Расколотое королевство - Людмила Георгиевна Головина

всё готова сделать для её благополучия. Разумеется, когда всё будет улажено, мы сможем развестись по вашему первому требованию.

Няня замолчала, ожидая моего ответа. А я, как она и предполагала, был возмущён.

— Я благодарен вам за то, что вы хотите помочь, но ваше предложение совершенно неприемлемо! — сказал я ледяным голосом. — Я любил и люблю мою жену! Что я ей скажу, если она вернётся?

— Как вам будет угодно, — наклонив голову промолвила няня. — Я только хотела помочь.

И удалилась. Мне стало немного стыдно. Ведь не ей, а мне надо было решить эту проблему. А она вполне искренне предложила свою помощь, только и всего. Но ведь это было совершенно невозможно, немыслимо назвать женой другую! Женщину, которую я уважал, был ей благодарен. Но ведь не любил! «Это же всё фиктивно, ради благой цели, ради будущего Софи. Альтина поняла бы» — шептал мне мой внутренний голос. Несколько дней я боролся с собой, непрестанно искал другие возможности раздобыть документы на ребёнка, но в голову ничего не приходило. И через несколько дней я сдался.

Когда я сообщил няне о том, что всё обдумал и решил принять её предложение, она не проявила ни особой радости, ни торжества, что её предложение принято. Нет, она просто кивнула и сказала, что постарается всё оформить как можно скорее. Действительно, уже через несколько дней передо мной лежало твоё свидетельство о рождении, только вот в графе «мать» было не имя Альтины, и это больно укололо меня в сердце. Но останавливаться на полпути было нельзя.

Потом мы зарегистрировали в мэрии наш брак. Ещё немного волокиты — и я был законно признан твоим отцом. Проблема была решена, но радости в душе не было. Перед глазами всё время стояла Альтина. Где она? Жива ли? Увижу ли я её ещё когда-нибудь?

Поведение няни совершенно не изменилось. Она, как и раньше, добросовестно и тщательно выполняла всю домашнюю работу, возилась с тобой. Она не спрашивала, хочу ли я сразу же расторгнуть наш брак или решил сделать это попозже. Кажется, что ей было всё равно А ты росла. Сделала первые шаги. Стала лепетать первые слова. И как у любого ребёнка одним из самых первых твоих слов, Софи, было: «мама». И обращено оно было к няне. Я понимал, что ребёнку нужна мать. Если Альтина не вернётся (а я почти не питал надежды), то мне всё равно надо искать женщину, которая могла бы её заменить. Я понимал, что никого не смогу полюбить так, как любил Альтину. А вот как моя избранница будет относиться к моему ребёнку? Не станет ли для неё злой мачехой? Я видел, что ты любишь свою няню, да и она тебя — тоже. Так зачем искать ещё кого-то?

Не знаю, Софи, сможешь ли ты понять и простить меня. Я надеюсь, что за все эти годы твоя теперешняя мама ни разу не дала повода пожалеть об этом моём решении. Мы жили дружно, никогда не ссорились, мама всю себя посвятила семье. И постепенно наш союз из фиктивного превратился в настоящий. Что она немного холодна и немногословна — так у людей бывает разный характер. Посмотри, сколько она сделала для меня, когда я заболел. В больнице я был спокоен, зная, что ты не одна. Но, должен признаться, Софи, все годы меня терзают подозрения, возможно совершенно беспочвенные. Почему тогда, ещё в детской консультации она подошла именно ко мне? Не потому ли, что в твоей медицинской карте было записано место твоего рождения — тот город, где ты родилась, где исчезла твоя мама, и из которого мы бежали. Зачем только я показал в консультации справку о твоём рождении… Не навёл ли я на след наших преследователей? И я даже не удосужился узнать: действительно ли та женщина, которая заменила тебе маму, работала в той консультации? Ведь надеть медицинский халат может каждый… И, признаюсь тебе, меня немного смущала её привычка постоянно что-то убирать, перекладывать, перетряхивать. Как будто она что-то ищет. Что? Уж не медальон ли Альтины? А я боялся постоянно держать его при себе и спрятал в корешок книжки ещё до появления в нашей квартире самой первой няни. Я решил, что это вполне надёжное место. Кого может заинтересовать скучная книга, полная технических расчётов и схем? Моя жена книгами и вовсе не интересовалась, хоть и регулярно вытирала с них пыль. Один раз она заикнулась о том, что, возможно, некоторые книги мне не нужны, и с ними можно расстаться. Я спокойно, но твердо ответил, что эти книги необходимы мне по работе, и я прошу её не решать, что мне нужно, а что — нет. Больше она к этому вопросу не возвращалась… Шёл год за годом, и я успокаивал себя тем, что если бы у Клары была какая-то тайная цель, она бы давно себя выдала. Нельзя же притворяться так долго!

Теперь, когда ты знаешь всё, я прошу тебя, Софи, не говори маме (теперешней маме), что я посвятил тебя в нашу тайну. Постарайся вести себя, как обычно, не выдай себя и меня. Понимаешь, если мама увидит твоё отчуждение, она начнёт допытываться, что случилось. Если она ни при чём, то ей будет обидно, что её многолетняя забота о тебе и мне вместо благодарности заслужила такое отношение. А если она, действительно, имеет отношение к исчезновению твоей настоящей мамы, то может быть опасным, если она узнает о наших подозрениях. Понимаешь?

Вместо ответа Софи крепко обняла отца. Её ухо прижалось к его груди, и она услышала, как свистят и хрипят его лёгкие. Это было страшно… И ещё страшнее была мелькнувшая мысль: что будет, если с отцом случится ужасное, про что нельзя даже думать, и она останется один на один с мамой, которая вдруг оказалась мачехой?

Отец погладил дочь по спине.

— Мама скоро должна вернуться. Иди к себе. А я что-то устал, столько говорить пришлось. Дышать стало тяжело. Я, пожалуй, немного отдохну. Смотри, Софи, я на тебя надеюсь, доченька.

3. Горное селение

Тяжело пережить такое. Мама оказалась неродной. А родная мама то ли исчезла, то ли вообще погибла… Какой она была? Папа говорит: красивой, доброй, нежной… Как бы хотелось Софи её увидеть! Как-то раз, улучив минутку, когда они остались с отцом вдвоём, девочка спросила: не сохранилось ли у него хоть одной маминой фотографии? Настоящей мамы? (Вообще, Софи с трудом теперь удавалось выговорить такое простое