Ничего странного - Наталья Макеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому можно смело говорить, что творчество Н. Макеевой и метафизический реализм как направление – это отнюдь не «похороны Иного»[10], но его торжество над трупом мира.
И если вдруг вы услышите на заброшенном пустыре, как страшно завопит человечьими голосами пыльное море тысячелистника, как в рассказе писательницы, то не удивляйтесь. И не пугайтесь. Время уже близко.
Проект «тысячелистник»
Посвящается Маше Коноваловой
IНи разу не свернув и не споткнувшись, Солнце описало круг. Ире, наблюдавшей за этим процессом, казалось, что такое просто невозможно – любая тварь да оступится. «Значит, Солнце не есть тварь». У неё в голове родилась странная идея о том, как Светило создало мир.
Каждый день порождал в её измученном сознании всё новые и новые идеи. Обезболивающие препараты этому только способствовали. Как-то ночью она придумала историю о том, как живут люди с той стороны земного диска. Нет, она, конечно же, прекрасно помнила основу школьной программы. Просто это уже не имело для неё никакого значения. Когда хватало сил, она просила мать принести ей ноутбук, фиксировала некоторые мысли и выкладывала в Интернет, нарочито нарушая в текстах любые возможные законы логики, смысла, морали и правописания. Потому что это действительно не имело никакого, совсем никакого значения. Посетители странички были в курсе, и никто не осмеливался напомнить Ире, известной в некоторых местах Всемирной паутины как Yarrow, о тех временах, когда она размещала по большей части отчёты о тусовках, концертах и прочие милые незатейливые заметки.
На страничку заходили и Ирины родители, успевшие уже прочесть в её сетевом дневнике, сколько у их двадцатилетней дочери было мужчин и какие «вещества» она пробовала. Но это тоже не имело для них никакого значения. Теперь всё вообще стало иначе. Теперь Ира заболела. Обычно, когда говорят «заболела» – подразумевают, что нужно пить лекарства, делать уколы, процедуры, а потом обязательно всё будет хорошо. Лекарства, уколы – это было. Не было только надежды на «хорошо». Все, включая Иру, знали об этом.
Ирина болезнь не была связана с её когда-то беспечным, и не самым правильным образом жизни. Если, конечно, не думать о возможности наказания свыше – ну, какое может быть дело Солнцу до безобидной юной богемщицы. Солнце мыслит масштабами смываемых за один присест побережий. Врачи лишь разводили руками и твердили о предрасположенности – в семье Ириной матери случалось нечто подобное.
Медицина тщетно пыталась приостановить неизбежное в надежде на чудо. Две тяжелые операции, терапия – всё это дало лишь временный эффект. Оставалась надежда на две вещи – на внезапный прорыв в медицине и на то, что молодой организм сам преодолеет жуткий недуг. И то, и другое, по сути, было равносильно чуду. Ира угасала. «Если бы вы обратились хотя бы полгода назад…» – твердили врачи.
IIС тех пор дом Голубевых замер. Родители как могли пытались делать вид, что ничего не происходит, но от этого делалось ещё страшнее. Ира постепенно перестала вставать, а все попытки её разговорить заканчивались маловразумительным потоком сознания, который с легкостью генерировала озлобленная психика девушки. Конечно же, она не была безумна и вполне могла бы общаться по-человечески, если бы захотела. Просто ей казались теперь совершенно бессмысленными все эти бесконечные обсуждения мира людей и предметов. Ирочкина мать, Ольга Васильевна, полная домохозяйка с многолетним стажем, не выдерживала, убегая на кухню, набирала телефон вечно пропадавшего на работе мужа и шептала сквозь слезы в трубку: «Саша, ну ты же ученый с мировым именем!» И он, невесть в какой раз, не мог объяснить ей, почему же его заслуженная известность, уважение в научных кругах, связи и знакомства по всему миру не могут спасти их единственного ребенка.
Александр Голубев был биологом. Формально. На самом же деле специализация его носила несколько пограничный характер и включала обширные знания многих областей, в том числе – оккультные практики. Другой вопрос, что вырос-то он в эпоху всепоглощающего материализма и потому предпочитал считать себя ученым в классическом понимании этого слова. К нему обращались за консультациями из органов родного государства, он чувствовал на себе пристальное внимание иностранных разведок. В последнее время интерес этот усилился. Причиной стало появление в его лаборатории странного существа – объекта исследований и пациента одновременно. Существо это выглядело вроде бы вполне обычно – оно походило на «живые камни» в огромном количестве продающиеся в цветочных павильонах. Отличия крылись не во внешности и состояли в том, что родом оно было с Марса, поэтому обитало в специальном боксе, обладало разумом и могло общаться с людьми посредством мыслей. Россия вела свои исследования Красной планеты тайно – аборигена доставили Голубеву в обстановке особой секретности. Работа заключалась в изучении «объекта» и обеспечении ему, как представителю марсианской цивилизации, максимально комфортных условий. Общаться с человеческим мозгом «живой камень» на тот момент уже научился, поэтому проблем с коммуникацией не возникло. Марсианин знал, что у Александра Ивановича стряслась беда.
«Ты громко думаешь», – вспыхнули в голове ученого слова. – «Да?» – «Твой отросток болен?» – живой камень по-своему понимал родственные отношения между людьми. «Она умирает». – «Ты можешь помочь ей». – «Как?!» – «Не знаю, сможешь ли ты понять меня. Я изучил твой вид и знаю, что спасти твое создание можно. У неё не функционирует тело. Но цел разум. Мы в таких случаях выращиваем пустое тело, которое крепится к корням и разум перебирается в новое вместилище. У вас всё сложнее. Ваши тела не бывают пустыми с самого начала – как и тела прочих движущихся, зато ваши растения совершенно свободны. Однако переселить ни в одно из них никого нельзя, разум не сможет там удержаться. Но выход, повторяю, есть. У вас достаточно развито умение, которое вы называете генной инженерией. Ты можешь взять некое растение и привнести в него мою ДНК. Тогда станет возможным отпочковывание разума». – «Моя дочь станет растением?» – «Да, таким как я. Она, кроме того, сможет воспринять вашу атмосферу». – «Нет, это невозможно! Для человека стать растением – одна из самых страшных участей! А может, хотя бы животное?» – «Нет у вас такого животного. У них свой, пусть и очень простой, но разум. Я этой ночью говорил с кошкой. Очень тонкие, стройные мысли, хотя к абстракции и логике она не способна. Подходит только растение. Она сможет чувствовать, думать и даже размножаться. Это немало, поверь».
Голубев и раньше знал, что марсиане видят и слышат нашу действительность по-своему, но всё же… Эта идея не укладывалась в голове даже у него.
IIIШло время, а чуда не происходило. Ира доживала последние недели. «Не более трех месяцев», – вынесли приговор врачи. Девичье личико осунулось, кожа обтягивала скулы и казалась полупрозрачной. Она всё больше спала и почти не разговаривала. Ольга Васильевна похудела на тридцать килограммов, а глава маленькой семьи перестал появляться дома…
После беседы с «живым камнем» о возможном «растительном» будущем Иры он много чего передумал, вспомнил, сопоставил. В конце концов, в тайне ото всех, он принял решение… Так в лаборатории появился новый обитатель – тысячелистник. Дочь подписывалась в сети таким именем, и это сыграло решающую роль в выборе растения. С одной стороны – невзрачное, с другой – вряд ли его дочь теперь это вообще волнует.
День, когда придется «отпочковывать» разум Ирины, неумолимо приближался. О пересадке чего бы то ни было в прямом, физическом смысле речь не шла – теоретически, в растение должно было перейти «я» девушки примерно таким же образом, каким копируется файл – такое же «я» останется в теле и умрет. Практически – «есть и другие варианты», – обтекаемо выразился марсианин. От всего этого у Голубева временами мутнело сознание, но – это какой-никакой, но шанс…
IV«Живой камень» подробно объяснил всю несложную технологию пересадки – нужно было взять около ста граммов крови и полить ею растение. Поскольку процедура не была только механическим действием, пришлось совершить определённый ритуал. Голубев, в силу воспитания, пошел на это скрепя сердце, но «живой камень» с самого начала живо интересовавшийся мистическими практиками землян, настоял.
И вот ученый с мировым именем, облачившись в черный балахон с большим капюшоном, нацепив на тело пентаграмму из циркония на кожаном шнурке, поливает кровью дочери генетически измененное растение, бормоча при этом что-то на енохинианском языке. Марсианин оказался прав – человеческая душа содержалась в крови, а не в мозгу и не в сердце… Ире отец ничего не сказал – её остающемуся в теле «я» незачем было знать, что вместо неё на свете будет жить помещенная в растение личность-близнец. Не была в курсе происходящего и мать – зачем обнадеживать столь бредовым образом её, и так сходящую с ума от горя?