Когда поспела антоновка - Елена Жарова

должно быть время, — нравоучительным тоном пропел я. — Вот ты всегда время находишь.

Павел босой ногой пнул камешек, зашипел от боли и пробормотал:

— Так то-ж отец меня заставляет… Чаще всего…

— Ну-ну, смотри-ка на него — заставляет, — усмехнулся я.

Мы прошли перекрёсток двух дорог. Одна дорога по прямой вела в Моршанск, а другая, через реку и лес — в Вяжли, на железнодорожную станцию. Вот по ней как раз возвращались из леса женщины и ребятишки с полными лесных даров котомками. Мы раскланялись с ними, перекинулись парой слов о замечательной погоде, когда мимо нас прошёл хмурый Василий Михайлович, сосед Прокофия. В одной руке у него палка была, а в другой — большая корзина. Грибных мест в лесу много. Но одному лучше было не ходить. Времена не спокойные. Хотя, что-то меня в этой удаляющейся фигуре беспокоило. Состояние его духа? Или широкий шаг, который больше подходил человеку, направляющемуся в Вяжли, чем грибнику. Только, что он забыл на железнодорожной станции?

Господи, нет нынче людям покоя… Исчез покой совсем…

Глава 5

Сосед. План мести

Через несколько дней, после моей слежки за Прокофием, сели мы с мужиками на лесопилке обедать. Квашеная капуста, огурцы, картошка да ломти хлеба. Только начали, тут Петрович и говорит:

— Слыхали, Прокофий-то по нашим ходит все зерно выспрашивает.

— Как это, выспрашивает? — удивился я, но виду старался не подать.

— Давеча пришел к Лукиным, у вас, говорит, сколько зерна лишнего имеется, да Иван ему и отвечает, нет, мол у нас зерна лишнего, все итак под расчет. Прокофий ничего и не ответил ему, кивнул только головой да дальше пошел. Намедни еще зашел к Афанасьевым, то же самое, только Григорий-то спросил у него, чего надо, мол, помочь что ли чем, без еды остались? Да только Прокофий отказался, нет, говорит, просто спрашиваю, учет веду. А дальше начал на своем, председательском разговаривать. Гринька так и не смог повторить ни одного слова.

— Хм, — хмыкнул Антошка Кудрявый, — Для какого такого антиресу спрашивал-то?

И завели мужики разговор, жевали и брови хмурили, пытаясь понять, что хотел Прокофий. Только я один знал их с пекарем тайну, но не выдал. Решил для себя, что сам их поймаю, а там как Бог даст.

Молча я дожевал, запил квасом, усы утер и достал папиросу.

— Я вам вот как скажу: вы в председательские дела-то не лезьте, мало ли что Прокофий удумал, да только нам всех его дел не понять.

— А ты что это, защищаешь его что ли?

— Ишь, защитник-то какой нашелся, али у вас общие интересы? — загоготали мужики.

— Я перед вами объясняться не должен, — спокойно ответил я и потянулся.

Солнце палило нещадно, рубаха прилипала к спине, волосы сбились на голове и теперь приклеились ко лбу, только не замечал я этого всего, одного хотелось — поскорей вернуться и проследить за Прокофием, услышу может, как он с отцом дела свои обсуждает. Надо Ваньку к дьяку отвести, пусть тоже грамоте учит, книги по Земле читает. А я-то рядом поошиваюсь, глядишь, прознаю что.

— Ну, нечего проклажаться! Робята! Доели, так айда, работы еще много, пока солнце светит, надо успеть.

Поднялись работяги, отдохнувшие с обеда и зашагали строем на лесопильню.

Назавтра решил я проветриться и совместить приятное с полезным. Пошел за грибами. Марья мозолила мне глаза, дети дурно себя вели, так что пришлось повышать голос и, разругавшись со всеми, решил я уединиться в наших лесах. Всю дорогу думы не давали покоя, а как только дошел до леса, то сразу почувствовал себя хорошо. И все же как хорошо у нас в селе! Лучшие луговые угодья в пойме реки, густонаселённые леса, да и день сегодня такой жаркий, как сладостно оказаться в прохладе деревьев, всласть надышаться полной грудью. А вот и грибы: подосиновики, мои любимые рыжики…опята…Так и ходил я почти до позднего вечера. Только грибов мало набрал — всё мысли мешали. Но вдруг позади хрустнула ветка, я обернулся, глядя под ноги, уверенный, что змея. Змей здесь водится много, им тоже нравится прохлада и уединенность. Да только вместо змеи увидел сапоги. Не торопясь поднял голову. Передо мной стоял парень с длинными волосами, небольшими усами и бородкой. На носу у него сидели очки в золотой оправе, а взгляд за ними — настороженный, цепкий. Одет в военную форму. Ба, неужто красный!

— Ты кто такой будешь? — громко спросил я, но голос предательски дрогнул.

— Сам кем приходишься? — вдруг глухо ответил незнакомец.

— Я-то здешний, из этого села, порядочный крестьянин. А ты кто? Что в наших лесах делаешь?

Незнакомец не отвечал на мои вопросы. Я подумал, что скорее всего где-то еще по лесу бродят красные. Стало жутко. Вспомнилась вдруг не к месту Марья.

Парень шагнул ко мне из тени, а в руках у него винтовка. Я таких раньше никогда не видывал.

— Мужик, ты что здесь забыл?

— Да как что, наши же леса, вот я грибы и собираю, — ответил я, кивнув на корзину.

— Много людей в селе вашем?

— Да уж много, почти сотня. Тама вон, — я протянул руку в сторону реки, — виднеется нижняя часть, богачи живут, а за дорогой — верхняя часть, средняки, я вот оттуда.

Парень хмыкнул.

— Ну, то бишь места много?

— Не жалуемся.

— Главный есть?

— Председатель имеется. Все дела ведет. Его главным избрали потому как грамотный. А мы обычные, главное работать умеем.

— Бригада продразверстки уже заявлялась?

— Н..нет, — как-то конфузливо ответил я. И немой вопрос застыл в воздухе.

— Понятно. Значит со дня на день будет.

— Вы коммунист, получается? — я начал уважительно к нему обращаться, глядя на его оружие и все больше чувствуя страх.

А он вдруг рассмеялся, да так громко и говорит:

— Какой же я коммунист, мужик. Я эсер, антоновец.

— А это как понимать?

— Да так и понимай. Когда придут к вам красные, чтоб хлеб отобрать, тогда и вспомнишь наш разговор.

— Ничего не понял. Зачем будут отбирать?

И тут он мне рассказал, что происходит в стране и что приходят к честным крестьянам красные и обирают до последней нитки, а если откажешь им, то убивают без суда.

— …землю вам дали, а хлеб с нее будут забирать большевики, — закончил он свой рассказ.

Было мне ясно, что он кипит ненавистью к большевикам и Советской власти. Прямо как я ненавидел Прокофия!

— Прокофий! — воскликнул я и вскинул руки. — Председатель наш, главный который. Он ведь ходил по домам и про зерно выспрашивал. Он затеял помогать продразверстке!

Партизан настороженно