Грязь - Никколо Амманити
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Кто там?» — прорычало за дверью.
«Это я».
«Кто я?»
«Рыбий Скелет! Открывай!»
Он вошел. Кристиан, еще в пижаме, лежал на кровати, между ног у него стоял маленький телевизор.
Он был похож на заключенного.
«Ты чего, мамин сынок паршивый? Что это на тебя нашло?» — спросил Рыбий Скелет, опуская тарелку на кровать.
«У меня глубокая депрессия, черт бы ее побрал. Я это знал. Хуже, чем на Рождество было. Она все время на меня нападает в праздники».
«Спокойно. Я о тебе позабочусь. Пришел волхв. С дарами…»
Рыбий Скелет снял свой ярко-оранжевый рюкзак от «Инвикты», достал из него пухлый пакет и сунул под нос другу.
«Травка?»
«Из Калабрии! Это что-то. Сегодня мы оторвемся, дорогой Кристиан. Я уже готов».
Кристиана, похоже, это не убедило.
«Не, не хочу. Если я покурю, начну волноваться зверски. Думать там обо всем, что должен сделать, и…»
«Этого не будет. Обещаю. Ты посмотри, посмотри, что у меня тут».
Рыбий Скелет вытащил из рюкзака две длинные темные свечи.
«Это что за хрень?»
«Динамит! Динамит, друг мой! Взрывчатка! Этой штукой можно десятиэтажный дом свернуть. Мы ее взорвем в полночь. Можно бросить в бассейн за социальным центром. Я хочу такой взрыв устроить, чтобы надолго запомнился. Такой взрыв, чтобы все эти придурки со своими сопливыми фейерверками имели жалкий вид».
Рыбий Скелет говорил своим вечным противным тоном. Кристиан сопротивлялся.
«Ты спятил! Совсем не соображаешь. А если рванет у тебя в руках? И вообще, кто тебе его дал? Это же запрещено».
«Совершенно секретно. Давай, одевайся, а я тебе косячок сделаю, придешь в себя. Нам сегодня ночью есть чем заняться».
10. ЭНЦО ДИ ДЖИРОЛАМО 20:18
Энцо ди Джироламо, парень Джулии Джованнини, оставил свой синий «джип-чероки» на стоянке у дома и задумчиво, не спеша побрел через засаженный деревьями двор, разделявший корпуса «Понца» и «Капри».
Он был доволен.
Жизнь пошла в гору.
Он успешный менеджер. У него все на месте.
Сегодня утром он наконец дописал очень важный документ. Уникальный. Доклад о состоянии и развитии мелкого и среднего бизнеса в нижней Чочаре. Он над ним работал полгода. Доклад, который точно в новом году выдвинет его на первые места в Институте промышленной реконструкции.
А еще он нравится женщинам.
Нравится Джулии, нравится Деборе.
Должно быть, оттого, что он так держится — спокойно и уверенно, женщины на него просто вешаются.
Кто знает. Нравится — и все.
Он подумал о том, не влюбился ли в Дебору.
Он уже скучал по ней. После такого пылкого свидания ему стало гораздо лучше. Теперь ему хватит пороху на всю вечеринку, на весь праздник, включая и секс с Джулией.
А вот теперь пришло время немного задуматься. Обо всех этих женщинах. И прежде всего — о ближайших личных планах.
Надо ли ему поговорить с Джулией?
Сказать, что не хочет больше быть с ней. Сказать, что у него роман с ее лучшей подругой. Честно?
Никогда.
Этого он не скажет никогда.
У него есть всего две возможности.
Дотошный экономист, он тщательно обдумал оба варианта.
Вариант А: бросить Джулию.
Будет ссора на целую ночь. Она закатит дикую сцену. Может даже влепить тебе пару пощечин. Она же так старается меня привязать (каждый раз, когда мы занимаемся любовью, непрерывно бормочет мне в ухо: люблютебя, люблютебя… а мне не нравится!). Не надо уходить из такого удобного дома. Нужно подстроиться. Если ты смотаешь удочки, соберешь чемодан и уйдешь к Дебби (а ты уверен, что она тебя примет?) в ее темную однокомнатную квартиру в Трастевере, все друзья Джулии будут считать тебя сволочью, придется искать новых знакомых (где ж их взять!), утешать Дебби, которая будет чувствовать себя погано, потому что увела парня у лучшей подруги, придется сменить номер телефона, а главное, больше не заниматься сексом между грудями…
Вариант Б: не бросать Джулию.
По-прежнему будешь встречаться с двумя, со всеми вытекающими последствиями. Выслушивать от Деборы, что ты тряпка, опасаться, что Джулия узнает, трахать двоих вместо одной (это плохо или хорошо?)…
Почему его влекло к Деборе?
Она не такая красивая, как Джулия, не такая яркая, не такая открытая. Худющая. Готовить не умеет, денег у нее меньше, чем у Джулии, и эти отвратительные коты, и все же… У Энцо никогда еще не было такой женщины. По-настоящему умной.
Она сценарист.
Женщина, которая говорит о проблемах посерьезнее, чем целлюлит и обвисающая кожа, цвета кухонных полок. Женщина, которая знает, кто такие Герман Гессе и Милан Кундера.
Он открыл стеклянную входную дверь, сел в лифт.
А Джулия-то чем ему не подходит?
Она ничего не знает. Совершенно необразованная. Хорошо, если она прочитала романа три. Эту Тамаро и «Город радости». И потом, она вульгарная. Дикторша с небольшого телеканала. С огромными сиськами. С крашеными волосами. И с губищами.
Думая об этом, он открыл дверь квартиры и даже не почувствовал запах горевшего спирта. Снял пальто, повесил его и прошел на кухню. В руке он все еще держал портфель.
Джулия выкладывала кусочки копченой лососины на длинное блюдо из Вьетри.
«Ну, вот наконец-то и я, любовь моя…» — сказал он и поцеловал ее в шею, прихватив с блюда кусочек лосося, который тут же отправил в рот.
«Что ты делал?» — спросила Джулия, прикрывая пустое место на блюде новым кусочком рыбы.
«Я задержался. Но зато дописал годовой отчет для Института. Такая запарка, ты не представляешь… Но это очень важно… Если это не сделаю я… Подожди, сейчас оставлю портфель в комнате и помогу тебе…» — ответил он, жуя рыбу, и смылся в гостиную.
«Не беспокойся, отдохни. Скоро гости придут. Может, хочешь выпить чего-нибудь, милый?» — прокричала она.
«Да, спасибо, моя сладкая. Белого».
Нет, ты видел, как она вырядилась? — ужаснулся Энцо, углубляясь в свои мысли. Кошмарное платье, совсем открытое спереди. Ужас. Все, с меня хватит! Я ей сегодня это скажу. После праздника. И будь что будет. Больше не могу жить с ней.
И все.
Наступает Новый год!
11. ДЖУЛИЯ ДЖОВАННИНИ 20:25
Когда вернулся Энцо, Джулия выкладывала лососину на праздничное блюдо. Он увидела его, с портфелем в руке и развязанным галстуком, с сияющими глазками доброго щенка, совершенно замученного работой, и возненавидела окончательно и бесповоротно.
В ее сердце не осталось места ни для чего, кроме ненависти.
Она отдала этому мужчине все, что у нее было, — любовь и дом, — доверилась ему, а он всем этим подтерся.
А вчера вечером этот сукин сын уговорил сделать ему минет и проглотить, и она сделала, хотя ей было так противно. Только из любви она проглотила его поганые сперматозоиды.
Гадость!
Она сплюнула в раковину.
Да кем он себя считает, этот подлец…
Годовой отчет для Института. Целый день на работе. Если я это не сделаю.
Да катись ты, лжец! Дерьмо поганое.
«Не беспокойся, отдохни. Скоро гости придут. Может, хочешь выпить чего-нибудь, милый?» — спросила Джулия, пытаясь говорить самым обычным тоном.
«Да, спасибо, моя сладкая. Белого», — ответил он.
С кривой усмешкой она достала из холодильника бутылку и наполнила его стакан. Потом вытащила из ящика прозрачный пакетик.
Гутталакс.
И, злобно посмеиваясь, высыпала половину в стакан.
12. РОБЕРТА ПАЛЬМЬЕРИ 20:28
Роберту Пальмьери вся предновогодняя суматоха оставляла совершенно равнодушной.
Она жила на втором этаже корпуса «Понца».
Она медитировала. Голая. В позе лотоса. Сбрасывала стресс. Освобождала дух.
И ждала гостей.
«Это просто очередная глупая социальная условность. Очередная выдумка тупого потребительского общества. Наплевать на Рождество, на Крещение и даже на Новый год. Условности. Все условности. Покой и радость находятся в самых дальних тайниках нашей души. Там всегда праздник, нужно только найти дверь и войти туда» — так она сказала несколько дней назад Давиде Раццини на собрании по тантрической медитации, организованном обществом «Друзья Плеяд».
Она почувствовала к этому парню нечто, что сама обозначила как эмпатию, слияние, и в итоге пригласила его тридцать первого к себе. «Не знаю, получится ли… Понимаешь, у нас праздничный ужин… Семья, все такое…» — растерялся Давиде.
«Ну же! Приходи! Я чувствую к тебе сильное влечение. Мы можем заняться сексом. Объединить наши сущности. Я была на стажировке в Калифорнии у Учителя Равальди и научилась технике достижения четырех космических оргазмов: водного, огненного, воздушного и земного».
Давиде тут же согласился.