Проклятье Вейссеров - Роман Малахов

ответил на вопрос Вайса, касающийся варварского способа маркировки «продажных женщин» и нетерпимого отношения последователей Дейнезиана к татуировкам в целом.

— Траверс, я полагаю, ты воспримешь мои слова сквозь призму мнимой надменности и предполагаемого превосходства, однако заверяю — это не соответствует действительности. К тому же, — взгляд редких зеленых глаз дейнезианца неуловимо для собеседника подернулся тоской на долю секунды, — Я давно не имею права, в том числе и морального, судить с позиций настоящего, актуального жителя моей родной планеты.

— Поль, при всем уважении, я не могу понять и принять столь дикарский способ выпятить принадлежность этих женщин к той деятельности, которую вы считаете не нужной. У вас ведь есть рычаги, чтобы запретить все разрешенные ныне пороки в «общих зонах», и выкорчевать их вместе с воображаемым «мясом» человеческих привычек. И… даже мне, как жителю «селекции», не до конца ясно, отчего вы законодательно запрещаете доступ туда для людей, обладающих какими-либо татуировками. Это ведь такая… мелочь…

— Увы, Траверс, это отнюдь не мелочь, но отчетливый маркер, способный сказать куда больше, нежели предполагает даже сам носитель подобной маркировки, с горделиво воздетой головой направляющийся на очередную процедуру добровольного истязания собственной кожи.

— Поль, я…

— Позволь мне закончить, сын друга. Повторюсь, отметины такого рода есть по сути своей маркировка, открыто заявляющая о принадлежности индивида к определенной социальной структуре. Нанося клейма на тела женщин, безвольно и, главное, по собственной воле выбравший столь животный и примитивный способ существования, удерживающий человечество в вечных оковах плоти, мы отмечаем их как некоего «блеклого врага», с которым, естественно, нужно бороться. Сейчас у каждого жителя Твердыни любого пола есть свободный доступ к самосовершенствованию, физическому и моральному развитию, а также широчайшему простору деятельности, направленной на принесение пользы социуму, непосредственному участию в его прогрессе. Тем не менее, далеко не все выбирают этот путь, пролегающий через широкие и распахнутые настежь врата. Многие люди остаются приверженцами непростительно устаревших поведенческих стратегий, присущих, скорее, стае высших приматов, нежели покорителям новых планет, демонстрирующих Вселенной человечество в его лучшей форме. К нашему сожалению, давно ставшему неотъемлемой частью колонизации, основная масса населения Твердыни погрязла в гонке за социальным статусом и демонстрации его окружающим с впечатляющей настойчивостью, что способна сделать честь даже фанатику. Пока одобряемые на уровне инстинктов пороки и погоня за примитивными наслаждениями будет занимать умы людей вместо науки, промышленности, искусств, ремесел и бережного отношения друг к другу, поверхность планеты останется разделенной. Пойми, Траверс — люди подобны заряженным частицам, которые увлеченно толкает по проводнику электрическое поле. Наша задача здесь, в глобальном плане, подобрать частицы с таким зарядом, чтобы они продолжали движение даже в случае исчезновения принуждающей силы…

Что же касается разрешенных в «общих зонах» употребления веществ, изменяющих сознание, блуда всех возможных вариаций, а также остальных «допустимых» пороков, то мы… Мы лишь оптимизируем процесс сортировки народа Твердыни, облегчая, в первую очередь, нашу работу по присоединению людей, подобных тебе к уверенному шествию в достойное будущее. Представители здешнего этноса, склонные к быстрому формированию дофаминовой зависимости, прекрасно выбраковывают сами себя, проводя время в отведенных и относительно безопасных местах.

— Поль, но это… геноцид в чистом виде! — Траверс не сумел сдержаться, ибо раньше ему не доводилось беседовать с управляющим комплекса настолько обстоятельно.

— Хотя бы одному наркозависимому на Твердыне совершили инъекцию против его воли? Или погрязшему в смертельных, но таких уютных объятиях алкоголя — вливали вожделенную жидкость насильно? Траверс, пойми — мы лишь позволяем людям, выбравший такой путь, пройти его не слишком деструктивно для остальной части общества, и достигнуть цели, став некоим подобием перегноя…

— Допустим, но причем здесь татуировки?! — не унимался Вайс.

— Беседа затянулась и ты проявляешь недопустимо много эмоций, что низводит тебя до уровня неосознанного человека, проживание которого в зоне селекции подлежит рассмотрению. Будь осторожен, сын друга и тщательно подумай над словами, оставленными сегодня с обеих сторон. Если в древности хозяин клеймил скот, демонстрируя принадлежность к его собственности, то ныне «скот» добровольно и с вызывающей готовностью клеймит себя самостоятельно, демонстрируя мнимую свободу от хозяина. Мы, общество Дейнезиса, не только давно отошли от столь примитивных жизненных мотивов, но и не позволяем их носителям приближаться к тщательно выстроенному миру — лучшему примеру созидания во всей истории…

Обстоятельные и, поистине, монументальные размышления Траверса омрачались лишь ритмичным скрипом кровати и стонами женщин, зачастую, наигранными. Впрочем, беззаботность предка, которая умело закрывалась от реальности щитом грязного эскапизма, не продлилась долго — Швабс, отосланный в Рейнель, спустя несколько дней принес печальные вести, превратившие разум Ральфа в подобие жерла вулкана. Проклятые Шлиссеры не смогли стерпеть такого оскорбления повторно, и вынесли дело на суд городского совета. Обладая не только набором неопровержимых доказательств, но и моральным правом, несостоявшиеся родственники Ральфа отсудили у семьи Вейссеров впечатляющую сумму, призванную компенсировать убытки от сорвавшейся свадьбы Ангры, а также загладить поруганную честь дважды оставленной невесты. Глава семейства Шлиссеров пребывал в ярости, и лишь получение денег частично погасило его всепожирающий гнев. Выплата оказалась посильной для Вейссеров, однако родне Ральфа пришлось продать основные склады, лишившись, таким образом, немалой части активов — отныне торговый пантеон Рейнеля лишился одной из давно обосновавшихся там фамилий. Вессеры вынужденно спустились на несколько ступеней вниз, перестав даже думать о прежней конкуренции со Шлиссерами. В тщетных попытках притушить жар, вызванный бессильной злобой, Ральф с еще большим старанием погрузился в пьянство — подобный образ жизни неизменно приближал любого богача к дну социальной жизни, и старший сын Вейссеров все чаще игнорировал необходимость гигены, начав источать омерзительный запах запойного алкоголика.

Спустя несколько дней убаюкивающего и одновременно убийственного безвременья, волны греховной реки прибили обессиленного Ральфа к, казалось, справедливому решению. Хотя Траверс, запертый в чужом теле и обреченный на муки созерцания, готов был рвать волосы на голове, поражаясь глупости предка. Вейссер, высвободившись из очередных женских объятий по фиксированной цене, приглушенно бросил верному Швабсу разыскать нескольких мужчин, не боявшихся риска и желавших прилично заработать. В мозгу Ральфа, затуманенном каскадами опьянения и похмелий, вызрел поразительно дерзкий план — раз Шлиссеры обрушили благосостояние его семьи, то они должны понести соразмерное наказание. Ральф с небольшой группой нанятых мужчин скрытно вернется в родной Рейнель, после чего сожжет и разорит склады семьи конкурентов. Затем, словно вестник возмездия, Ральф лично заколет Кастора, а лучше самого главу Шлиссеров — Кальцера, своего несостоявшегося тестя. Швабс давно подтвердил мастерство решения подобных щепетильных вопросов, и Ральф, удовлетворившись течением событий, вновь приложился к желанному кувшину с плескавшимся красным вином, что с каждым новым днем теряло