Забег на невидимые дистанции. Том 2 - Марьяна Куприянова

имеет еще и какое-то отношение к полиции. Самое удивительное, что ни с кем, кроме Отто, он Нину ни разу не видел за эти два месяца.

Еще ему хотелось спросить, откуда на ее теле все эти синяки, которые она спокойно демонстрирует, и почему всем на это плевать, включая учителей. Не может же это быть связано только с хоккеем, где игрок не должен постоянно калечиться, потому что в форме есть защитные элементы. Было что-то еще.

И вообще, как она попала в хоккей? Зачем? Интересовалась ли другими командами, например, из соседних городов? Слышала что-нибудь о «Лиловых Драконах» и той трагедии? Как давно играет и почему любит этот спорт?

Как так вышло, что ее фотографии висят и на доске позора, и на доске почета? Как так вышло, что они с Отто превосходно разбираются в научных темах, почему вообще интересуются этим, и каким образом это вяжется с деятельностью, которую они ведут во внеучебное время?

Как так вышло, что директор души в них не чает, болтает с ними после уроков и всегда помогает, но как только они что-нибудь учудят, вся его мягкость мгновенно улетучивается, и он устраивает им взбучку, как родным детям, а не как чужим. Невооруженным глазом видно, что Йорскиллсон обожает их, потому и спрос с них выше, чем с остальных учеников.

И что же такого сделала Нина, что родная сестра лучшего друга ненавидит ее каждой клеточкой тела?

Все эти темы можно было использовать как завязку для диалога, если бы Сету хватило смелости его начать. Но вместо этого Ридли открыл фотографию Нины во весь экран и, следуя нелепому импульсу, выбрал опцию «скачать изображение».

К шестнадцати у Ханны Биллингсли накопился богатый опыт взаимодействия с противоположным полом. Она брала разные вершины и считала, что неплохо разбирается в парнях, может даже классифицировать их по собственным параметрам.

Пока ее чувства к Сету Ридли развивались и крепли, набирая небывалые обороты, девушка неосознанно сравнивала его с парнями, которые нравились ей раньше, и приходила к выводу, что до этого момента никто не совпадал с ее вкусом так идеально, как новенький. Даже те редкие экземпляры, что заставили ее страдать от безответного интереса.

Бывают парни, которые специально понижают голос, чтобы казаться старше и мужественнее. Сет в этом не нуждался. Его голос всегда был одинаково низким и слегка угрожающим. В любой ситуации. Судя по телосложению, поведению и многим прочим деталям, его тестостерон находился на невероятном уровне. Многих это отталкивало, ведь Ридли не привык смягчать свои острые углы ради комфорта окружающих. Меньше всего он стремился быть удобным.

Ему не требовалось напускать на себя дополнительный флер мужественности или природной опасности – это и было его естественное состояние. Всегда готов к атаке.

Но в то же время Ханна наблюдала за ним достаточно много, чтобы заметить кое-что еще. Грустно-наивный взгляд Сета, когда он задумывался о чем-то слишком глубоко и не контролировал уровень визуальной агрессии, выдавал в нем персону мечтательную и даже травмированную. А то, с какой поспешностью он возвращал себе панцирь в виде тяжелого взгляда и отталкивающей позы, лишь подчеркивало, что Сет притворяется говнюком, чтобы никто к нему не приближался и не смел заметить его слабости.

В учебе он показал себя молчаливым, рассудительным и далеко не глупым, хотя довольно ленивым. Время от времени он прогуливал занятия, но не чаще, чем все, а долги сдавал вовремя. Учителя не вступали с ним в конфликты и под молчаливое согласие окружающих делали ему поблажки. Наверное, до сих пор побаивались его.

У педколлектива к нему установилось особое отношение. Сет отплачивал тем же. С учителями он старался вести себя сдержанно и по возможности уважительно. Если не считать Уиттрока, который с ним все время пререкался, продолжая уговаривать вступить в сборную школы по хоккею (или хотя бы по регби).

Их споры длились уже так давно и так безрезультатно, что превратились в ту самую надоедливую школьную драму, которой никто не удивляется, а через месяц-другой вообще забудут, откуда ноги растут. Каждую среду происходило одно и то же. Всем приелось это слушать, и даже Сету надоело злиться, но тренер назойливо продолжал гнуть свою линию. Планировал взять измором. Ридли лениво отругивался, повторяя одни и те же отказы каждый божий раз. Он тоже стоял на своем. Максимум скалился, но из себя не выходил.

Огромное удовольствие доставляло просто наблюдать за тем, как он двигается в своей обыденной жизни. Как расставляет ноги, когда сидит, как поворачивает голову, провожая кого-нибудь взглядом, как поправляет на себе одежду или убирает волосы со лба, разминает шею или закидывает ногу на ногу; как двигаются его руки, могучие плечи и крепкая шея, когда он снимает и надевает плащ; угадывать, как переливаются мышцы под одеждой, когда он меняет позу, улавливать множество мелких, неосознанных прикосновений Сета к своему телу.

Ханна выучила, что он поглаживает выпуклую грудь кончиками пальцев, когда задумается, кладет ладонь на подпрыгивающее колено, когда чего-нибудь ждет, потирает переносицу, когда вспоминает что-то, смыкает ладони на затылке и запрокидывает голову, когда устал, скрещивает руки на груди, когда хочет сосредоточиться, и вены отчетливо проступают на них.

Ридли, конечно, не догадывался о непроизвольной сексуальности собственных движений. Однако незнание не освобождает от ответственности. Обыкновенное вздрагивание пальца на его руке, спокойно лежащей на столе, могло вызвать сладкую оторопь.

И, блядь, эти волосы на груди, едва заметные из-под одежды с вырезом. А на физкультуре, когда он остается в белой майке без рукавов, видно больше, чем можно желать. Ханна жаждала момента, когда весна станет теплой, и Сету придется надолго отказаться от свитеров и водолазок.

Тело Сета сводило ее с ума. Он как будто напрашивался на домогательства, и Ханна готова была их организовать. Раньше ей не попадался кто-то, из-за кого можно потерять контроль над своими действиями, а теперь она, кажется, начинала понимать мужчин, у которых не получается держать себя в руках. Сет буквально вскружил ей голову.

Ханна стремилась провести с ним больше времени, делая это незаметно. Никаких открытых попыток сближения она больше не предпринимала, вместо этого отступила, осторожничая, чтобы наблюдать, собирать информацию и ждать. Но Сет, скорее всего, до сих пор не запомнил, как ее зовут, потому что ему все равно. А бездействие с ее стороны усугубляло его безразличие.

Но в этом затишье был и плюс – все успели забыть, что она когда-то пыталась подсесть к нему на фудкорте, и теперь никто не догадывался, что она испытывает к Сету