Поцелуй Мистраля - Лорел Гамильтон

И я смеялась с ним - с ними со всеми. Нельзя было не рассмеяться при виде такой откровенной радости. Аблойк наклонился, преодолев последние дюймы расстояния между нашими губами. Я знала, что он хочет меня поцеловать, и хотела того же. Хотела, чтобы его смех звучал во мне.

Губы прижались к моим. Стражи вокруг заорали что-то громкое, веселое и грубоватое - и очень мужское. По нижней губе легонько пробежал язык, и я приоткрыла губы. Он вонзился мне в рот, мгновенно заполнив его ароматом, вкусом яблок и хмельного меда. Нет, кубок не просто был символом Аблойка. Он сам и был кубком - или его содержимым. Он проталкивал язык все глубже, так что мне пришлось широко открыть рот, чтобы не задохнуться. И казалось, будто я глотаю густой, золотистый хмельной мед. Он был кубком, опьяняющим кубком.

Он уже накрыл меня своим телом, но не мог ни целовать меня как прежде, ни вжаться другой своей частью в мою наготу. Слишком высокий - а я слишком маленькая. Он вжимал меня в меховой ковер, устилавший каменный пол, и мех щекотал мне спину, словно лаская меня вместе с Аблойком, превращая каждое его движение в изысканную ласку.

Кожа у нас обоих начала светиться, словно мы проглотили луну в самый разгар ее зрелой полноты, и лунный свет лился сквозь наши тела. Белые пряди в волосах стража окрасились неоново-голубым сиянием, и только серые глаза оставались почему-то темными. Я знала, что мои глаза сияют, все три кольца - травяно-зеленое, светло-нефритовое и горяще-золотое. Знала, что все три кольца моих радужек изливают свет. Я ловила боковым зрением алые отблески собственных волос: они в такие минуты горели гранатовым пламенем.

А его глаза походили на глубокие темные пещеры, куда не попадает свет.

До меня дошло, что мы уже не целуемся. Что уже довольно долго мы просто таращимся в глаза друг другу. Я приподнялась и обняла его - забыв, что так и держу в руке кубок. Реликвия коснулась голой спины Аблойка. Страж вздрогнул и выгнулся, и кубок пролился прямо на него. Густая, прохладная жидкость потекла по нему и по мне, залив нас золотистой волной.

По телу Аблойка пробегали голубые светящиеся линии. Мне не удавалось понять, то ли они вспыхивали под кожей, в глубине тела, то ли на поверхности сияющего торса. Страж поцеловал меня. Поцеловал долгим глубоким поцелуем, и теперь хмельным медом от него не пахло. Поцелуй был настоящий, со вкусом губ и языка, с покусыванием нижней губы. А мед лился по нашим телам, расплываясь вокруг золотистой лужей. Мех под нами слипся под золотой волной.

Губы и руки Аблойка скользнули ниже, к грудям. Он нежно обхватил их ладонями, лаская соски губами и языком - пока я не вскрикнула, чувствуя, как увлажняется мое тело, и совсем не от медового разлива.

Я смотрела, как голубые линии у него на плечах сливаются в рисунок, образуют цветы, вьющиеся побеги, как они бегут по рукам и стекают на меня. Это было чуточку щекотно, словно по коже водили перышком или тончайшей кисточкой.

Кто- то вскрикнул -но не я и не Аблойк. Бри. Он рухнул на четвереньки, длинные золотистые волосы упали в медовую лужу.

Аблойк сильнее нажал губами, возвращая мое внимание к себе. Глаза у него так и не засветились, но в них появилась то нетерпение, которое само по себе - разновидность магии, само по себе - власть. Власть, какая появляется у любого мужчины, когда его чуткие руки и язык скользят по твоему телу.

Губы спускались все ниже; Аблойк выпил мед, скопившийся во впадине моего пупка, лизнул кожу прямо над краем курчавившихся волос. Язык долгими уверенными нажатиями лизал это невинное местечко, и я подумала - а что же будет, когда он спустится к местечкам далеко не таким невинным?

Сдавленный мужской вскрик заставил меня отвести взгляд от темных глаз Аблойка. Я узнала голос: на колени упал Гален. Кожа у Галена светлая, почти совсем белая, но сейчас по ней пробегали зеленые светящиеся линии, сворачивались в спирали прямо под поверхностью. Складывались в рисунки - цветы и лозы. Снова крики; я взглянула в другую сторону. Почти все пятнадцать стражей попадали на колени, а то и ничком. Кто-то бился на животе, словно приклеившись к золотистой жидкости - будто мошки, попавшие в жидкий янтарь. Словно ловушка может стать вечной, и надо сражаться за жизнь.

Синие, зеленые, красные линии расчерчивали их тела. Я ловила образы зверей, цветов, побегов - они выступали на поверхность из-под кожи, словно прямо в коже прорастали живые татуировки.

Дойль и Рис неподвижно стояли в разливающейся волне. Но Дойль глядел на свои руки, разрисованные красными линиями - алыми на его черноте. Тело Риса украшали бледно-голубые спирали, но он на них не смотрел, смотрел он на меня и Аблойка. Мороз тоже стоял в медовом водовороте, но он, как и Дойль, смотрел, как бегут у него по коже светящиеся линии. Каштанововолосый Никка стоял гордо и прямо, за его спиной, как паруса волшебного корабля, развевались сияющие крылья. На нем никаких линий не было, происходящее его не затронуло. Самый высокий из сидхе, Баринтус, отошел к двери и прижался к створке, стараясь не прикоснуться к медовой луже, которая ползла по полу будто живая. Единственная кроме меня женщина, личная целительница королевы Ффлер жалась к его боку. На лице у нее был написан ужас, а за ручку двери она хваталась с таким отчаянием, словно не думала, что дверь откроется. Словно, пока магия не добьется своей цели, она никого не отпустит.

Тихий шорох привлек мой взгляд к постели: Китто так там и сидел, в полной безопасности, но глаза у него были широко открыты от испуга. Он так легко пугался…

Аблойк потерся щекой о мое бедро, и я повернулась к нему. Снова уставилась в темные почти человеческие глаза. Сияние его и моей кожи потускнело. Я поняла, что он давал мне время оглядеться, ждал, пока я опять вернусь к нему.

Руки его обхватили мне бедра снизу, он нагнулся, довольно нерешительно - словно ради невинного поцелуя. Только он не собирался делать ничего невинного. Язык вонзился в меня - плотно и уверенно. Голова у меня запрокинулась, спина выгнулась. И тут открылась дверь, и я увидела удивленные перевернутые лица Баринтуса и Ффлер, обращенные к входящему Мистралю, новому капитану Королевской Стражи. Волосы у него были цвета дождевых облаков. Когда-то он был громовержцем, богом небес. Он шагнул в комнату и тут же поскользнулся в медовой луже.

Мир будто моргнул.

Только что Мистраль, поскользнувшись, падал у двери - и мгновенно оказался рядом со мной, падал прямо на меня. Он выставил ладони, пытаясь смягчить падение, а я вскинула руки вверх, чтобы он меня не придавил.

Он успел упереться в пол, но моя рука уперлась ему в грудь. Он вздрогнул, балансируя на коленях и одной руке, словно от моего касания у него сердце пропустило удар. Я дотронулась только до его плотного кожаного доспеха, с ним ничего не могло случиться, - но на лице у него отразился шок, глаза широко распахнулись. И глаза эти были достаточно близко, чтобы я разглядела их цвет: зелено-серый цвет неба за миг до того, как разразится ужасный шторм и уничтожит все на своем пути. Только в страшной тревоге или в ужасном гневе глаза Мистраля становились такого цвета. А когда-то сами небеса менялись вместе с цветом Мистралевых глаз.