Скаредное дело - Андрей Зарин

Лицо Шереметева сразу изменилось.

— Ах, горе какое! Ах, беда какая! Как же так? Кто?

— Скоморохи!

— А завтра тебе в ночь на встречу ехать!

— О, эта встреча! — воскликнул князь. — Ну как мне радоваться с ними, когда такая тоска в сердце? А? Что же ты, смерд? — крикнул он вдруг на молча стоявшего Антона.

Антон кубарем вылетел из горницы и, ворвавшись в избу, заорал благим матом:

— Вставайте, что ли, черти! На коней все, живо! Князь на вотчину едет!

6

Словно спасаясь от врагов, мчался князь на своем аргомаке, и за ним едва поспевала его малая дружина. Бурей пролетели они через деревни, что изредка встречались на их пути, вздымая облака пыли, и мужики, бросив свои работы, пугливо шептались:

— Видно, опять воры или ляхи на нас идут: ишь, как князь Терентий Петрович промчал!

— Борони Боже! Може на его вотчину наехали!..

На пятой версте, Антон, задыхаясь, сказал князю:

— Князь-батюшка, дадим коням передохнуть: неравно зарежем таким угоном!.. самим хуже будет!..

Князь словно очнулся и взглянул на своего коня. Кровавая пена летела с него клочьями, бока судорожно вздымались и, когда князь сдержал его бег, видно было, как дрожали его ноги.

— Твоя правда, — ответил с досадою князь. — Передохнем часа с два времени. Коней отводить, потом вытереть досуха и напоить! Ишь замаялись! А ко мне Власа зови!

Князь сошел с коня у дороги и, войдя на опушку леса, стал ходить взад и вперед. Антон принял его коня. Дружинники, друг за другом подъезжали к месту стоянки на измученных конях и облегченной вздыхали, с трепетом косясь на сумрачного князя.

Антон осторожно подошел к князю и положил на землю высокое седло. Князь в изнеможении опустился на него.

— Иди до князя! — сказал Антон Власу, когда тот подъехал.

Влас взглянул в строну князя и обомлел.

— Забьет! — прошептал он.

— Иди, чтобы хуже не было, — повторил Антон.

Влас сделал несколько шагов и, не доходя до князя, упал на колени и пополз к нему, воя и причитая:

— Будь милостив, государь! — неповинен я, подлый смерд твой, в беде твоей! Послали меня, раба твоего недостойного, умишком скудного, до твоей милости, чтобы всю правду тебе сказать, как перед Богом!

Он медленно подползал, ежась от страха, и все жалобно выл, надрывая душу. Князь поднялся с седла, взглянул на него, и у Власа на миг онемел язык, так грозен показался ему его владыка.

Высокий, плечистый, с сухим, острым лицом, обрамленным черными, как смоль, волосами, с горящим взглядом, князь в своем золоченом шлеме со стрелкою, в сверкающих латах, с мечом у бока, олицетворял, действительно, в эту минуту властную силу, не знающую преград в своем гневе.

— Говори все, как было! Откуда скоморохи взялись?

— На Москву шли, государь, по пути зашли к нам, по пути.

— Кто позвал?

— Княгиня-матушка зазвала. Скуки ради, потешить чтобы ее, государыню, и князюшку.

— Днем?

— Днем, государь, сейчас, почитай, после обеда.

— А потом ушли и увели?

Влас задрожал при его вопросе.

— Не так государь, — пробормотал он, — опосля они у нас заночевали, а в утро…

— Ночью бражничали?

— Не смею утаить! Было!..

— Ну, ну!..

— Под утро. Ушли это они и все. А потом князюшка с сенными девками в сад убег, в прятки, слышь играли. Он и сгинул. Пошли искать, а из тына целая тычина вынута, а подле той тычины государыня опоясок нашла и обмерла.

Князь вскочил, как ужаленный.

— И княгиня больна, государь! Меня девка Наталья к тебе погнала, а Ерему за бабкой, а Акима в погоню. Может, и нагнал злодеев-то!

Князь схватил руками за голову. И жена больна! Может умирает!

— Что с княгиней? — спросил он мрачно.

Влас снова стукнулся лбом в землю.

— Ушибиха, государь! — слезливо ответил он. — Бьет ее сердешную, карежит, и кричит она криком.

Князь опустился на седло и снова вскочил. Может, она умирает, а он ждать здесь будет — и, не в силах сдержать своего нетерпения, он приказал снова седлать едва передохнувших коней.

Садясь на коня, он вдруг словно вспомнил.

— А ты бражничал тоже? — спросил он Власа.

Тот упал ему в ноги.

— Согрешил окаянный, как и все.

— Двадцать батогов! — сказал он Антону и вскочил в седло. И снова началась бешеная скачка.

Мрачные мысли заполнили голову князя. Скрасть его наследника, его гордость! Не иначе тут, как чей-то злой умысел. Слов нет, крадут детей скоморохи, но еще слышно не было, чтобы из княжьей усадьбы увести осмелились. Может, и дома где-нибудь гнездится измена.

— Я покажу им! — почти вслух произнес князь, и в глазах его словно сверкнули молнии.

Наконец показалась усадьба. Князь вынесся вперед, оставив всех далеко за собою, и, подлетев к воротам, быстро соскочил с коня. С наворотной башенки его заметили еще издали и, едва он подъехал, как ворота распахнулись настежь. Мрачнее тучи вступил князь на свой широкий двор и почти не взглянул на челядь, которая стояла на коленях позади Степаныча, растянувшегося плашмя.

— Где княгиня? — спросил он, ни на кого не глядя.

— В бане, государь-батюшка! — ответило несколько робких голосов.

Князь тут же на дворе снял свой меч, шлем и латы, отдал их Антону и в одном шелковом кафтане пошел прямо в баню, что стояла на заднем дворе, невдалеке от сада.

— И будет вам ужо! — сказал Антон перепуганной дворне.

Князь вошел на крыльцо бани и несколько мгновений простоял, собираясь с силой; потом разом толкнул дверь и вошел в первую горенку. Там сидела высокая, сухая, с желтым, сморщенным лицом старуха и несколько сенных девушек. Увидев князя, они взвизгнули и, как дворовая челядь, повалились князю в ноги. Одна старуха не стала на колени и смотрела на князя живыми черными глазами.

Князь пытливо посмотрел на нее и спросил:

— Ты и будешь бабка-повитуха, что из Коломны?

Старуха отрывисто поклонилась князю в пояс и ответила:

— Истину, батюшка, молвил: я и есть!

— А звать тебя?

— Звать, батюшка-князь, Ермиловной от Сорочьих.

— Ты и княгиню пользуешь? Что с ней?

— С испугу лихая болезнь, батюшка. Опять и гнева твоего боится. Как подумает о тебе, так ее и бьет. Ты уж не будь к ней немилостив! — бойко проговорила она, снова отрывисто кланяясь.

Князь сверкнул на нее взором, но она не опустила своих глаз.

— Ведь и ей не радость. Сынок-то, что свет в окошке, — продолжала она. — Я к тому, что теперь она в расслаблении. Напугаешь ее, корчи снова зачнутся и не заговорить мне. Помрет!

Князь вздрогнул и отступил.

— Помилуй Боже! — сказал он смирясь. — А заглянуть можно?

— В щелочку! Подь сюда!

Девки все время стояли на коленях и давались диву, как сумела смирить Ермиловна грозного князя. Воистину, привороты всякие знает!..

— Посмотри, пойди! — говорила тем временем старуха, — а я подготовлю ее, болезную, а опосля до нее придешь.

— Ладно, старая, — ответил князь и осторожно заглянул в щелку. В предбаннике, прямо на полу, на пышной перине лежала молодая княгиня в полубесчувственном состоянии. Бедная! Как побледнела она: лежит, что плат, белая. Лицо осунулось, нос и подбородок заострились, а вокруг глаз легли темные круги. Сердце князя сжалось тяжелым предчувствием. Он обернулся к старухе.

— Умрет — не видать тебе Коломны!.. — сказал он.

— Зачем умирать? Жить будет, — ответила старуха. — Иди пока что, а то еще по голосу признает, всполохнется.

Князь осторожно вышел и прошел в дом. Там он вошел в молельню, всю завешанную образами, и упал на колени перед иконою Николая Чудотворца. Некоторое время он лежал молча, прижавшись лбом к полу, потом поднял голову и, широко крестясь, заговорил громко и внятно:

— Святый угодник и чудотворец, вразуми и наставь! Да не знает мое сердце злой неправды, да не опустится рука моя на невинного! Владыко и чудотворец, не оставь милостью: помоги найти сына, а я за то воздвигну храм имени твоего.

Он встал, приложился к образам и успокоенный вышел на крыльцо и позвал Антона.

— Зови Степаныча — сказал он, садясь на верхнюю ступеньку.

Не подошел, а подполз, как раньше Влас, к нему старший ключник.

— Ну, мой верный слуга, расскажи-ка мне, — начал с суровой усмешкой князь, — как ты скоморохов господским добром угощал да всю ночь с ними, старый пес, бражничал?

— Смилуйся, государь! — стукаясь лбом, заголосил, ключник. — С приказу княгинюшки брагой и пивом поил.

— Что ж это она на всю ночь гульбу заказала вам всем? Не верится что-то!

— Смилуйся — повторил Степаныч.

Князь встал.

— А сведи меня к месту, где татьба сделана!

Степаныч поднялся и дрожащими шагами пошел впереди князя.

— Туда, батюшка, указал он на место, где из тына был вытащен тяжелый столб.

Князь заглянул в яму.