Симфония убийства - Игорь Лысов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот, Виктор Силов, перед тобой сидит профессиональный мудак! — Николай для наглядности откинулся на спинку стула и слегка отмахивался от остатков сигаретного дыма, который проник из-за пальмы.
— Мудак? — лениво удивился Силов.
— Ну, ладно… Лох!
— А может, действительно мудак, — Силов еще раз лениво удивился, но уже не выказав ни словом, ни лицом свое открытие… — «Ну, надо же так обращаться — Виктор Силов!»
— Вот сколько мне лет? — Николай оперся локтями на стол и повертел головой, чтобы можно было рассмотреть возраст подробнее.
Виктор выглянул из-за пальмы и уставился на Николая. Слегка влажное лицо смотрело на Силова — морщин не было: у колобков морщин не бывает… Но глаза были выцветшими, старыми и бегали влево-вправо быстро и нервно.
— Ровесник, — подумал юбиляр и слегка заскучал. — Вот так и на меня смотрит, наверное, молодежь… — Ну, сороковник — сорок пять. — Силов если и сбросил, то совсем немного, года два.
— Вот! А мы с тобой, может, и ровесники… Тридцать семь… будет в сентябре!
— Старая Дева, — чуть было не вылетело из Силова, но ленивое состояние и вновь возникшая радость от признания его внешней молодости удержали Виктора от уже явной оплеухи. Лох-мудак и без этого был удручен своим состоянием. И, конечно же, свои пятьдесят он открывать Николаю не собирался.
Виктор оглядел бесконечно знакомый ресторан Дома актера. Конечно, никакой это был не ресторан Дома актера — всего лишь аренда. Советские времена закончились — ресторан тогда закрылся, работать было уже невозможно. Какой-то алчущий режиссер попытался устроить здесь свой театрик, но прогорел, хотя сама аренда была исключительно символической. Потом поменялся начальник — и ресторан, правда арендный, вернулся. И вернулся уже в другом качестве — дешевое меню, работал до бесконечности, изыском обслуживания отмечен не был. Но после часу-двух ночи бывали случаи, когда в этом ресторане не протолкнуться. Ну и утром похмелье можно поправить тут, если заранее не приготовиться. Аренду начальник не поднимал — все привыкли, и ресторан даже стал совершенствоваться. Дико модный дизайн московских общепитов на крайних станциях метро стал стилем совершенствования — оранжевые пластиковые стулья и белые круглые столы. Почему-то зеленые кадки для пальм и каких-то мелколистных растений — вот, собственно, и весь дизайн. Одну из стен спрятали за десятком фотографий — тут тебе и Париж, и природа, и любимый город… Любимый, конечно, состоял из церквей, разлитых по городу в неисчислимом количестве, и ночных фотографий, когда все красиво, потому что темно и изредка ярко.
— Да, старая Дева! — Деву, конечно, Силов приплел сюда из-за сентября. Будучи Близнецом, он высмеивал все остальные знаки (когда-то давно завелся роман с астрологичкой, которая развлекала Виктора после утех разными знаниями, запретными при прежней идеологии отечественного мышления).
Положив себе принимать жизнь полностью и с радостью, Виктор потушил сигарету в очередную могилку и пытливо-радостно смотрел на лоха Николая…
— А что случилось?
Николай полез во внутренний карман пиджака, вытащил телефон, рассекретил его хитрющим кодом с третьей попытки, порылся во внутренностях мобильника и протянул смартфон Силову:
— На!
— В смысле?
— В смысле смотри — это уже не тайна! Все сам поймешь…
Силов взял телефон: какие-то селфи интимного состояния женщины и затылка ее партнера.
— Ты листай, листай!
Силов листнул… Довольное и взволнованное женское лицо получало удовольствие и, вероятно, сознательно фиксировало все это… Кроме лица женщины, кусочка носа и вкусно небритой щеки партнера больше ничего не было.
— На хера ты мне это показываешь?
— Это моя жена!
— А мужик?
— А мужик — это не я!
Силов отдал телефон и потянулся за сигаретой. Николая стало жаль — не потому, что ему жена изменяет, совсем нет. А стало жаль человека, который носит в телефоне такие фотографии счастливой жены.
— У нее скачал незаметно…
Стало не столько жалко, сколько противно. Ковыряться в чужом телефоне для Силова было верхом омерзения. Виктор хотел было высказать лоху что-то отвратительно оскорбительное, но спохватился — он уже как час-полтора живет новой жизнью и принимает все подряд «без борьбы»… Закурив, он снова спрятался за пальму и дымил в щелку открытого окна. Николай налил себе водки, коньяк Виктору и, чокнув стоящий бокал Силова, влил в круглый рот содержимое рюмки. Город стих окончательно, уличные фонари зачем-то притушили — стало темно и тоскливо.
— А мне зачем ты это показываешь? — спросил Силов, не отрываясь от оконной щели.
— Как мужик мужику… и все! — Виктор не повернулся, Николай украдкой хватанул кусочек сыра… Ну, если смог копаться в телефоне жены, то сыр — это детская шалость!
— Я в этом не специалист. — Силов решил иначе коротать вечер с телефонным соглядатаем. — Я не привязываю к себе никого и сам не привязываюсь…
В этом была правда, скажем так, полуправда. Лиза-то привязалась. Но привязалась самостоятельно, сам Виктор ничего особенного не делал, не увлекал, не давал надежд. Как запоздалый, но все-таки новый русский он был жарок и холоден только в соответствующие моменты — остальное время занимало молчание и слегка различимое безразличие.
Силов повернулся и, похоронив очередной окурок, внимательно посмотрел на Николая. Даже поймал себя на мысли, что именно так он смотрит на оркестранта, когда тот в очередной раз издает звук, разрушающий в дирижере гармонию и величие музыки. Это подействовало. Лох кисло улыбнулся и подвинул Виктору бокал невыпитого коньяка. Себе налил водки, которую незаметно принесла официантка… Выпили не чокаясь, а слегка отсалютовали друг другу посудой. Силов, в свою очередь, подвинул тарелку с сыром Николаю, а сам поднес к носу дольку лимона и держал ее перед собой, слушая исповедь человека, который самостоятельно определил себя как лоха или мудака. Исповедь Николая, покрытого оспой, оказалась обычной тоской и откровением неудачника в женском вопросе.
— Понимаешь, может, и я не привязывал к себе, у меня это плохо получается, но привязался сам — это точно… Я же любил! Я ее любил с первого курса! С ее первого курса! Я у нее вел дошкольное воспитание. То есть уже лет десять! А женаты мы шесть. Понимаешь, мне не нужна была женщина… Ну, в обычном понимании — встречаться, сношаться, расходиться… Я искал мать моих будущих детей! И Светка была единственной студенткой, кто ходил на все лекции. Тем более что я
