Его сбежавшая невеста - Любовь Попова

Виновата! В том, что я стал в глазах окружающих ослом.

Моя заминка дает ей фору. Острое колено прилетает мне в пах, а она сама ловко поднимается, чтобы рвануть дальше.

Но я привык к боли, я с жил с ней пять лет, словно купаясь в адском котле. Но все это ничто. Боль ничто.  Страх потерять ее снова, гораздо сильнее.

Движение рукой, и я ловлю ее лодыжку. Она с вскриком валится на колени, лягается как молодая кобылка, что только сильнее заводит. Она хоть понимает, как меня сейчас заводит ее сопротивнение?  Ева поднимается только тогда, когда я успел встать и я.

— Кажется, ты говорила, что если я смогу тебя догнать, ты дашь себя изнасиловать?

Она останавливается, а я разворачиваю ее к себе и могу насладиться тем, что смотрю в ее ошалелые глаза. Пытаюсь найти схожесть с той толстушкой, что была так наивна. В тот вечер она поверила отъявленному ублюдку, когда он говорил ей, что она всегда ему нравилась. Что он скрывал свою симпатию, потому что отец запрещал им встречаться. Поверила в сказку и жестоко поплатилась. Наверное я должен поапплодировать, как ей удалось развести меня спустя восемь лет.

— Как ты нашел меня? С тобой был кто-то еще? Следили? - тараторит она, а я начинаю звереть.

Ее требовательность сбивает флер влюбленности, желание дотронуться до нее. Остается только звенящая в ушах ярость.

— По-твоему, я буду отвечать на твои вопросы? По-твоему, я обязан хоть в чем-то перед тобой отчитываться? — толкаю ее, сжимая тонкое плечо. Кажется, раз и обломается как веточка.

— Прекрати! Это важно!

— Я один, Ева… Или Эвелина. Хотя больше подходит Сирена, та самая, что убивала моряков. Не смотри так, я тоже иногда читаю. Ну?! Как мне тебя называть?! 

 - Ева, - сглатывает она.  - Я давно уже Ева.

И да, это имя подходит ей лучше, но меня не успокаивает.

 - Даже интересно, сколько еще имен ты взяла, чтобы скрыть кто ты на самом деле. И сколько дураков попалось в твои сети?

— Тебя это не волновало! Тебя вообще ничего не волновало, кроме маниакального желания забраться ко мне в трусы! — здесь не поспоришь. – Зачем ты здесь? Как ты меня нашел?

— Ты должна мне брачную ночь, — пусть я выгляжу озабоченным придурком. Но она меня обманула, предала и должна расплатиться по долгам.

— Мы не поженились, какая ночь? – ее лицо меняется, теперь она понимает, что ее шутка про трусы была даже слишком актуальной. И не знаю, что она увидела в моем взгляде, но ей страшно. Она делает шаг назад, хочет дёрнуться в сторону. Но поздно.

Я упираю руку в дерево за ее спиной, затем вторую, создавая ловушку, из которой ей теперь не вырваться, особенно, когда я закрываю над ее лицом весь свет своим телом.

— Брачная ночь, Ева. Та самая, что ты мне обещала так долго. Когда целовала меня, когда дрочила мне в больнице, когда сводила с ума своим запахом, губами, что так умело ласкали мои, — говорю, говорю, вспоминаю. Ее вынуждаю вспоминать. И не зря, а иначе почему зрачки все шире, а дыхание все чаще. – Ты думаешь, я все забуду. Просто возьму и оставлю тебя в покое?

— Почему, — сглатывает она снова и облизывает губы. – Почему бы и нет? Нас больше ничего не связывает.

— Тебе напомнить, сколько я потратил на свадьбу? На тебя?

— Но я ничего не забрала! Я все оставила!

— Ты предала меня. Обманула! Опозорила и выставила ослом. И сейчас, — поднимаю колено, насильно раздвигая ей ноги и упираясь в лобковую кость под шумный сладкий выдох. – Я возьму то, что принадлежит мне.

Глава 4. Харитон

Ева пытается отвернуться. Но ей не удастся избежать моего возмездия.  Я сжимаю ее запястье одной рукой, второй держу подбородок. Нахожу нежные, мягкие губы, сминаю. Грубо толкаюсь языком в рот, чувствуя, как меня ломает от желания поиметь ее прямо здесь. Заменить язык чем-то более гораздо крупным.  Содрать одежду, проникнуть под кожу, узнать каждую частицу тела. Раскрыть тайну, что она от меня скрывала.

— Давай, давай, Харитон! Изнасилуй меня прямо здесь! Как животное. Ведь ни на что другое ты не способен! Только давить других, потому что сам ничтожество! — задыхается она от крика, пока лезу под пуловер, лаская горячую кожу. Чувствуя как ее тело отвечает на прикосновения. Она может кричать что угодно, но чувствую, что ее так же колотит, как и меня. От ненависти ли? Проверим? Но она не дает себя поцеловать. Снова кричит, словно с собой борется.  – Прекрати! Ты можешь только ломать чужие жизни!

— А далеко ушла ты?! – злюсь, что даже на мгновение заткнуться не может.  Отрываюсь от припухлых губ, обхватываю тонкое горло пальцами.  – Пришла в мой дом под чужим именем, завлекла, сделала из меня идиота! 

— Ты все сделал сам, Харитон,  — сжигает меня осуждением.   — Сам придумал меня,  тайный образ для своих утех. Даже не потрудившись выяснить, кто я такая! Я все ждала, когда ты спросишь, когда выяснишь хоть что-то! Но ты так хотел загадку.  Так тащился от того, что ничего обо мне не знаешь…

— А ты умело этим воспользовалась, верно? 

— Мне даже делать ничего не пришлось, — вздохнула она, словно сдаваясь. Тело обмякло, перестало биться в конвульсиях сопротивления. А взгляд стал ясным, без пелены злости. В нем скорее было... Черт. Сочувствие. То самое, которого я не хотел ни от кого. Особенно — от нее.  Твоя семья сеет зло повсюду, нашлись люди, которые прекрасно справились за меня.

Значит все так. Значит сотрудничество с Рашидом не было вынужденным. А как еще объяснить ее слова? 

— А я думал, тебя шантажировали.  Даже надеялся, что бедную Эвелину заставили прийти в мой дом и сыграть сирену, — она молчит, снова жжет меня взглядом. Ты 

 — Все совсем не так... 

 – А как? Эвелина. Расскажи мне. Но лучше скажи, ты удовлетворена? Отомстила за собственную дурость.

- Дурость?  — кричит она, словно с цепи сорвавшись.  — Дурость?! Мне было шестнадцать лет! Естественно я тебе поверила! 

 — Ты поверила в то, во что хотела поверить. 

 — Как и ты! Так что оставь меня в покое и убирайся! 

Я не вижу в ней Эвелину, не вижу ту, о которой даже не думал столько лет. Но внутри гложет чувство, словно я