Проклятье Вейссеров - Роман Малахов

еще придется раскошелиться на правку его доспеха. Вот скажи, зачем, зачем… ЗАЧЕМ, еб твою мать, пришлось доводить до этого?! — взорвался грузный по меркам поджарых мужчин Твердыни Кальцер.

— Отец, — к удивлению Ральфа его сегодняшний противник — Кастор — вскинул словесный щит, ограждая будущего родственника от пустой брани, — Ральф — достойный городской рыцарь, и это был честный поединок. Возрадуемся, что он закончился справедливо.

— Конечно, справедливо! — рявкнул старший Шлиссер, — Он и не мог закончиться иначе! Весь Рейнель чуть было ни стал свидетелями нашего позора. По твоей вине, чертов сластолюбец! — указательный палец Кальцера вперился в лицо Ральфа, и, невзирая на отделяющие их метры, сын Вейссеров ощутил прикосновение толстого ногтя ко лбу.

— Отец, Ангра могла… — начал было Кастор, однако его реплика моментально утонула во взрыве негодования подвыпившего отца.

— Могла не разбрасывать свои чертовы ляжки перед мордой этого хахаля! Ебучая молодежь! Вы влезли, когда уже все было налажено, все договорились… Нет, обязательно нужно было все порушить со своей глупости и похоти! Ну, что ты молчишь, дура?! — Кальцер вскинулся куда-то в сторону, и Траверс сумел глазами предка рассмотреть женщину, коей в ближайшем времени предстояло стать женой старшего сына Вейссеров, тем самым уберегая две влиятельные семьи от настоящей уличной войны…

Вайс уперся в поразительную дилемму — с одной стороны, Траверс, будучи человеком из другого времени, привык к совершенно иным стандартам женской красоты, от которых невеста Ральфа была столь же далека, как Твердыня от светила их звездной системы. Однако разумом и воспылавшим естеством предка Вайс знал, как приятна на ощупь ее нежная, белая кожа. Знал вкус ее бледных губ, и едва уловимый запах пота постельных утех, знал, как широко разбрасываются ее груди от мерного покачивания. Знал ее тихое и сводящее с ума похотливое постанывание. И сейчас, оба мужских разума, заключенных в одном теле, явственно замечали темное пламя вожделенной власти, поднимавшееся в голубых глазах Ангры. Ральф отчетливо понял — его роль в будущей совместной жизни заранее жестко определена, и он не сумеет вырваться из стальной хватки клещей обязательств перед семьями. Заключив брак, Ральф сразу же прекратит быть субъектом собственной судьбы, превратившись в дорогой инструмент, который будет извлекаться на свет поочередно либо Вейссерами, либо Шлиссерами. А жена, чьи руки будут развязаны принужденным положением вечного виноватого Ральфа, вволю натешится, загоняя неуступчивого мужа в тесную ограду собственной воли. Любой несущественный повод, не стоящий и пары вдохов, окажется безжалостно раздут огнем ссоры и ворохом обвинений. Ральфа лишало покоя осознание, что Ангра будет упиваться чужой силой, дарующей ей возможность вить веревки из скованного по рукам и ногам мужа…

Собственно, из всех присутствующих с уважением к гостю относился лишь сегодняшний противник — Кастор и Ральф стояли в одном строю, отражая последний набег северян, отчего были скованы незримой связью воинской солидарности. Старший сын Вейссеров отстраненно слушал рассуждения отца семейства Шлиссеров о расходах на предстоящую свадьбу. Поскольку Ральф уже сбежал однажды, то честь Ангры, как брошенной невесты, оказалась запятнана. Дабы очистить репутацию дочери и семьи в целом, Кальцер планировал устроить, поистине, впечатляющую церемонию, и Вейссеры, разумеется, должны будут разделить предстоящие траты. Траверс же в это время пребывал в недоуменной досаде — предок противился тому, что от Вайса отрывала сама жизнь, своей чудовищной последовательностью доводя молодого мужчину до исступления. Пока подавленный Ральф лишь номинально присутствовал на застолье, пребывая в подобие мысленного стазиса, Траверс вспомнил предложение со стороны дейнезианского друга Поля, от которого яростно открещивался. Для жителей «селекционных зон» Твердыни, словно оправдывая такое название, предоставлялась возможность участия в селекционных программах. Как выразился Поль, с присущей всем дейнезианцам тяжеловесной серьезностью: «Это не брачное агентство. Специальная комиссия подбирает максимально совместимых партнеров, дабы их потомки стали новым витком развития социума и сумели органично влиться в то будущее, что мы столь самоотверженно строим».

Казалось, для Траверса, обреченного жизнью на одиночество, вступление в подобную программу должно являться желанным решением, однако в дело вмешивались незримые подводные течения его гордыни. Дейнезианцы всегда соблюдали договоренности, и истово требовали подобающего уважения к заключенным условиям с другой стороны. Таким образом, Траверс, попадал в настоящий дейнезианский зажим правилами, начисто лишаясь возможности оставаться субъектом во многих вопросах. Мало того, что ему бы пришлось долгое время прожить с выбранной комиссией женщиной, так еще и в воспитании потомства им отводилась косвенная роль — дейнезианские скульпторы нового общества предпочитали работать с материалом самостоятельно. Относительно этого момента взаимодействия двух народов, Траверс не мог спорить со злопыхателями, цинично сравнивавшими жителей «селекционных зон» с племенным скотом в загоне дотошного дейнезианского «фермера». Впрочем, все сказанное могло считаться легкой разминкой на фоне жуткой процедуры инициации, ожидавшей его возможных детей по достижению двадцати лет. Огромная комиссия, вооружившись кипами тестов и сложнейшим оборудованием, скрупулезно проводила комплексный анализ личности гражданина, выявляя его наклонности, психические патологии и степень примитивности его главных мотивов поведения. Если в действиях индивида превалировала отвергаемая дейнезианцами доминантность, присущая приматам, а вовлеченность в общество созидателей оказывалось лживой мимикрией, человека… деклассировали. Неудивительно, что находилось чрезвычайно мало желающих участвовать в этой игре с чудовищными правилами, однако… Траверс искренне видел в последователях Дейнезиана будущее не только Твердыни, но и всего Сектора Анвил. Однако все же главной причиной, из-за которой гордыня мужчина отказывалась сдавать позиции, выступало отсутствие выбора. Траверса, буквально, разрывало внутреннее возмущение, что ему придется строить жизнь с личностью, выбранной НЕ ИМ.

Пребывая в плену горьких размышлений, Ральф с Траверсом не заметили, как завершился далеко не самый приятный званый ужин. Вейссер старательно избегал встречи своего погасшего взгляда с глазами Ангры, сиявшими пробуждающимся властолюбием. В этом блеске Ральф мог уверенно различить, с каким сладострастием бездонная женская гордыня его невесты предвкушает, как будет целеустремленно ломать физически сильного и неуступчивого Вейссера. Это прекрасно отслеживал и Траверс — пусть, потомок уже презирал Ральфа за слабоволие и недальновидность, приведшие к серьезным последствиям, но сейчас Вайс был солидарен с предком. Глава семьи Шлиссеров махнул рукой, знаменуя окончание ужина, и его жест переполняло чувство непререкаемого владения ситуацией. Ральф вышел из залы, по прежнему избегая липкого и жадного взгляда Ангры. Улицы Рейнеля встретили его не только прохладой позднего вечера, растворенной в тишине, но и любопытным лицом верного Швабса, поджидающим господина. Впрочем, одного подавленно вида Ральфа оказалось достаточным, дабы моментально и с корнем выкорчевать любые попытки расспросов со стороны разговорчивого слуги. Естественно, Ральф направился ночевать во все ту же арендованную комнату, поскольку появляться в родительском доме означало для него продолжение пытки.

Полностью расставшийся