Замуж за монстра - Анна Григорьевна Владимирова

ни с кем не разделить этих эмоций и не выглядеть ободранной. По щекам катились слезы, пока я следовала взглядом по картине, вспоминая каждый день, что я над ней работала.

Наверное, после неё я поняла, что влюблена в Мишу по уши.

Отвернувшись, я бросила взгляд вниз и увидела Стерегова на полу в гостиной. Он лежал, запрокинув голову и раскинув руки, будто его убили. И я, вытерев слёзы, бросилась по ступеням к нему. Когда опустилась рядом с ним, мои руки уже окоченели и тряслись, но я принялась искать признаки жизни. Только страх охватил такой, что я даже чувствуя биение его пульса, интерпретировать это в разумный вывод не могла.

— Раз, два, три… — принялась считать, тяжело дыша, чтобы хоть как-то прикинуть частоту, когда Михаил вдруг накрыл мою ладонь своей и вздохнул глубже. — Какого черта?!

— Не ори, — хрипло выдохнул он, поворачивая ко мне голову.

Но одернуть руку не дал — наоборот, сцапал меня и усадил на себя.

— Я думала, ты умер! — сипло воскликнула я, и не подумав сопротивляться.

Он хрипло рассмеялся:

— Многие мечтают, чтобы я так просто умер.

— Зачем ты тогда тут выглядишь мертвым? — уперлась я растерянно в его грудь.

— Видимо, охочусь на ведьму. — Стерегов сжал пальцы в моих волосах, быстро напоминая, что мое основное место теперь — на его члене.

Я попробовала состроить равнодушие, пока он медленно толкался в меня, но сдалась почти сразу. Михаил при этом так смотрел в глаза, что я зажмурилась, не в силах выдержать ни его внимания, ни напора. Я даже не почувствовала, когда он выпустил меня и обхватил бедра. С первых движений я уже послушно выгибалась, вплетаясь в его ритм. Когда он сел со мной и приподнял свои бедра, усиливая ощущения, тишина его логова взорвалась от моего стона.

Голод охватил нас обоих. Приятно чувствовать, что тоже способна пользовать медведя. И пусть это удовольствие не заполнит пустоты внутри, мне стало легче, когда вцепилась ноготками ему в волосы и прикусила губу. По небу разлился металлический привкус, и это последнее, что я отметила холодным разумом.

Стерегов быстро перенял инициативу, вскинул меня на руки и вжал животом в кресло. Все, что я теперь могла — царапать кожаную обивку и сжиматься внутри от его напора. Голос охрип, спина взмокла, а в ушах звенело от хлесткой пульсации наших тел, бьющихся друг о друга. Я нелепо засучила ногами по полу в предвкушении разрядки и едва ли не благодарно выгнулась, когда он схватил меня за горло. И мир разлетелся в водную пыль, оставив меня в невесомости. Ни тяжести воспоминаний, ни стыда, ни сомнений… как же хорошо может быть всё же. Только не у меня. Я пришла в себя всё ещё прижатая к Стерегову. Его тело тоже дрожало, а сам он сжимал пальцы на моем горле, но не душил — притягивал к себе, не давая пошевелиться. Горячее дыхание оборотня опаляло затылок, и я привычно замерла загнанной жертвой, позабыв о том, как было хорошо вот только что. Мокрые ладони заскользили на его запястье, но он проигнорировал, тяжело дыша.

— Пусти, — просипела я, не готовая к тому, что он сразу послушает. Без его опоры я сползла по спинке кресла на дрожащих ногах. — И перестань в меня кончать!

— Ты считаешь, что можешь продолжать меня воспитывать? — усмехнулся он и обошел меня, направляясь наверх.

Я беспомощно проследила за ним, давясь воздухом и потирая шею. Нет, она не болела больше. Горло сжалось от обиды и пренебрежения. Хотелось кинуться за Стереговым, сорвать портрет со стенки и разбить у него на голове.

— Ты трус, Стерегов! — бросила я ему в спину.

— Да, Ринка, да, — не повелся он и скрылся где-то в глубине этажа, а я сползла на пол за кресло и съежилась, подтянув колени к груди.

Как же больно от его равнодушия… Когда-то он был всем моим миром. И пусть все это осталось далеко в прошлом, оно продолжало поддерживать, давать смысл… Только теперь, глядя на все, что происходило между нами, я начала терять опору. Голова закружилась, ноги будто провалились в желе, и я испуганно раскрыла глаза, тяжело дыша.

Не знаю, сколько времени так просидела. Все хотела встать, выпятить груди, пойти к Стерегову и потребовать одежду… но не хватало сил. Его безразличие убивало. Я терялась, распадалась на части и пылала от гнева, еле сдерживаясь, чтобы не удариться в банальную женскую истерику.

— Что такое? — прозвучало вдруг задумчивое рядом, и я вскрикнула, закрывая лицо ладонями.

— Я все пытаюсь проглотить тот факт, что ты сделал из меня шлюху, — прошептала.

В глазах защипало от подступивших слез, но я невероятным усилием перетерпела жгучий спазм и посмотрела на Стерегова. Он сидел рядом на корточках, задумчиво хмурясь.

— Я не делал из тебя шлюху. Я сделал тебя своей избранной.

— Я — не твоя избранная.

— Ты всегда все знаешь лучше, — усмехнулся он, недобро щурясь. — Хочешь со мной поспорить? Только спорить тут не о чем — мы не заслужили с тобой другого шанса, кроме вот такого.

— Правда хочешь сейчас завести от меня детей? Ничего глупее мы сделать уже не сможем.

— Пожалуй, — подтвердил он с горечью в голосе. — Завтракать будешь?

Я отвернулась:

— Мне нужно в больницу. Иначе все самое глупое случится, учитывая мое везение…

— Правда? — вкрадчиво потребовал он. — То, что ты у меня, а не в камере под следствием, считаешь неудачным стечением обстоятельств?

— Я не хочу умирать, ты прав, — мотнула я головой. — Только жить так тоже не хочу.

— Хорошо. Так чего же ты хочешь?

Я замерла, тяжело дыша, но не выдержала его взгляда.

— Я… — пыталась выдавить нечто простое до тех пор, пока с губ не сорвался смешок. — Не знаю…

И это признание парализовало. Я растерянно пялилась перед собой, широко раскрыв глаза. Стерегов молчал. Но недолго:

— Вставай, хватит сидеть задницей на холодном полу. — Он поднялся и замер в ожидании. Я не стала выделываться. Пока я разберусь, что мне делать дальше, у Стерегова есть хоть какой-то план. — В ванной полотенца и одежда. Пока мужская, уж прости. Твою вернут из прачечной к обеду.

— А что в обед? — поднялась я.

— А что ты