Забег на невидимые дистанции. Том 2 - Марьяна Куприянова

Брови Нины приняли положение «что ты несешь, мать твою?», а сама она, кажется, уже не верила, что проснулась.

Ридли сжимал сотовый так, будто от этого зависела его жизнь. В какой-то степени так оно и было. Но пальцы Ханны продолжали упорствовать, вгрызаясь в его кисть жадным пауком, стремясь вырвать и обнародовать улику. Нина наблюдала за этим спектаклем с гаснущей заинтересованностью.

– Я случайно закрыл ту страницу, – выдавил Сет, понимая, что попал в ловушку, и придется играть по правилам, чтобы не выглядеть глупо. – Так что в другой раз.

– Давай я найду, я помню, где оно было. Нина обязана его увидеть.

– Джен? – Сонный голос Отто вмешался, спасая его и возвращая Нину на свое место. Девчонка тут же забыла о них и плюхнулась обратно к приятелю. – Че там происходит?

– Да твоя сестра фигней страдает. Позвала меня зачем-то.

– Не обращай внимания, – посоветовал Отто, даже не вдаваясь в подробности новой провокации.

Едва Нина отвернулась, Ридли схватил Ханну за руку и сжал так больно, чтобы у нее на всю жизнь отпало желание брать чужие вещи. Она сдержалась, не пискнула, только сильно зажмурилась. Пожалев, Сет отпустил ее побелевшую кисть, похожую на мертвое членистоногое.

– Я понял твои намерения. Чего ты хочешь?

– Мне нужно обдумать условия. А пока что ты подождешь моего решения. Я тебе сообщу.

Она поднялась и вернулась на свое место, прижимая руку к груди и щурясь от боли. Пусть понервничает. Ему полезно спуститься со своего олимпа к обычному плебсу. Пусть побегает за нею, выпрашивая пакт о неразглашении. Пусть его мучает паранойя, что Ханна может передумать и сдать его. Раскрыть его маленький секрет, который он так не хочет никому рассказывать. Это его личная катастрофа. И Ханна Биллингсли отыграется на ней по полной.

Вот он, тот самый шанс, которого она ждала. Тот самый, который все изменит. И который она не упустила. Мое имя Ханна. Запомни, сукин сын. Ханна Биллингсли. И ты станешь моим рабом. Тебе не понравится. Поначалу.

Девушка не увидела, как Ридли брезгливо оттирает руку, которой зажимал ей рот. На ладони остались следы блеска для губ и тонального крема, и Сет спешил избавиться от последней микрочастицы зловредной гадины, в капкан которой он так неосторожно попал. Как бы не пришлось теперь отпиливать схваченную конечность.

Сдернув через голову насквозь мокрую футболку, Сет замер, уловив подозрительную тишину за спиной.

Влажные волосы рассыпались по лбу, завиваясь от пота. Скомкав одежду, Ридли медленно обернулся через плечо и не увидел никого из парней. Только что были тут, а теперь как ветром сдуло.

Зато на пороге, недовольно сложив руки на груди и расставив ноги по ширине плеч, стояла хмурая Дженовезе. Поза «защищайся или умри». Что ж, ожидаемо. После взгляда, которым она одарила его в зале, стоило предположить визит. Но не здесь же.

Сет повернулся к ней без футболки, и на крошечное мгновение Нина застыла с отвисшей губой, скользнув глазами ниже ключиц. Всего на долю секунды, но Сет заметил и теперь одеваться не спешил. Чего бы она ни хотела, его внешний вид сбивает ее с толку. Чем не преимущество?

Ему чертовски понравилось производить на нее впечатление, и он попытался принять самую эффектную, но при этом самую расслабленную позу, наблюдая, как девушка приближается к нему, притворив за спиной дверь.

Настолько приятно упитанное тело, как у Сета Ридли, редко увидишь в реальности, тем более у обычного школьника. Привлекательность его состояла в наличии мелких несовершенств на фоне цельного великолепия. Тот самый случай, когда от выпуклости грудных мышц маленькие соски как будто смотрят вниз. Подобное зрелище заставит осечься кого угодно.

Нина старалась сохранить лицо, потому что пришла по серьезному поводу, а не поглазеть на мужские сиськи, пусть и заслуживающие внимания. Она не планировала застать его без одежды, но вышло как вышло. Благодаря помощи Отто здесь не осталось лишних глаз, а в замкнутом пространстве и наедине кто угодно становится уязвим.

Это ей и требовалось.

– Сет Ридли, нам нужно поговорить. Ты ведь понимаешь, что не только подвел свою команду, но и опозорил меня? Выставил слабой у всех на глазах. Нуждающейся в подачках от людей значительно сильнее. Которых я не могу превзойти. Я терпеть не могу, когда меня тыкают в лимит моих возможностей. Особенно такие откровенные [verzily], как ты. Чего-то более унизительного придумать просто нельзя.

Но еще больше, чем неуважение, я ненавижу нечестную игру. На искусственно неравных условиях. Когда подыгрывают или, наоборот, жульничают. Суть любого состязания в том, чтобы соперники находились на относительно равных условиях. Насколько это возможно. Победа или проигрыш не имеют никакого значения, если кто-то играл не по правилам. Как ты сегодня.

Ты хоть представляешь, как тяжело в этом [yebanutom] мире доказать кому-то, что ты чего-то стоишь, если у тебя нет члена между ног? Да откуда тебе это знать. Десятикратные усилия девушки ничего не стоят по сравнению с мужской единицей, помноженной на себя. Снисхождение стирает их. Аннигилирует. Вызывает презрение и насмешки. Сколько ни надрывайся, к тебе не будут относиться как к полноценному человеку. Зато самый дефолтный, самый отбитый, самый недостойный мужчина – человек априори. Я постоянно с этим сталкиваюсь, и я это ненавижу.

Я ненавижу, когда мне кто-то поддается, будто я ребенок и нуждаюсь в этом, чтобы порадоваться фальшивой победе и потешить самолюбие. Будто намекают – у всех на глазах – что я не способна на большее, и все начинают автоматически в это верить. Хотя это совершенно не так.

Я никогда не буду сильна, как ты, это очевидно и не требует подтверждений с твоей стороны. Но я сильнее всех девочек и некоторых парней, потому что выкладываюсь на максимум своих возможностей. Для меня это важно, понимаешь? Мне не нужно, чтобы кто-то жалел меня, заостряя внимание на разнице наших потенциалов. Это остановит мой рост и создаст обо мне ложное впечатление. В конце концов, это просто меня оскорбит.

Меня и так всю жизнь пытаются заткнуть за пояс. Сюда не лезь, это не для тебя, мы тебя отсюда вышвырнем, даже не мечтай, ты не сможешь, это не для девочек, не берись за это, займись чем-то более подходящим… Я устала от этого [govna] и не позволю еще хоть кому-нибудь указывать, чем мне можно заниматься, а чем нельзя.

Она жестикулировала так же быстро, как говорила, местами непроизвольно переходя на иноязычные, странно звучащие слова, видимо, потому что злилась и нервничала. И на итальянский это мало смахивало.