Хаос звезд - Кирстен Уайт

Она хмурится.

— Он зарабатывает тем, что водит машины. — Мама думает, будто машины — это что-то мерзкое. Весь этот металл и пластик, они не требуют индивидуальности или ума. Да и не так уж много денег приносит этот бизнес.

Я не отвечаю, а просто задерживаю дыхание в груди вместе с моими надеждами.

Наконец-то она вздыхает.

— Думаю, так будет лучше. Но, только на ближайшие пару месяцев, пока не появится малыш.

Я так громко выдыхаю, что она в испуге подпрыгивает. Внутри себя я кричу, кружусь в головокружительном танце, навсегда прощаясь с моей египетской тюрьмой. Ведь я точно знаю одну вещь — выбравшись отсюда однажды, я никогда и ни за что не вернусь. Я больше никогда не буду временным постояльцем в этом отеле богов.

Когда я заговариваю, мой голос необычно спокойный.

— Хорошо. Только если ты думаешь, что так будет лучше.

— Надеюсь, всё будет во благо. Но тебе сначала нужно спросить разрешения у отца, на всякий случай.

Та часть моего мозга, которая всё ещё прыгает на кровати, крича в триумфе, спотыкается и падает на пол. Ведь от свободы, о которой я мечтала последние года три, меня отделяет лишь одно быстрое погружение в подземный мир.

Я чуть не врезаюсь в старичка Тота в коридоре. Он частенько заходит сюда, перемещаясь тихо, по-старчески чудаковато. Он всегда был моим любимцем.

— Что такая грустная? — Говорит Тот своим дряхлым, мягким голосом. Его шея растянулась посередине, отчего мне вспоминается ибис, в виде которого он часто изображается. Он подмигивает мне своим маленьким, глубоко посаженным глазом, поднимает руку и превращает её в голову птицы, которая тоже подмигивает мне. Он всё время так играл со своими руками, заставляя этих «птичек» рассказывать мне истории из моего наследия, как, например, про то время, когда Земля постучалась в Небо, и родились мои родители. Я любила их. Когда мне было восемь. Я закатываю глаза, но стараюсь натянуть неуверенную улыбку, поощряя его старания.

— Нужно увидеться с Осирисом, — говорю я и Тот пропускает меня, тихо пошаркивая. Я немного задерживаюсь в нерешительности на самом верху избитой каменной лестницы. Давно я сюда не заходила. Есть в этом месте особый запах: не противный и, даже не неприятный, но очень отчётливый. Это запах не разложения, а старости. Бремени. Из-за веков и тысячелетий нахождения под землёй. Солнце приходит и уходит согласно своему вечному циклу, но пыль, воздух, и камни, находящиеся здесь, этого не замечают.

Я провожу рукой вдоль грубого валуна внизу лестницы. Я в шоке от того, каким… маленьким он кажется.

Сейчас от меня до потолка меньше, чем полметра.

Ещё два поворота и вперёд, мимо комнаты, в которой прошла большая часть моего детства. Я даже не заглядываю внутрь, но в груди всё сжимается, когда оставляю её позади себя. И вот конец коридора. Здоровенная комната, с высоким потолком, вся в настенных росписях, выполненных чёрными, красными и синими красками, повествующими о египетской истории. Мне казалось, что это была и моя история, но я даже не примечание к ней.

Папа сидит прямо, словно кол проглотил, на своём искусно вырезанном троне с низкой спинкой. В руках у него по жезлу, на голове возвышается белая корона-атеф. Он осматривает своё царство глазами, не видящими меня сейчас. Меня трясёт, ведь кто-то может именно сейчас быть здесь, перемещаясь в загробный мир. Я прижимаюсь к одной из стен комнаты, на всякий случай. А также, чтобы не привлекать внимание Амат, которая сидит в центре комнаты и выглядит точь-в-точь как эксцентричная статуя: голова крокодила, львиные передние лапы и задняя часть туловища, как у бегемота. Она сохраняет молчание и не шевелится, её челюсти замерли в ожидании сердец умерших грешников.

Я встаю напротив Осириса, он не реагирует. Я прокашливаюсь.

— Отец? Отец!

Ничего не меняется. В груди вспыхивает злоба, и я еле сдерживаюсь от того, чтобы не выхватить один из его идиотских посохов и не сбить им с него глупую корону. Но я не хочу трогать его, не в такой момент, когда он вот такой — настолько далёкий от меня. Такой… мёртвый.

— Осирис!

Наконец он моргает, глаза медленно фокусируются на мне.

— Дитя, ты вернулась?

А, грёбаный потоп! Он думает, что я пришла продолжить работать над своей гробницей. Я распрямляю плечи:

— Я уезжаю. Буду жить с Сириусом, потому что Исида считает, будто оставаться здесь небезопасно для меня, пока она не родит ребёнка. — Я делаю паузу, но он не отзывается. Он ещё может сорвать мне все планы. — Эм, если ты не против.

На минуту мне кажется, что в его глазах мелькает оттенок грусти, но потом, как всегда, он становится серьёзным и скорбным. Отец медленно кивает.

— Если от этого твоя мать будет лучше себя чувствовать, тогда хорошо. Но ты же вернёшься домой, когда придёт время?

Физически больно закатывать глаза и держать их там, но я могу контролировать свои эмоции до тех пор, пока не выберусь отсюда.

— Ага, конечно, я вернусь.

Он удовлетворённо кивает.

— Ладно, малыш.

И всё? Я сейчас сказала ему, что куда-то уезжаю и всё, что я получаю в ответ — это «ладно» ? Я думала, буду прыгать от счастья, но вместо этого я разочарована.

— Ты, вообще, будешь скучать по мне?

Он улыбается, его строгие черты сопротивляются этому движению.

— Впереди у нас вечность. Я могу отпустить тебя на эти пару мгновений.

Нет. Переступив этот порог, я уйду навсегда.

Маленькая, ноющая часть меня уверена, что мои родители, в любом случае, не будут переживать. Они не заметят, что я не вернулась. Скорее всего, они даже забудут моё имя. Папа, наверное, уже забыл.

Я разворачиваюсь и ухожу, оглядываюсь назад и ненавижу себя за это. Его глаза становятся пустыми, видящими только свой настоящий дом, истинный мир, который он любит. Хаос овладел им. С меня довольно.

Я играла с песком на берегах Нила и чертила иероглифы, которые только начала изучать, пока мама была занята поисками лучшего тростника и грунта для наших заклинаний в тот день.

Тень загородила солнце, я подняла глаза вверх и увидела высокого-превысокого Анубиса.

— Здравствуй, Исидово отродье, — сказал он, а я восхитилась его зубами в надежде, что и мои станут острее. Мои новые передние зубы начали прорезаться, но они всё равно просто большие и неровные.

— Привет.

— Умеешь плавать? — Спросил он.

— Нет.

— Самое время научиться! — Он взял меня, поднял высоко-высоко вверх и бросил прямо в середину реки, прежде чем я успела сообразить, что произошло.

Я стала тонуть. Раньше мне никогда не приходилось быть в воде без мамы, но сейчас её не было, и я не знала что делать. Я огляделась вокруг. Вода заливала и жгла глаза, но я знала — если буду ждать, то мама придёт за мной. Она должна прийти. Она всегда приходит.

Когда грудь заныла так сильно, что захотелось заплакать, и я уже не могла сдерживать дыхание, вода стала цвета чернил, жуткого чёрного цвета. Руки так и не вытащили меня. Руки должны были появиться, и они появились, я вспомнила, но…

Всё становится чёрным, и я не могу дышать, не могу дышать, не могу…

Глава 3

Амон-Ра правил над всеми другими величественными и наиболее могущественными Богами.

Но кто-то должен был воссесть на трон Бога — короля Египта, где царили война и каннибализм.

Страна нуждалась в мире. Осирису было уготовано место Бога — короля Египта, с Исидой под боком (которая до сих пор не уставала говорить о том, какими сказочными были её наряды в ту эпоху). Вместе они обучали людей правильно поклоняться и провели их в эпоху беспрецедентного порядка. Вероятно, им следовало бы больше переживать о том, как брат Осириса — Сет, бог хаоса, будет чувствовать себя после такого поворота событий.

Я дрожу от чрезмерного кондиционирования в аэропорту Сан-Диего. Всё вокруг блестящее, гладкое и холодное, белое и хромированное, и выглядит безжизненным. Сверкают неоновые вывески о продаже еды, от запаха которой мой желудок выворачивается наизнанку, пока я пересекаю огромный зал и ищу выход. На несколько секунд я сильно хочу оказаться в одной из моих редких поездок на уличный рынок недалеко от дома: в пыли, тепле и кричащем хаосе. Там ощущается энергия города как живого существа. Цвета, звуки, всё как одно сердцебиение, как искусство. А в этом городе ощущаются деньги.

Надеюсь, это не единственное, что можно сказать про Америку.

Но я не хочу возвращаться в Египет, ни за что. Я просто невероятно устала. Я совсем не спала во время перелётов и сейчас на грани помешательства от истощения.

Я рада находиться здесь. Взволнованна. У Америки нет культуры. Здесь не чувствуется вес истории, даже вековой, которая бы тянула людей. Ты можешь быть кем или чем угодно; генеалогия, история и религия настолько же мимолётны и неважны, как последний тренд в стиле, который уходит так же быстро, как появляется.