Розовая шубка - Любовь Кольцова

Он облизал пересохшие вдруг губы.

— Сейчас я выйду курить во двор, приходи и ты минут через десять. Я буду ждать. Погуляем, поговорим.

— Хорошо, — безропотно кивнула она.

Ночь была тихая и благоуханная. Месяц узким серпиком светился среди тонких облаков, чуть озаряя их шелковистым светом, волны теплого душистого воздуха обнимали и словно покачивали деревья, травы, цветы. В парке, куда они свернули, пели ночные птичьи голоса, пахло фиалкой и горьковатой древесной корой.

— Ты не боишься ехать на Север? — спросила Оля.

Он пожал плечами.

— Это моя родина, я там все знаю. Я помню и завывание пурги, и свечение полярного сияния. Вы все думаете, что Арктика — это снега, холода? А там чистота, тишина. Баренцево море, Карское море, Карский пролив между Вайгачом и Новой Землей… красота! А люди какие! Настоящие мужики! Где уж вам в Москве понять это…

Оля слушала не дыша. Впервые она шла рядом с Димой, разговаривала о серьезном. Вокруг стоял лес, в темноте пищали комары, тянуло лесной свежестью. Вдруг запел, защелкал соловей, второй, третий. Лес наполнился их любовным томлением.

Дима привлек ее к себе.

— Ты меня любишь? Да? Скажи. Да?

— Да.

Он прижал ее к себе и стал целовать. Потом поднял на руки и донес до скамейки, широкой, с изогнутой спинкой. Сел так, что Оля оказалась у него на коленях. Поцелуи возобновились, становясь смелее и горячее.

— Маленький мой, зайчик мой, — шептала в упоении девушка, наслаждаясь его лаской. — Солнышко мое, как долго я тебя ждала…

Она не заметила, как оказалась лежащей на скамейке. Его лицо склонилось над нею, а руки что-то готовили, в то время как жадные губы не отрывались от ее рта.

— Ой! — вскрикнула она. — Ой, не надо!.. Оставь, не надо!

— Надо… — сдавленно отвечал он, — уверяла же, что любишь. А вдруг я не вернусь? Потерпи немного…

…В зале давно уже не танцевали, стулья были сдвинуты в один угол. Пели песни, вспоминали туристические походы, школьные вечера, случаи, анекдоты. Все казалось значительным и милым, ведь это происходило с ними, именно в их жизни, в той ее части, которая уходит сейчас безвозвратно! За окнами разгоралась румяная заря, от бессонной ночи чуть звенело в ушах, но самая сонная пора, с двух до четырех часов, миновала, спать уже не тянуло, а неугомонный Сашка, всю ночь бывший распорядителем бала, так и сыпал шутками, развлекая всех сразу.

Марианна сидела с друзьями. Она вернулась в брючках и широком шелковом блузоне-размахае на мелких пуговках с воздушными петлями: три пуговки сразу, потом расстояние и снова три и три. Это было ее собственноручное изделие, от задумки до исполнения, даже шелковый цветок из той же ткани на груди слева. Волосы она заколола на затылке русым узлом, из середины которого вился своенравный завиток. К ее удивлению, Дима никак не приветствовал ее возвращение, он сидел на стуле и полуспал, положив руки и голову на спинку переднего стула.

— Вот так проходит любовь, — проговорила она значительно и по-свойски щелкнула его по макушке.

Автобус подошел к пяти часам. Чистый, сверкающий стеклами, двойной, похожий на гусеницу, он остановился за школьными воротами и посигналил.

— Ура! — раздался общий крик.

Все вскочили и ринулись вниз по лестнице занимать места.

Марианне не хотелось, чтобы Дима с обычной назойливостью сел возле нее. Но он… он даже и не пытался! Вместе с ребятами он устроился в самом конце салона, словно не замечая Марианну. А с нею села Любовь Андреевна, подкрашенная, причесанная, надушенная, словно и не бодрствовала вместе с учениками всю ночь.

— Мальчики! — позвала она. — Поднимите-ка сюда вон ту сумку, что осталась на ступеньках.

— А что в ней такое?

— Догадайтесь.

— Съестное?

— Возможно.

— У-у, тогда скорее, скорее.

В большой сумке и впрямь оказались бутерброды, пирожные, апельсины, вода, стаканчики и салфетки, предусмотрительно заготовленные классным руководителем еще с вечера, когда столы ломились от яств.

Шофер повернулся к ней.

— Все на месте, больше никто не подойдет?

— Все сели? — Оглянулась Любовь Андреевна.

— Оли нет, — возразила Лена. — Она хотела ехать! Давайте подождем?

— Ее давно нет, — вспомнили другие. — Семеро одного не ждут. Поехали, поехали! Вперед, навстречу солнцу!

С песнями автобус покатил по тихим улицам. Солнечный шар оказывался то впереди, то справа, огромный, взлетающий, наливающийся на глазах нестерпимым блеском. Навстречу двигались поливальные машины, пустынный город казался светлым и просторным. Автобус помчался по Ленинскому проспекту, среди новых высотных домов, стоящих широко на покатой равнине, доступной всем ветрам; потом пошли массивные академические здания с колоннами и чугунными оградами, мелькнуло несколько старинных особняков, украшенных лепниной по фасаду, засверкали стеклом современные офисные постройки, втиснутые между обычными жилыми корпусами… При въезде на Полянку открылся прекрасный вид на Кремль, мост, Москву-реку, огромный златоглавый храм слева. Все притихли. Было очень красиво, незабываемо.

Наконец приехали. Автобус остановился на Манежной площади. Здесь уже толпились выпускники других московских школ, веселые, нарядные, с цветами и цветными воздушными шарами, продававшимися повсюду на площади. Прибывающих встречали аплодисментами и радостным гулом.

Постояв у Вечного Огня, пошли на Красную площадь. Длинной цепочкой, взявшись за руки, подымались по брусчатке навстречу главным башням Кремля. Никто не хотел быть излишне чувствительным, но, что ни говори, а любовь к древним стенам, к родному городу живет в глубине души, особенно в такие минуты!

«Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…» — нестройно потянули голоса и смолкли, не зная слов.

Часы на Спасской башне пробили шесть раз.

— О-о, у-у, э-э! — зашумела молодежь. — Вставай, страна огромная!..

Сразу несколько магнитофонов врубились наперебой, всех охватил счастливый порыв. Молодой народ принялся танцевать на гладкой брусчатке, ходить на руках, орать. Вот образовали огромный хоровод, больше, больше, побежали по кругу, быстрее, быстрее… Расцепили руки, сделали арку, стали играть в «ручеек». Шум, гам, смех, хохот. Конечно, милиция была готова к встрече с буйной подросшей сменой неуемных бессонных гостей, но стояла поодаль, не вмешиваясь. Молодые должны отбеситься, это полезно для здоровья, как доказывают психологи.

Зато вовсю шустрили фотографы.

— Мгновенная фотография на память! Подходите! Цветная открытка на всю жизнь!

— Марианна, ты не сердишься на меня? — Дима казался смущенным, но совсем чуть-чуть, слегка.