Грязь - Никколо Амманити
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Тебя туда звали?»
«Нет!»
«Ну так и фиг ли. Придумал тоже. По-моему, у тебя просто зараза какая-то типа чесотки… А кто устраивает все на Тибре?» — зевнул Кристиан.
Он все еще был в пижаме. Вместо глаз на лице — две мелкие красные точки.
«А я что, знаю? Какой-то приятель Маринелли, наверное. Как-нибудь да пролезем. Это не проблема. Я там уже был, на барже. Залез по швартовым».
«Господи… Это же такая фигня, праздник у друга Маринелли! Придурки в пиджаках и галстуках и дуры, которые думают, что без них никуда. Да лучше застрелиться».
«Ладно, Кристиан, я понял… Сегодня тебе и правда хреново…»
«Тогда почему бы тебе не оторвать задницу от стула и не убраться отсюда? Мне тут хорошо!»
«Не, неправда, совсем тебе не хорошо. Ты ведь переживаешь, я вижу. Я много об этом думал и вот накануне Нового года понял. Она же просто сука. Сейчас объясню…» — сказал Рыбий Скелет, развалившись на кровати рядом с Кристианом.
«Господи, да подожди ты! Ты что, у себя дома, что ли? Все занял! И держи подальше свое смертельное оружие!» — Кристиан, сморщившись, указал на ноги приятеля.
19. ДАВИДЕ РАЦЦИНИ 21:11
«Ну как тебе огурцы с йогуртом и имбирем?» — спросила Роберта Пальмьери, пытаясь накормить его.
«Да… очень вкусно, спасибо».
Никогда не ел ничего отвратительнее. Эта девица, должно быть, совсем чокнутая.
У нее безумные глаза…
Давиде сидел скрестив ноги на коврике перед низким столиком, перед ним сидела ведьма из Нью-Эйджа.
Ему было не по себе.
Он боялся ее.
Совершенно чокнутая. Она его ужасно достала рассказами об НЛО. О телепатическом контакте, который во время оргазма можно установить с инопланетянами.
Он оплакивал ужин с однокомандниками по мини-футболу и своей подружкой Лореданой.
Не огурцы, не козье молоко. В это самое время его друзья празднуют в ресторане «Золотой лев», смакуя макароны по-аматричийски, шпигованные свиные ноги, вареную чечевицу, картофель, приготовленный в печи, и красное вино из Эмилии.
Какого черта я здесь сижу?
Ему стало хреново оттого, что вопрос стоял предельно ясно. Впервые девушка пригласила его к себе, ясно выразив желание трахнуться. И потом, эти четыре космические оргазма его заинтриговали. Он сразу должен был понять, что она с головой не дружит.
Ну и дурака я свалял! — упрекнул он себя.
«Скажи, Давиде, а ты давно ходишь на курсы самопознания и раскрытия своего Я?» — спросила Роберта, явно подольщаясь.
Она опасно приблизилась, стала поглаживать Давиде по спине и пристально смотрела на него.
«Ну… на самом деле я выиграл запись на курсы в лотерею на работе. Я ничего не знал об этом — медитациях, самосознании…»
Хватит! Встаю и ухожу.
«Знаешь, мне пора… У меня мать боле…» — нерешительно начал Давиде, но продолжить не смог.
Он странно себя чувствовал.
Эти глаза. Что-то странное было в этих глазах. Они притягивали его как магниты.
Давиде был сбит с толку, околдован этим взглядом.
Прочь, прочь, прочь. Уходи.
Он поднялся, стараясь не глядеть на нее, и почувствовал, как подгибаются ноги.
«Куда ты?» — спросила Роберта, пригвождая его к месту, где он стоял.
«Извини… мне, правда… идти надо. Я вспомнил, что не сменил кислородную подушку маме. Надо…»
«Сядь!» — приказала она.
Давиде был ошеломлен тем, что ноги и все его тело подчинились приказу ведьмы.
«А теперь смотри на меня!»
Давиде ничего не оставалось, как смотреть на нее.
20. МИКЕЛЕ ТРОДИНИ 21:12
Микеле Тродини сидел за столом со всей семьей и машинально ел лазанью, не чувствуя вкуса. Он не слышал даже семейной болтовни.
Он все время поглядывал в окно, на небо. Огни фейерверков расцвечивали огромные серые дождевые облака. Он был взволнован.
Все его мысли были о часе X. О полуночи. Ровно в двенадцать он взорвет весь арсенал, спрятанный под кроватью. Петарды, которые они с дедушкой воткнули в горшки с геранью, — ничто по сравнению с тем, что есть у него в комнате. Он потратил все деньги, которые дедушка и родители подарили ему на Рождество, чтобы купить всю эту пиротехнику. А принес ее одноклассник из Неаполя. Не какая-нибудь ерунда. Тритрак, фейерверки, бенгальские огни, ракеты. Целый арсенал.
«Микеле, Микеле! Ты что, ничего не слышишь? Сестра попросила у тебя воды».
«Что?» — спросил он у матери.
«Воды, Микеле! Воды!»
Микеле передал ей вино.
21. РОБЕРТА ПАЛЬМЬЕРИ 21:15
«Когда тебе это говорю я… Когда тебе это говорю я… Хорошо, хорошо! Так, так! Смотри на меня! Смотри на меня! — говорила Роберта Пальмьери Давиде Раццини. — А теперь раздевайся!»
Он подчинился. Снял с себя все, что было, и остался совершенно голым.
Неплохое тело. Разве что живот немного выдается, — удовлетворенно подумала Роберта.
Давиде стал безвольной куклой. Застывшая на губах улыбка, вытаращенные глаза.
«Тебе хорошо, очень хорошо. А теперь ложись».
Давиде так и сделал. Движения его были скованными.
«Хорошо, а теперь сконцентрируйся. Ты возбужден, сильно возбужден. Ты — самый возбужденный мужчина на свете. Ты хочешь удовлетворить всех женщин на свете. Ты — бык во время случки. Твой член становится невиданно огромным… И твердым, как цемент».
И вправду, после этого приказа член Давиде зашевелился, стал увеличиваться, превращаясь из толстой вялой гусеницы в угря.
«Прекрасно. А теперь ты останешься так. Навсегда. Ты возбужден. Ты не можешь кончить. Никогда. Повтори за мной: Я не могу кончить».
«Я не могу кончить», — повторил он как попугай.
Роберта, довольная тем, как легко он поддался гипнозу, допила козье молоко и освободилась от парэо, сбросив его на пол.
Она перевернула кассету, и вновь раздались визги, пение птиц и крики слонов.
Звуки дождливого амазонского леса.
«Ааааарррррррррр», — зарычала она и опустилась на член бедного Давиде, который, словно Большой Джим[3] бессмысленно таращился в потолок.
22. ГУАЛЬТЬЕРО ТРЕЧЧА 21:16
Гуальтьеро Тречча закрыл дверь на ключ и побрел по длинному убогому коридору пансиона «Италикус». Три жужжащие и потрескивающие неоновые лампы бросали желтый свет на ободранные и потрескавшиеся от влажности стены. Остановился на минутку, чтобы посмотреться в высокое мутное зеркало.
Он правильно сделал, что подстриг усы: так он выглядел аккуратнее и моложе. Еще он намазал волосы восстанавливающим гелем. На нем был синий пиджак, доходивший до бедер. Так сейчас носят. Серые брюки-бананы, сужающиеся книзу. Кожаные мокасины с плетением и белая рубашка без ворота. Все это ему одолжил свояк, человек светский, управляющий дискобаром в Ачерра.
Да, он немало потрудился над своим свинячьим обликом. Затянул ремень еще на одну дырку и решительно направился к лестнице. Ребята ждут.
Чья-то темная фигура появилась из комнаты в конце коридора и приблизилась к нему.
Гуальтьеро остановился. И чертыхнулся.
Вот это облом!
Навстречу ему шел Маурицио Колелла по прозвищу Чертов Мастиф, неоспоримый глава фанов «Нолы». Настоящая кара господня.
Гуальтьеро Тречча решил идти прямо и не останавливаться. Быстро поздоровался и миновал его со вздохом облегчения.
Но жирная, как свиная отбивная, ручища бухнулась ему на плечо, возвращая к своим обязанностям.
«Куда это ты, кучерявый, в таком прикиде? Идешь отрываться?»
«Оставь меня в покое. Я занят…» — промямлил Гуальтьеро, пытаясь отстраниться от этого монстра.
Он его ненавидел. Если он в тебя вцепится, то больше не отпустит. Он одному болельщику Фросиноне разбил голову бутылкой. Это просто зверь бессердечный. Способный на что угодно.
«Так куда ж ты, дорогой? Не хочешь с нами в пиццерию?»
«Нет. Я занят», — ответил Гуальтьеро.
«Ну-ка, расскажи…»
«Нет, я не могу…»
Мастино схватил его за руку и сдавил ее. Гуальтьеро почувствовал, что суставы пальцев затрещали, как заржавевшие дверные петли.
«Нет, только не руку! Я ей работаю, пожалуйста! Я не смогу делать ребятам массаж, если ты мне пальцы сломаешь!» — заорал он от боли.
И рухнул на пол, на колени, прямо перед Мастифом.
«Тогда скажи. Или из твоей руки рагу можно будет делать».
И Гуальтьеро Тречча поведал все.
23. АДВОКАТ РИНАЛЬДИ 21:20
«Обожаю твои ножки, госпожа. Умоляююю… Умоляююю… Дай мне еще разик поцеловать их», — говорил адвокат Ринальди, скача, как заяц, на четвереньках по длинному коридору своей квартиры.
«Плохой! Плохой мальчик! Пошел вон!» — кричала Сукия и била его хлыстом по дряблым белым ягодицам.
В шерстяной шапочке, бело-синей полосатой майке и носочках адвокат походил на маленького ребенка. Сукия еще раз хлестнула его, оставив розовую полосу на попе.
