания не обращал, а потом и вовсе скрылся в своей графоманской мастерской, вывесив на двери записку: «Кто потревожит: пробудит во мне зверя. Учтите, уживаются во мне две личности: дятел и кролик. Пробудите первого — задолбаю, второго — …». Через пару секунд одумался и, с видом затравленного суровой Белоснежкой гнома высунул руку, сорвав позорное предупреждение, которое висело в дни его добродушных настроений, вместо него вывесив другое: «А не погреться ли вам в крематории?».

Греться мы не желали, так что к нему в комнату не совались и тихо-мирно дождались скорой помощи, врачи которой, завидев Гриппа, похватали тапки в зубы и готовы были бежать обратно, пока мы их не уверили, что вызваны они не к ней, а к её внуку.

Вскоре и они шумной толпой цыган покинули нашу квартиру, Сера же напоследок потрясла перед моим носом костлявым кулаком и назвала нецензурным словом, а как только она отвернулась, я, преисполнившись странных настроений, показала ей язык в спину. Как раз в это время на меня повернулась Агриппина и в ответ на мой высунутый язык назвала ещё более заковыристым ругательством.

К тому моменту, как гости покинули нашу квартиру, довольно бодрым шагом вернулся Артур Пирожков и, даже не знаю: расстроившись или обрадовавшись, что Серы и Гриппа нет, стал интересоваться, не нужна ли нам помощь. Она была ой-как нужна. Так что сосед, будучи жутким добряком, вызвал нам службу профессионалов, услугой которых сам на неделе пользовался, чтобы заменить двери в квартире. Служба эта была ценна тем, что они могли приехать в любое время, даже в два часа ночи.

Пока мы ждали профи по дверям, Пирожкович, как бы «между прочим», начал интересоваться про нашу бабулю, приезжавшую весной и, кажется, оставившую в его душе некий романтичный след, нокаутирующий логику и здравый смысл.

Перед сном я извлекла из утроб выданных мне ранее Соней джинс, к которым уже привыкла, мобильник и подивилась количеству пропущенных вызовов и сообщениям. Я выключала звук, поэтому и не слышала ни одного звонка.

Писали все, кому не лень.

Неизвестный номер, принадлежащий моей подруге Лесе: «привези мне еды», «много еды», «съедобной, а не бич-пакеты», «или тебя ждёт кровавая смерть»

«Брачо», как вероятно, именовался в телефоне Сонечки, с которым я щеголяла, контакт Егора: «ты где, сестричка? как прочтёшь, отзвонись»

Я позвонила, послушала малообещающие короткие гудки и стала читать дальше.

«Брутальный анкл», так именовался мой папуля: «Доча, на неделе идём в дельфинарий. я взял билеты. бери с собой своего бойчика»

С этим всё ясно — решил поближе познакомиться с моим парнем. Хорошо, я не против, тем более я обожаю всякую морскую живность.

«Дрыщ», ах, это же Оливер. За что же она его так не любит? Вот его братца понятно — он ей чуть позвоночник не сломал, а вот что ей сделал добрая душа Олли? Смс: «Пересечёмся завтра на нашем месте?»

Ему я тоже позвонила, ленясь печатать сообщение, хотя у меня была весомая причина: кнопки навороченного мобильника страшно пугали. Гудки пошли, но затем резко оборвались, видимо, я звонила не вовремя.

Я прочла остальные сообщения, расстелила кровать, раскидала вещи по местам, так и прошёл вечер моего насыщенного дня.

Стоило мне лечь в кровать и закрыть глаза, как перед глазами представало красивое лицо Артёма, а губы начинали пылать, словно я с дуру полезла целоваться с банным чаном с горячей водой. Лицо начинало пунцоветь, но в темноте всё равно это оценить было некому.

Меня преследовало стойкое ощущение, что у меня не голова, а свинья-копилка — столько мыслей в ней смешалось, наскакивая друг на друга, — прямо не голова, а зона диффузии, где в моих желеобразных мозгах распространяются твёрдые частички размышлений, обретающих постепенно формы печенек-рыбок, плавающих по просторам моей головушки и дрейфуя на крутых виражах волн особенно откровенных фантазий.

Но главным образом, я знала, что завтра и каждый день теперь будут необыкновенными, полными таинственного сакрального смысла. И я не знала пока, пугает ли это все меня или, наоборот, радует до щенячьего визга, но определённо, оно заставляло чувствовать некий благоденствующий младенческий трепет.

Не знаю, как скоро я уснула, помню лишь, что возмущённо сопела от того, что страховки от идиотов не существует, а нотариус в лице соседа Пирожковича воротил нос и требовал компромат на бабулю, иначе договариваться не желая и твёрдую валюту не принимая.

Пришедшего сообщения я уже не слышала, ровно как и того, как вернулась Соня — я спала и сопела в обе дырочки, видя во сне что-то с чем-то, а если и не это, то, определённо, что-то похожее.

3

Первым, что я схватила в руки, как только вырвалась из эфемерного состояния между утренней дрёмой и праздностью бытия, был мобильный телефон, доселе спавший сном праведника под моей подушкой. Остатки сна, прыгавшие по поверхности моего сознания, словно «вертолётики» по зеркальной «гладильной доске» озера, держали меня своими щупальцами уже не так крепко.

Сознание пыталось прорваться сквозь тонкую полупрозрачную плёнку: рвалось, делая наскоки, видимо, воображая себя татаро-монгольским игом во главе со своим целеустремленным чернооким воеводой Чингисханом, натыкалось на преграду, содрогалось в конвульсиях от осознания собственной ничтожности, вновь наполнялось решимостью духа, повторяло попытки раз за разом и, в конце концов, пробило брешь в обороне, доказывая своим рвением общеизвестную мудрость, что под лежачий камень вода не бежит. Конечно, при определённых обстоятельствах, под правильным углом паркования камня в сочетании с верной точкой соприкосновения с поверхностью лежания валуна вполне возможно допустить, что вода туда и набежит, но если этот же «недвижимый» объект засунуть под банку и выкачать оттуда весь воздух, то попадание иных объектов, в том числе влаги, в зону вакуума становится невероятно затруднительным, практически невозможным. Так что активность прозы жизни своими недюжими стараниями вернула моё сознание, что окончательно выветрило из моей пустой блондинистой головы всякие намёки на недавнее бурление мечтательной сонной фантазии: миг — я помнила сон, миг — я его забыла.

Вырвавшись из стальных его оков, я сразу вспомнила о своём муженьке, о котором, скорее всего, и были сны — это логично. Я и кинулась проверять, какую милую сопливую муру он мне написал. То, что вечером от моего благоверного никаких смсок не приходило, меня не расстроило, так как я наивно предполагала, что он, стилизуясь под серьёзного взрослого мужчинку, так скоро свои чувства проявлять не станет. Но с утра я ожидала получить самое простенькое «доброе утро, принцесска», причём я даже не настаиваю на «принцесске», пусть будет просто «малышка», «детка» или что он там ещё любит говорить. В общем, меня устроила бы даже простецкая «доброе утро», но получила нечто иное. А именно: «НЕ ЗВОНИ МНЕ БОЛЬШЕ НИКОГДА!» от… Оливера.

Сообщение повергло меня в некое состояние анабиоза, и моему беспечному ворочанию в кровати пришёл конец: мозг стал просчитывать всевозможные варианты, чем же я могла ему досадить. Ничего путного на ум не приходило, да и мои звонки, в ходе которых я желала разъяснить ситуацию, отсылались к механическому голосу вежливой тётеньки, с достоинством сообщающей, что «абонент находится вне зоны действия сети или выключен, попробуйте позвонить позднее».

Я ещё минут пять переживала на эту тему, вздыхала, прижимала к волнующе вздымающейся груди (ха-ха, да нет, конечно, моя грудь осталась недвижима, всё же всколыхнуть то, чего особо-то и нет, не всякому Копперфильду дано, а уж мне так тем более) заломленные скорбно руки, потом вспомнила о Шере и теперь мои мысли стали откровенно странными.