Симфония убийства - Игорь Лысов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приоткрыв мутное от пыли-грязи окно, Виктор смотрел в черную с огнями улицу. Красный и зеленый глаз светофора уже сменился на ядовито мигающий желтый, и только синехолодные миндалины уличных фонарей разбавляли эту черно-желтую саламандру — улицу. Силов затянулся и выставил рот с дымом в щель окна… М-да, полтинник…
Он не пугался своей мысли, нет. Никакого полтинника Виктор не чувствовал. Устал же он не от своего возраста, а от вынужденного смирения пожившего человека перед фактом: ни одна минута не соответствовала тому, что принято называть полноценной жизнью.
Силов знал, что жизнь устроена по каким-то законам, которые и делают саму эту жизнь невыносимой. Когда-то в детстве, в советские и перестроечные школьные годы, когда еще изучали диалектический материализм, учительница заставляла читать «Капитал» Маркса. Советская фанатичка была умна, остроумна, что магически действовало на школьников: все без исключения отчитывались учительнице знанием «Капитала». Юный Силов, как и все, читал этот «Капитал», ничего не понимая, ничего и не пытаясь понять — он просто читал и все. Два раза в неделю урок обществоведения проходил в отчаянных попытках юных людей рассказать ту или иную главу идиотской книги. Фанатичка комментировала через каждое предложение — пытка добиралась и до тех, кто просто слушал. «Что имеется в виду?» — кричала учительница и пальцем указывала жертву своего вопроса.
Силов читал и читал — до потери всякого взаимодействия с реальностью. Он не понимал ничего, но страх перед пыткой заставлял его перечитывать еще и еще раз… Однажды он прочел фразу, которую вспомнил сейчас, сидя под пальмой и которую тогда юный Силов вдруг почувствовал как самое важное из всего ужасного текста Маркса. Фраза была простой и на протяжении жизни слышалась часто по поводу или без него — просто звучала как магическая формула непонятного или неприятного. «Единство и борьба противоположностей!» Вот она, сука-фраза-мысль, которая, как потом выяснилось, определяла смысл и назначала суть жизни!
Почему это сейчас вспомнилось Силову? Уж не потому ли, что тогда, тридцать пять лет назад, это единство взорвало все, что находилось в голове пятнадцатилетнего, испуганного фанатичкой мальчишки. Как это? Единство противоположностей! Как это? Борьба этого единства! Ни тогда, ни сейчас Виктор не понимал казуистики этого выражения. Но позже он догадался, что именно в нем, в этом выражении, заключено что-то настоящее. Такое настоящее, которому невозможно сопротивляться. Силов не сопротивлялся: в юности — по причине отсутствия хоть малейшего понимания важности вопроса, а сейчас — в силу осознанного несогласия: уж не считать ли единством директрису и себя, чтобы потом в этом разбираться и еще бороться?
Сейчас, вливая в себя коньяк, он знал, что еще совсем молод, жаден и ненасытен… И весь процесс одинокого юбилея под пальмой такой получился только потому, что ему уже пятьдесят, потому что уже существует усталый театр в голове и в оркестровой яме, потому что ничего не хочется, кроме жажды чего-то хотеть…
Но, как это ни странно, общечеловеческое страдание не давило на Силова — он тихо улыбался самому себе и с удовольствием рассматривал улицу, вслушивался в караоке нетрезвых певиц — ничего его не раздражало, не пугало, не давило. Ему хотелось принять все это однажды и разом — принять так, как это есть, и оказаться в абсолютном единстве с этой противоположностью. Силов даже положил себе с завтрашнего дня принимать все, что происходит с ним, — принимать с радостью в этом идиотском единстве противоположностей и без всякой борьбы.
Выкопав другим концом вилки в пальмовой кадке ямку для окурка, он похоронил в ней свою усталость, хандру, новорусскость. Тщательно засыпав окурок, Виктор Силов, почти счастливый Виктор Силов, потянулся за коньяком и оглядел ресторанную залу…
IV
Перед ним сидел тот самый круглолицый и что-то говорил. В своих новых и розовых соображениях Виктор не расслышал его голоса, не заметил самого мужчины, давно сидящего рядом. Силов даже вздрогнул… Мужик виновато улыбнулся и стал показывать под стол. Даже сам согнулся всем грузным телом, чтобы удостовериться — правильно ли он показывает. Под столом лежал видавший виды портфель, в прошлом шикарный, на двух ременных застежках, с накладными карманами. Сейчас же, потертый временем и давками в транспорте, он лежал на полу, прислонившись к ножке стола, — лежал, безропотно дожидаясь своего хозяина. Несмотря на свое высокое происхождение, сегодня портфель мог вызвать даже некоторую брезгливость — интереса к нему проявить было невозможно ни при каких обстоятельствах.
— Извините, я хотел бы забрать свой портфель, — мужчина наконец-то объяснил свое появление за столиком Силова.
Виктор тоже заглянул под стол: «Забирайте!» Он все еще сидел в некотором оцепенении — неожиданное появление мужчины у своего столика сбивало Силова с тех прекрасных мыслей, которыми он уже полчаса наполнял себя, устраивая новую и беззаботную жизнь.
— Выпьем? — Предложение круглолицего было настолько искренним, что Силов с радостью согласился. Вот она — эта новая реальность, которую надо принять, полюбить и жить в ней, как рыба в воде!
В графине мужчины была водка, и Виктор налил себе коньяку из своей бутылки. Предложил коньяк и собеседнику — тот согласился, и Силов налил в рюмку красномордого коньяку. Молча чокнулись, одним глотком каждый вылил в себя коньяк, после чего сосед, налив в опустевшую рюмку водки, также одним глотком проглотил и ее чуть ли не вместе с рюмкой.
— Коньяк люблю, но послевкусие не могу вытерпеть. Водка лучше…
— Больше не наливаю, — Силов удивился такому организму круглолицего.
— Николай!
— Виктор Силов, — по давно уже затвердевшей привычке ответил Виктор и протянул руку.
Рука любителя запивать коньяк водкой была пухлой и очень потной. Пожав руку, Силов полез в карман за сигаретами и там, под столом, вытер ладонь о штаны. Даже немного помахал ею, чтобы не чувствовать влажность, от которой внутри просто тошнило.
Сигареты лежали в другом кармане, но Виктор потянул левой рукой полу пиджака так, чтобы правой продолжать искать сигареты, тем самым подольше держать ее под столом, вытирая об одежду, чтобы полностью избавиться от отвратительного ощущения. Вытащив пачку, достал левой рукой сигарету, правую он все еще не мог использовать, прикурил, откинувшись за пальму. Правую руку засунул в карман брюк…
Николай ничего этого не заметил,
