Искусство Италии - Елена Васильевна Охотникова

учитывался фактор высоты – у какой семьи в городе башня выше, у той и возможностей больше.

В Италии есть несколько очень «башенных» городов, например, Сан-Джиминьяно, центр которого весь пронизан иглами этих высоких и таких средневековых сооружений.

Очень башенным был и город Болонья, одной из знаковых достопримечательностей которого являются две башни в центре. Одна из них – не прямая, а падающая (да-да, ускользающая к земле архитектура – это не только Пизанская башня – стремление ввысь и неправильный инженерный расчет играют злую шутку, символически намекая нам, что стоит сопоставлять амбиции с реальными возможностями и смотреть не только вверх).

Храмовые здания по форме представляли собой латинский крест – уже знакомая нам эволюция от формы базилики с трансептом и абсидами с тремя (иногда с пятью) нефами.

Болонья. Вид на центральную часть города

Свод же, который перекрывал эти мощные стены, обычно был арочным, иногда крестовым, было много аркад, колонн и пилястр, но в приоритете оставалась выносливость стены.

Но есть кое-что интересное.

Давайте посмотрим на Пизанский собор и проведем мысленный эксперимент, который позволит понять суть итальянской романики.

Вот перед нами здание – и колонны есть, даже небольшие аркады. Но что говорит нам именно о романике? Попробуем взять в руки «мысленный молоточек» и сбить весь декор, все, что не отвечает за несущую способность здания. И что у нас останется? Правильно, стены и прорезные окна.

Башни Азинелли и Гаризенда.

1119 г. Болонья

Пизанский собор. Восточный фасад.

1063–1092 гг.

© duchy / Shutterstock.com

Но как избавиться нам от желания украшать, от желания облегчить визуально стену?

И тут на помощь приходят колонны.

С ними, с колоннами, в романике происходит такое, от чего античный архитектор схватился бы за сердце: этот архитектурный элемент, который по рождению своему призван показывать устройство и надежность несущего свойства здания, в романике становится чисто декоративным. Колонны изгибаются, собираются пучками, заворачиваются в узлы и так далее.

Сан-Амброджо (деталь).

Милан

© Claudio Giovanni Colombo / Shutterstock.com

И особое место отдохновения романского мастера (и то, что позволяет полюбить романику всей душой и запомнить) – это капители.

Именно на капителях происходит все самое интересное: там поселяются странные звери и персонажи – иногда это какие-то сцены из священных текстов, иногда попытка изобразить что-то из непонятного гигантского мира, созданного Богом. В чем-то наивные, порой комичные в своем усилии быть серьезными персонажи романских капителей надолго врезаются в память зрителя и оседают с нежностью где-то в сердце.

Интересно, что романские капители часто иллюстрируют нам попытку показать мир сразу со всех сторон, – капитель ведь рассматривается не только в фас, но и с разных боков, отсюда и получаем мы многоногих людей и животных.

Капители – это такой слепок представления о мире как о бесконечном клубке чудес, которые человеческий разум до конца понять не может, но пытается изобразить. Например, деталь из базилики Сант-Амброджо в Милане. Вот человечек согнулся, показывая нам, что именно он держит что-то, – в данном случае архитектуру.

И это тоже про самоощущение человека: что человек пусть и мал, но собой, своей верой как бы держит этот мир.

И если с романикой более-менее понятно, то про готику в Италии – не очень. У большинства зрителей складывается довольно обманчивое чувство, что готика – это исключительно и только про Францию или, скажем, Германию, а Италия – это романика, а потом – раз – и сразу архитектура эпохи Возрождения. Но это совершенно не так.

Сан-Амброджо (деталь колонны).

Милан

Готики в Италии много, и дело даже не в «моде» на этот способ возводить стены, на итальянскую готику интересно смотреть с исследовательской стороны – а именно как действует итальянская культура, если ей приходится принимать и перерабатывать что-то в нее привнесенное.

Во многих архитектурных примерах на итальянской территории и романика, и готика (и даже более поздние архитектурные стили) живут вместе.

Это само по себе неудивительно, ведь строительство, скажем, собора – дело долгое – не только на несколько десятилетий, но и на несколько веков (отсюда головокружительный размах датировки примеров вроде Миланского собора, который, конечно, готический, но и не только).

Адам и Ева.

Мастер Вильгельмо из собора в Модене. Нач. XII в.

© Zvonimir Atletic / Shutterstock.com

Мы начинаем строить – строим долго, и сначала у нас романика, время идет, мода и архитектурные возможности меняются, а разрушать «в угоду стилю» уже построенные стены, разумеется, никто не станет, и вот уже и готика подключается, а там уже и до архитектуры Возрождения дойдет дело. В Италии таких «слоеных» архитектурных примеров много, а в некоторых случаях мы имеем счастливую возможность – благодаря их незавершенности – видеть и сам процесс рождения здания (например, базилика Святого Петрония в Болонье или «переодетый» уже позже в ренессансные одежды Темпио Малатестиано в Римини).

Бенедетто Антелами. Снятие с креста.

1178 г. Мрамор, находится в Пармском Дуомо

Дуомо.

1386 г. Милан

В чем же принципиальные отличия в отношении к зданию у романики и готики?

Если в романике все в буквальном смысле упиралось в толщину стены и росло вширь, то в готике принципиален акцент на вертикаль – стена становится тоньше, выше, легче, новые инженерные возможности стиля (навык разгружать стену с помощью системы контрфорсов) позволяют буквально брать новую высоту.

Сиенский собор.

1196 г.

© Diego Poggi / Shutterstock.com

Дуомо. Главный собор.

1390–1663 гг. Сан-Петронио. Болонья

Романика всеми силами убеждала нас в присутствии стены, а готика тяготеет к тому, чтобы убедить нас в ее отсутствии: острые арки, высокие своды, витражи – все это создает иллюзию того, что стены нет вовсе, а оградой от враждебного мира для верующего, входящего в храм, становится Свет.

Свет, который проникает и пронизывает все. И это в первую очередь выражение идеи, что Бог есть свет, а значит, свет – есть Бог.

В живописи тоже начинают происходить изменения. Меняется сам язык, уходя от символичной и очищенной византийской манеры и приходя к поиску новой изобразительности.

Формируются национальные художественные школы, например, флорентийская. Здесь звучит имя Чимабуэ. Дуччо ди Буонинсенья дает начало сиенской