Скаредное дело - Андрей Зарин

— Откуда у тебя это все? — спросил Федька, — награбил?

Эхе вдруг вспыхнул и так хлопнул по столу широкой ладонью, что Федька мигом отскочил в сторону.

— Мой не вор — запальчиво ответил швед, — мой воин! С генерал Понтусом Делагарди мой ваших врагов биль, в Тушино биль, в Москва биль; с генералом Горном ходиль тоже! Да! Мой не вор! Ви вор! Когда нам субсидиум не даваль, ми на Псков ходиль, потом с генералом Понтусом и Горном Новгород брали! Много наших убили, ну, и ми! Ми все брали, жгли, резали! Все наше! Ми кровью взяли, с оружьем! Я для этого верно половин гросс резал! Вот!

Он пришел в одушевление, махал ножом, и шрам его горел словно раскаленный железный прут.

— А ты говоришь: краль! Мой не вор! — Он тяжело перевел дух и вдруг кротко улыбнулся и смиренно повторил: — Купи, пожалуйста!

Федька, дрожавший и читавший уже отходную, снова почувствовал свою силу и вылез из-за печки, куда забрался от страха.

— Ишь ты какой! — сказал он. — То «пожалуйста», то ругаешься. Ну, да ин быть по-твоему! Сколько тебе денег надо?

Лицо Эхе сразу ожило.

— Дай два сорок талеров и хорошо будет!

Федька подпрыгнул на месте, услыхав такую сумму, и хлопнул даже руками по бедрам.

— Али ты не в уме? — воскликнул он! — Два сорок! Да у кого есть теперь столько денег? У казны, разве! Я бедный смерд, Федька убогий, и два сорок! Полсорока хочешь, а то бери себе! — окончил он грубо и отодвинул от себя торбу.

Глаза Эхе вдруг потухли, лицо побледнело; он уныло опустил голову, но здравый смысл подсказал ему, что все равно, выхода ему нет, и он покорно ответил:

— Карашо! Ты меня грабил, а не я. Только я буду два, три яхонты брать себе.

Федька так обрадовался своей сделкой, что не стал спорить. Эхе со смутным пониманием отобрал четыре лучших камня и тщательно спрятал их за пояс.

— Постой за дверьми, пока я управлюсь! Я скоро, — сказал ему Федька, не желая при нем лезть в сундук за деньгами.

Эхе послушно вышел и остановился в сенях, слушая как Федька отпирает свой сундук и звенит деньгами. В эту минуту со двора к сеням подошли люди и невольно привлекли на себя внимание Эхе. Он стоял в темных сенях и с недоумением смотрел на них. Рыжий, кривой поводырь, бросив на двор медведя, тянул за руку хорошенького мальчика, который заливался слезами; маленький раскосый мужичонка шел рядом и держал мальчика за другую руку.

Они вошли в сени и, наткнувшись на рейтара, видимо, смутились, но раскосый быстро оправился и спокойным голосом спросил Эхе:

— Федька-то в каморе, што ли?

Эхе был поражен виденным и невольно произнес вместо ответа:

— Зачем у вас мальчик этот? И чего он плачет? Мальчик! — нагнулся он к ребенку, — ти кто?

Но рыжий быстро и грубо рванул мальчика за руку и заслонил его собою.

— Ты, мил человек, сказал он резко, — за своим присматривай добром, а другому в кошель не запускай лапу!

— Я! Я вот хочу знайть!.. — вспыхнул Эхе, но в эту минуту Федька раскрыл дверь, увидел, в чем дело, и поспешно позвал к себе воина.

— На тебе деньги, считай! — сказал он, махая рукой рыжему, который ввел ребенка. Эхе успел их заметить, считая деньги и укладывая их за пояс. Уложив деньги, он почувствовал что голоден и устал, и сказал хозяину:

— Я у тебя заночевайть буду. Мой хотел на Кукуй, но не знай пути.

Федька ласково кивнул ему.

— Исполать! Иди! Иди! Там все найдешь: и табак, и карты, и зернь, и вино. Прямо через сенцы иди! Вона дверь! — ответил он, толкая его из горницы.

Эхе пошел, но едва дверь за Федькой закрылась, он вернулся к ней и стал слушать. Гудел рыжий, пищал раскосый, шепелявил Федька, плакал жалобно мальчик, и Эхе, с трудом прислушиваясь к быстрой речи, понял, что мальчик приведен по приказу Федьки за десять рублей и что мальчик боярский сын. Послышался звон денег, и Эхе едва успел войти в общую горницу, как сзади его послышались голоса рыжего и Федьки.

4

Когда вошел капитан Эхе в большую горницу он не узнал ее сразу, такое буйное веселье царило в ней вместо прежней тишины. В большой печи ярко горел огонь, не смотря на душный, летний вечер; в трех углах в высоких поставцах горели пучки лучин, наполняя густым, едким дымом горницу и застилая им низкий потолок. За двумя длинными столами, что стояли по сторонам горницы, в различных позах сидел всякий народ с разгоряченными лицами. Одни играли в косточки, другие в кости, третьи, собравшись кучкой, просто пили водку и пиво. Среди нарядов мужчин виднелась и дерюга, и поскона, и суконный кафтан, и воинский убор У конца стола сидел почти раздетый пьяный арыга и, стуча оловянной чаркою, кричал:

— Лей в мою голову! — остались еще алтыны от материнского благословения!

Подле него расположилось несколько стрельцов, дальше знакомые нам скоморохи, какой-то купчик из рядов, все с пьяными лицами, то задорными, то добродушными.

По горнице, услуживая гостям, юрко сновали два подростка в синих дерюжных рубашках без опоясок, грязные, босоногие. В углу горницы, подле печи, стояла бочка с водкой и два бочонка с пивом, и подле них сидел тот самый парень, который отворил капитану калитку.

Эхе вошел, огляделся и сразу узнал давно знакомую ему картину. Он почувствовал за своим поясом тяжелые талеры, вспомнил, как в своих походах он купил и веселился, и тотчас же махнул рукой одному из подростков. Тот мигом понял его знак и торопливо поднес ему оловянную кружку с водкой.

— Пей во здравие! — сказал он, кланяясь гостю. Эхе кивнул ему, встряхнул головою, поднял кружку и залпом осушил ее, прищелкнув языком от удовольствия.

Близ сидящие заметили рейтара и с любопытством следили за ним.

В то время уменье выпивать считалось одною из доблестей, и всем понравилась молодецкая ухватка Эхе.

— Вот это по нашему: хлоп и нету! — закричал ярыжка, взмахивая руками как крыльями.

— Иди к нам, ратный человек! — позвали его к себе стрельцы.

Эхе сел подле них.

— Тащи, малец, братину! — крикнул один из стрельцов. — Немчины славно рубятся, да и пить не дураки тоже!

— Дело говоришь, Михеич! — весело отозвался другой стрелец помоложе.

Мальчишка поставил на стол муравленный горшок, наполненный водкой, и небольшой ковшик. Михеич разлил им водку по кружкам.

— Откуда рубец у тебя, немчин? — спросил он.

— Этот? — сказал Эхе. — Ваш русский бил, в Москве когда были.

— Эге-ге! — усмехнулся Михеич, — может, и мой бердыш. Я тогда с князем Пожарским у Никитских ворот с немцами бился.

— Жарко бил! — сказал Эхе. — Кругом горит. Все кричат, тут русский воин, там русский: с города: и меч, и смола, и камни.

— А ты что же думал, немчин, что мы матушку Москву вам, псам, отдадим? — подходя пьяной походкой, спросил ярыжка.

— Мой ничего не думал. Мой служил у генерала Понтуса Делагарди, а он у генерала Гонсевского служил!

— Ну, вот и намяли бока! — захохотали кругом.

Эхе покраснел.

— Потому, что поляк глюпий, — сказал он.

Не ходи, кума, на лед,Там провалишься!

Раздалась веселая песнь скоморохов, и они пустились в пляс. Один из мальчишек, изображая женщину, затоптался на месте, махая платком.

— Люблю! Отхватывай, Алешка! — закричал молодой стрелец.

В это время Эхе заметил кривого рыжего и его товарища. Они пили и о чем-то спорили. Эхе перешел на другое место и сел подле них, думая услышать имя хорошенького мальчика.

— Волчья сыпь! Пять рублей кожею дал, — говорил рыжий.

— Себе и бери их, а нам отдай серебро! — ответил раскосый.

— Тоже! Все пополам. Кожаные пропьем, а эти разделим. Эй, Алешка! закричал рыжий.

К нему подбежал плясавший мальчишка.

— Пить будем! Тащи красулю!

— Важно, ой, важно! — вскрикивал купчик, глядя на пляшущих скоморохов, и, вдруг, взвизгнув, сам пустился притоптывать.

Я в кусточки пошла,Добра молодца нашла!!

Стены затряслись от топота ног.

— Вот как у нас, немчин! — кричал купчик отплясывая.

— Умеешь так? Уф! — и он упал на лавку, вытирая грязной рукою вспотевший лоб.

— Будет плясать! — сказал он, — пить станем. Всех пою! Молчаливый до времени, он стал теперь угощать всех водкой и заговаривал с каждым.

— Пирование у нас теперь будет. Эх! На три дня!

— Закурим! — отозвался угрюмый подъячий.

— Чай, и вы затем сюда пришли? — спросил Михеич у скоморохов.

— Вестимо, за тем же, — ответил раскосый, товарищ рыжего. — Теперь говорят, на площадь-то и мед и пиво выкатят: на три дня гулянка!

— Слышишь, из тюрем выпустят!

— Всем ярыжкам награда будет!

— Ну?!

— Кому плетью, кому просто тычком! — все засмеялись.

— Что же будить завтра? — спросил захмелевший Эхе.

— Ах ты, немчин, немчин! — с укором сказал купчик. — Завтра наш царь батюшка своего батюшку сустретить. Из полона вызволил его, сердешного, от ляхов поганых!