Военно-политический роман. Повести и рассказы - Михаил Курсеев

– Точно верблюд, а кибитки, какие у них убогие, ужас, – отозвался Валера.

За окном вагона пустыня потянулась, как монотонная песня акына, кругом пески и пески, местами ровные и гладкие, а местами волнистые барханы. Растительности почти никакой, даже перед редкими кибитками отдельных селений, только иногда торчали пирамидальные тополя, а в пустыне редкие колючки и саксаулы. Вдоль железной дороги часто попадались деревянные решетки, похожие на деревенские заборы.

– Для чего тут заборы? – спросил Валера.

– Это не заборы, это барьеры для удержания снега зимой и песков от заноса железной дороги, – пояснил Миша в меру собственных познаний.

– А рельсы, уложенные вдоль дороги зачем?

– На случай ремонта, чтобы не пришлось везти их за тысячу километров в случае необходимости замены.

– А что партизаны взрывают, – не унимался Валера.

– Сам ты партизан, всё когда-то изнашивается и ломается и чтобы ты не загремел со второй полки, их меняют заранее.

Пейзаж почти не менялся до самой темноты, в Кызыл Орде на перроне шла бойкая торговля, хотя было уже поздно. Это был самый большой поезд, проходивший через их станцию, и торговцы ждали его. Было очень много рыбы: вяленая, копчёная, маленькая и большая, балыки холодного копчения столь аппетитно пахли, что не купить кусочек у пассажиров поезда не было сил. Кроме рыбы продавали фрукты и овощи.

– Пошли, надо кое-что купить нам, – сказал Миша не один раз, проезжавший через эту станцию с родителями. Они всегда здесь покупали в подарок родственникам рыбу вяленную и копчёную. Овощи и фрукты – как правило, они брали ещё в Чирчике, укладывая их в решётчатые специальные ящики, которые покупали там же на базаре, а вот рыбу всегда здесь.

– Почём сазан? – спросил Михаил.

– Ты, чё? Пятёрка, ни копейки больше, – как опытный знаток своего дела начал он торговаться, – ну, не хочешь я пошёл…

– Стой, ладно, – пять, возьми ещё лещей за три, – соглашался хозяин сазана.

Оценив лещей, Миша согласился, расплатившись за рыбу, он отдал Валере её:

– Иди, отнеси в вагон, а я куплю кое-что ещё.

Тут он увидел торговку с большим тазиком, плотно закутанным в какие-то тряпки, торговка бежала к составу, видно запоздала с приготовлением своего блюда. Михаил знал, что в тазике у неё горячие очень вкусные манты с разной начинкой, какие могли готовить только здесь в Кызыл Орде, даже в Ташкенте, он таких вкусных никогда не ел. Особенно ему нравились манты с тыквой, он крикнул:

– Апа, давай сюда, много возьму.

Старая казашка, сделав резкий разворот градусов на шестьдесят, резво кинулась на клич Миши.

– Манты, тыква, мясо, десять копеек штука, – объявила торговка.

Он не обманул, взял у неё десять мантов с тыквой и десять с мясом, отправился в свой вагон. На станции объявили отправление:

– Скорый поезд номер двадцать пять, сообщением Ташкент – Москва отправляется с первого пути, будьте осторожны.

В динамике зазвучала мелодия «Прощанье славянки».

– Мелочь, а приятно, – подумал Михаил.

– Почему в Ташкенте не включают на вокзале музыку?

Проходя по вагону, он заглянул к проводнику и попросил:

– Будьте любезны, – два чая в пятое купе.

Прошёл к себе, Валера был на месте.

– Ты где так долго был, я уже начал волноваться, объявили отправление, а тебя всё нет, – причитал он.

– Спасибо за переживания, ты настоящий друг, но за меня не бойся, я много ездил на поездах и никогда не отстану, главное не уходить далеко, особенно, если поезд не на первом пути. Его может отсечь другой поезд, тогда проблема добраться до своего, лезть под вагонами или бежать по кругу. Второе, внимательно слушать сообщения диктора, особенно, когда длительная стоянка, чтобы не расслабиться. Будешь выполнять эти правила, не отстанешь.

На всякий случай, отвечая, он учил Валеру, впервые, ехавшего на поезде дальнего следования.

Поезд уже набрал полную скорость, колёса равномерно отстукивали свою дробь – тата-та, тата-та, когда в купе вошёл проводник и принёс, заказанный Михаилом чай.

– С вас восемь копеек, – сказал проводник, поставив стаканы с чаем на стол.

Стаканы из тонкого стекла были в металлических медных подстаканниках, украшенных каким-то Ташкентским пейзажем, вернее – картинкой строения, наверно, видом здания железнодорожного вокзала.

Михаил по-барски выдал десять копеек, при этом скромно добавил:

– Сдачи не нужно, большое спасибо.

– Рахмат, кушайте на здоровье, – удаляясь, промолвил проводник.

Михаил достал, купленные у старой казашки манты, выложил их на тарелку из-под графина с водой, стоявшего на столике.

С ними в купе до Москвы ехали ещё два мужчины средних лет, поэтому Миша пригласил их тоже присоединиться к их столу. Те вежливо стали отказываться, но Миша с присущим среднеазиатским радушием и гостеприимством настоял:

– Вы манты главное попробуйте, нигде больше таких вкусных, вы не найдёте.

Мужчины, поддавшись столь убедительным доводам Михаила, согласились, достали к столу от себя огромный кусок балыка из сома холодного копчения. Все сели пировать. Вскоре заказали ещё чая. За окном была кромешная тьма, такая, какая бывает, наверное, только в пустыне, когда не светит луна. Поезд, продолжая отстукивать ровную дробь, чуть покачиваясь в такт этому ритму, со стремительной скоростью летел вперёд.

Утром, когда солнце было почти в зените, Михаила разбудил восторженный голос Валеры:

– Просыпайся, соня, смотри: какая красота, обалдеть – какие берёзы, сосны, как на картинках. Вот это да, ёлки-палки, – продолжал восторгаться он.

Вчерашний пейзаж унылой пустыни сменился на красоту русских лесов и степей Оренбуржья. То тут, то там за окнами проплывали смешанные зелёные леса со стройными, как невесты, берёзками, с упирающимися в небо высоченными соснами, а порой виднелись могучие дубы великаны. Между лесами просматривались бескрайние колосящиеся поля озимых. Вчерашние серые убогие кибитки сменили деревянные дома сёл и деревень, украшенные резными ставнями и наличниками всевозможных цветов. Маленькие речушки и пруды дополняли красивейшие пейзажи русской глубинки. Поезд ехал гораздо медленней, чем ночью, когда он стрелой летел по пустыне, остановки на разъездах стали чаще и дольше.

Попутчики сидели внизу, и пили чай, один из мужчин, как бы оправдываясь, весело сказал:

– Проснулись, орлы, мы вас не дождались, уже проголодались, – завтракаем, давайте присоединяйтесь, милости просим – к нашему столу.

– Приятного аппетита, – чуть не хором ответили ребята.

– Не ждите нас, кушайте, нам ещё умыться надо, – добавил Миша, спрыгивая со второй полки, за ним последовал Валера. Взяв полотенца, они двинулись в конец вагона, где был открыт единственный туалет, в который и стояла огромная очередь. Почему-то в семидесятые и восьмидесятые годы в поездах дальнего следования было принято – открывать только один дальний туалет от проводников. Может потому, что люди были настолько привыкшие к очередям, что мало кто этим фактом возмущался, а проводникам было это на руку. Один туалет убирать же легче, да и у самих под боком – персональные, а не общего пользования удобства. В те времена проводники чувствовали себя не обслуживающим персоналом, а скорее начальствующим составом вагона. Справедливости ради сказать – были разные: и добродушные и злые, приветливые и безразличные ко всем и всему. В вагоне, где ехали ребята проводники были средние, как оценил бы их Михаил. Они не ворчали на пассажиров, обслуживали, но не навязывались с услугами, периодически делали уборку в вагоне, но второй туалет не открывали.

Попутчики, закончив утренею трапезу с интересом сидели – разглядывали стопку журналов, газет, предложенную им для выбора немыми. Немые – это особое явление, которое было и по сей день живёт в поездах дальних и ближних. Они носят всякое чтиво, раскидывают стопками по разным купе, потом возвращаются и на пальцах показывают пассажиру сумму за понравившиеся экземпляры. Вообще, Миша не верил, что они немые, хоть ни разу не видел и не слышал, как они разговаривают. Он думал, что просто им так удобнее общаться с покупателями, не надо отвечать на глупые вопросы типа, – Почему так дорого или откуда это у вас? Немые иногда предлагали и клубничку: журнальчик заграничный или колоду карт порно.

Миша тоже глянул периодику, предложенную для выбора, взял себе журнальчик «Нева», он толстый, хватит и на обратную дорогу, и в нём можно было почитать интересные рассказы и стихи. Через минуту немой появился на пороге купе, каждому показал столько пальцев, на сколько – тот выбрал, а это означало рубль, два рубля, три. Дробей и копеек немые не знали, может, не изучали никогда, или просто, мелочиться не хотели. Главное не они, ни с ними никто никогда не торговался, может, не умели по немому говорить пассажиры или в поезде никогда мелочные люди не ездили, – к таким выводам пришёл Миша, углубляясь в свои наблюдения и рассуждения.