Расколотое королевство - Людмила Георгиевна Головина

Людмила Головина

Расколотое королевство

1. Болезнь

Софи придирчиво рассмотрела своё отражение в зеркале и вздохнула. Нет, она решительно себе не нравилась! Это и не удивительно. В самом деле, покажите мне тринадцатилетнего человека, который был бы доволен своей внешностью! Ну скажите, как могут понравиться эти выпирающие коленки, эта нескладная фигура, никак не укладывающаяся в общепризнанные стандарты красоты? И эти белокурые кудряшки, которые не желают слушаться расчёски и фена и ни за что не хотят струиться по плечам шелковистым каскадом? Софи вздохнула ещё раз. Хорошо хоть, что знакомые перестали называть её куклёнышем и пупсиком. Софи просто терпеть не могла, когда с ней начинали сюсюкать и разговаривать, как с несмышлёным младенцем.

Вот ещё! Софи совершенно не ощущала себя глупенькой фарфоровой куколкой. Она обожала книги про приключения и отважных путешественников, про тайны и чудеса, про опасности и необыкновенные происшествия. Как бы ей хотелось самой испытать что-либо подобное! Но что удивительного и таинственного может произойти в жизни современного ребёнка?

Однако оказалось, что может. Вот уже год прошёл с той поры, как Софи узнала одну тайну, и эта тайна касалась её самой.

Произошло это так. Год назад папа заболел той самой ужасной новой болезнью. Впрочем, как показали потом тесты, заразилась вся семья. Но мама только пару дней походила с небольшой температурой, Софи — та вообще ничего не почувствовала. А вот папа был совсем плох. Он надсадно кашлял и задыхался, жар был такой, что чувствовался на расстоянии. Мама то и дело прикладывала к папиному лбу холодный компресс, но это не помогало. Сначала папа решительно отказывался от вызова врача, но потом сдался. Медик, едва зайдя в комнату, где лежал больной, сразу же объявил, что требуется срочная госпитализация и по телефону вызвал скорую помощь. После чего спешно удалился. Мама отправилась собирать вещи и документы для больницы, а Софи стояла рядом с отцом, не понимая, чем она может помочь. Она взяла больного за руку. Та была горячая и влажная. От этого прикосновения папа приоткрыл воспалённые от жара глаза.

— Софи, доченька, хорошо что ты здесь… Я должен тебе сказать одну очень важную вещь… А то… вдруг я не вернусь из больницы… Пока нет мамы… А ты должна знать…

— Папа, не надо! — Софи была готова заплакать.

— Не перебивай. Мне и так тяжело говорить. Посмотри. Видишь там, на верхней полке толстую книгу с синим корешком? Достань её…

Софи придвинула к шкафу стул и сняла с полки тяжёлый том.

— Поставь книгу на стол, раскрой её и загляни внутрь корешка. Что видишь?

— Там бумажки какие-то…

— Там моё письмо для тебя на всякий непредвиденный случай, записка твоей мамы и одна вещица, которую она просила передать тебе, когда тебе исполнится шестнадцать лет. Тебе сейчас двенадцать, Но я знаю, что ты разумная девочка и сумеешь сохранить тайну. Если меня не станет, то ты должна знать, где всё спрятано… И об этом не должна знать ни одна душа. Не говори никому… Пока я жив, оставь всё, как есть… Если я поправлюсь, всё тебе расскажу сам… А если… тогда поступай, как знаешь. Только помни — никому…

— А маме сказать можно?

— Ей особенно нельзя. Помни — никому…

В этот момент в дверь позвонили.

— Скорее, верни книгу на место! — попросил отец.

Софи едва успела спрыгнуть со стула и отодвинуть его от шкафа как в комнату в сопровождении мамы вошли двое медиков в «космических» скафандрах, полностью закрывающих фигуры и лица. От этого они показались Софи похожими не на людей, а на зловещих вестников беды…

Софи из окна наблюдала, как отца увозит скорая помощь. Девочка ушла в свою комнату. Впервые она осознала, что жизнь в любой момент может круто измениться, что может случиться страшное…

Мама тоже переживала. Но у неё было испытанное успокаивающее занятие: уборка. Мама обожала наводить чистоту и порядок и занималась этим каждую свободную минуту. В доме уже давно не было ни единой пылинки или соринки. Но мама усердно тёрла, скоблила, перетряхивала и перекладывала все вещи. Софи как-то раз даже пожаловалась папе, что мама всё время убирает в её комнате, а Софи потом не может найти какой-то книжки или игрушки.

— Знаю, знаю, — улыбнулся отец. — Понимаешь, мама у нас медик, а многие медики просто помешаны на чистоте. И, в конце концов, чистота — это совсем неплохо, так ведь?

И вот сейчас папу увезла скорая, мама в полном молчании затеяла уборку, а Софи в своей комнате сидела и размышляла сначала о том, смогут ли врачи спасти папу (она очень на это надеялась!), а потом и о том, что же лежит за корешком синей книги. И почему нельзя говорить маме, если сама же мама попросила передать ей, Софи, в день шестнадцатилетия какую-то вещь? Сколько Софи ни ломала себе голову над таким явным несоответствием, придумать ничего не могла. Наконец она сказала себе, что у папы был сильный жар, и он не смог правильно выразить свою мысль. Или Софи не разобрала его слов из-за хрипов и кашля. Но, как ей ни было любопытно, она твёрдо решила до того, пока не станет ясной судьба папы, не трогать синюю книгу и даже не смотреть на неё.

Мама справлялась о самочувствии папы на специальном сайте по нескольку раз в день, и даже дважды ездила в больницу, хотя к папе и к другим больным не пускали. Софи она с собой не брала: инфекционная больница — неподходящее место для ребёнка. Софи вообще не разрешалось выходить из дома. Она училась на дистанционке. Было скучно, а тут ещё страх за папу…

Сначала прогнозы врачей были очень тревожными. Папа не мог сам дышать. За него это делал какой-то аппарат. Потом ситуация стала медленно меняться к лучшему. И вот, наконец-то, медицина и папин организм победили, и отца выписали из больницы.

Софи еле узнала в бледном, слабом и истощённом человеке своего папу. Она чуть не заплакала, увидев, что сотворил недуг с её отцом. Но всё таки папа жив! Это главное. Спасибо врачам.

Восстанавливался больной очень медленно. Врачи прописывали разные лекарства, но они почти не помогали. По ночам его продолжал мучить кашель, а днём одолевала одышка…

Конечно, в таком состоянии, наверное, было не совсем красиво просить папу рассказать о той тайне. А сам отец,