Повести и рассказы - Аркадий Аверченко

Подходцев поспешил исполнить его желание, потом уселся верхом на стул, вперил свой спокойный взор в нового гостя и любезно сказал:

- Не хотите ли чего-нибудь закусить?

- Спасибо... Я уже тово... ел. Нельзя ли полстакана вина?

- Пожалуйста... Эта ваза вас, кажется, стесняет? Поставьте ее сюда. Ну, как вам нравится моя квартирка?

- Ничего, - пробормотал незнакомец, колотясь зубами о край стакана. Нич... чего себе... У... уд... добна.

- Да, знаете. Теперь хорошую квартиру так трудно найти, - любезно заметил Подходцев, изнемогавший от приступа деликатности и упорно не замечавший более чем легкого костюма нового гостя.

- Вам не дует из окна? - участливо спросил Громов.

- Н... ничего. Я немного посижу и пойду себе... домой.

- Ну, куда вам спешить, - радушно воскликнул Подходцев. - Только что пришли и сейчас же уходить. Посидите!

- Я к вам зашел совершенно случайно...

- Помилуйте! Мы очень польщены... Позвольте, я вам помогу надеть пиджак на руки.

И едва новоприбывший надел с помощью Подходцева пиджак, как половина самообладания (вероятно верхняя, если расчленить самообладание по частям костюма) вернулась к нему.

- А мы ведь не знакомы, - сказал он.

Встал и расшаркался.

Глава IV

ЛЕГКОМЫСЛЕННЫЙ КЛИНКОВ

- Позвольте представиться: Клинков.

- Ага! А мы - Подходцев и Громов.

Гость снова опустился на кровать и тоскливо прошептал:

- Вас, вероятно, очень удивляет мой костюм.

- Ничего подобного! - горячо воскликнул мягкосердечный Громов. - Это даже красиво. Голубой цвет вам удивительно к лицу.

Клинков вдруг вскочил и с ужасом в глазах стал прислушиваться.

- Он, кажется, идет?!

- Кто, кто?

- Муж. Вы понимаете, он меня застал... Хотел, кажется, стрелять, я насилу убежал...

- Если что меня и удивляет, - заметил Подходцев с самым проницаемым видом, - так это японская ваза.

- О! Я схватил первое, что попало под руку. Я разбил бы ее об его голову, если бы он напал на меня. Я пробежал так три этажа, а он, кажется, гнался за мной... И если бы не подвернулась ваша квартира...

- Кстати! - хлопнул себя по лбу Подходцев. - У вас есть пятьдесят рублей?

- Нет... Двадцать есть. И еще мелочь.

- Мало, - призадумался Подходцев. - Не обернусь. Мне пятьдесят нужно.

- А вы продайте эту вазу, - подмигнул Клинков, очевидно совсем успокоившийся. - Ваза, кажется, не дешевая.

- Удобно ли? Ваза принадлежит любимой женщине...

- Пустяки! Ведь не буду же я возвращать им эту вазу: "Нате, мол, не ваша ли? По ошибке, вместо шляпы захватил..." Да кроме того, я у них оставил своих вещей рублей на пятьдесят.

- Может быть, сходить за ними?

- Боже вас сохрани! Вы его наведете только на след. Это животное размахивает револьвером, будто это простая лайковая перчатка...

- Однако послушайте... Вы покинули на произвол судьбы женщину, оставили ее во власти этого зверя...

- Женщину?! - воскликнул Клинков тоном превосходства. - Вы, очевидно, не знаете женщин вообще, а ее в особенности. Женщина, предоставленная сама себе, от десяти мужей отвертится безо всякого ущерба.

И закончил тоном записного профессионала:

- Нет, нашему брату куда труднее.

- А все-таки вазу лучше вернуть, - нерешительно промямлил Подходцев.

- Боже вас сохрани! Произошла страшная, но красивая в своем трагизме драма. И вдруг вы ее будете опошлять возвратом какой-то вазы. Ну до вазы ли человеку, у которого сейчас сердце разбито, который разочаровался в женщинах. Продайте ее антиквару, и конец. А пока что - вот вам мои двадцать рублей.

- Позвольте! Они вам самим понадобятся. Вы можете послать на квартиру за другим костюмом и сегодня выйти на улицу. Вы где живете?

- Ах, не спрашивайте, - простонал Клинков.

- Почему?

- Я снимал комнату у сестры того человека, который хотел в меня стрелять...

- Ну?

- И я не могу теперь к ней показаться...

- Вот глупости! Какое ей, в сущности, дело. Муж живет здесь, сестра его в другом месте... Вы просто ее жилец...

- Да "просто жилец"! Если она узнает от брата, что я ей изменил, она...

Раздался такой взрыв смеха, что даже мрачный Клинков повеселел.

- Вам смешно, а мне, ей-богу, пока некуда деваться...

В его тоне было столько добродушной беспомощности, что подходцевское сердце растаяло.

- Э, чего там, право. Не вешайте носа. Есть у меня две кровати и диван. Ум хорошо, два лучше, три совсем великолепно, а так как вазой оплачивается целый будущий месяц, то... не будем омрачать наших горизонтов! Вот вам, Клинков, одеяло, подсаживайтесь к столу, вы, Громов, выньте из-за окна две новых бутылочки, а я, господа, поднимаю этот стакан за людей, которые не вешают носа!

- За что же его вешать, - сказал Клинков, закутываясь в одеяло. - Это было бы жестоко. Мой нос, во всяком случае, этого не заслуживает.

Три стакана наполнились красной влагой, и эта влага была первым цементом, который так крепко спаял трех столь не похожих друг на друга людей.

Разные пути их вдруг причудливо скрестились, и эти три реки - одна тихая, меланхолическая (Громов), другая быстрая, прямая (Подходцев), а третья капризная, непостоянная (Клинков) - слились воедино и потекли отныне по одному руслу...

После третьего стакана было много хохота и возни (Подходцев в лицах представлял первое появление Клинкова), а после четвертого стакана Громов довольно искусно изобразил, как точильщик точит ножи, что навело Клинкова на мысль рассказать не совсем приличный анекдот.

И только ложась спать, все трое с некоторым удивлением отметили, что они как будто созданы друг для друга.

Вот так они и встретились - причудливо, неожиданно и не совсем обычно, с общепринятой точки зрения. Но такова и жизнь - причудливая, полная необычайностей и неожиданностей...

Глава V

ИЗДАТЕЛЬСКОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ

Большая пустынная комната, только по окраинам обставленная кое-какой мебелью, дремлет в сумерках. На одной из кроватей еле виден силуэт крепко спящего человека. То, что он крепко спит, чувствуется по его ровному дыханию и неподвижной позе.

И если бы к нему наклониться ближе, можно было бы увидеть, что во сне он улыбается. Так спать может только человек с чистой совестью.

Это Подходцев.

Его неразлучные товарищи по комнате в совместной жизни - Клинков и Громов - должны быть недалеко, потому что эта троица почти никогда не расстается...

Действительно, не успели еще сумерки сгуститься в темный весенний вечер, как на лестнице раздались два голоса - бархатный баритон Клинкова и звенящий тенор Громова:

- А я тебе говорю, что эта девушка все время смотрела на меня!

- Это ничего не доказывает! В паноптикумах публика больше всего рассматривает не красавицу Клеопатру со змеей, а душительницу детей Марианну Скублинскую!

Не найдя на это ответа, грузный Клинков сердито запыхтел и первым вошел в общую комнату, захлопнув дверь перед самым носом Громова.

- Пусти! - прозвенел Громов, налетая плечом на дверь.

- Проси прощенья, - прогудел голос Клинкова изнутри.

- Ну ладно. Прости, что я тебя назвал идиотом.

- Постой, да ведь ты меня не называл идиотом?

- Я подумал, но это все равно. Пусти! Если не пустишь, встану завтра пораньше и зашью рукава в твоем пиджаке.

- Ну, иди, черт... С тебя станется.

Громов вошел, и тут же оба издали удивленное восклицание:

- Чего это он тут набросал на полу?

- Какие-то бумажки. Может быть, старые письма его возлюбленных...

- Или счета от несчастного портного...

- Или повестки от мирового...

Клинков поднял одну скомканную бумажку, расправил ее и вскрикнул:

- Господи Иисусе! Да ведь это деньги. Пятирублевая бумажка.

- И вот!

- И вот! Я слепну! Я задыхаюсь!

- Да тут их десятки!

- Сотни!

- Зачем он их разбросал тут?

- Я догадываюсь: он хочет нас поразить.

- Знаешь, давай сделаем вид, что мы ничего не замечаем.

- Идет. Эй, Подходцев! Не стыдно ль спать, когда цвет русской интеллигенции бодрствует?! Вставай!

Подходцев проснулся, спустил ноги с кровати, поглядел на бумажки, на спокойные лица товарищей и до глубины души удивился их равнодушию.

- Вы только сейчас вошли?

- Уже минут пять. А что?

- Вы ничего не замечаете?

- Нет. А что?

- На полу-то...

- Что ж на полу... Бумажки какие-то набросаны. Зачем ты соришь, ей-богу? Что за неряшливость?

- Да вы поглядите, что это за бумажки!! - прогремел Подходцев.

Клинков поднял одну бумажку и в ужасе бросил ее.

- Ой! Деньги! И на них кровь.

- Подходцев... Он умер сразу, или агония у него была мучительная?

- У кого?

- Кого ты убил и ограбил.

- Животное ты! Эти денежки чисты, как декабрьский снег!.. Оказывается, что три дня подряд я снился одной из моих теток... И снился "нехорошо", как она пишет. Думая, что я болен или заточен в тюрьму, она и прислала мне ни с того ни с сего четыреста рублей.

- Что за достойная женщина!

- Завтра же, - сказал Клинков, - я приснюсь своей тетке.