Эйнемида III. Надежда на весну. - Антон Чигинёв

бы за что благодарить. Нам с тобой век не расплатиться, что бы ты не говорил. Ты уверен, что больше ничего не нужно?

– Нет, что ты, сделанного более чем достаточно. Денег вы мне дали, одежда есть – чего ещё желать? Мы, люди, что могли сделали, а всё остальное в руках того, кто возводит и разрушает. Будет Его воля, доберусь.

– Пойдёшь на восток?

– Разумеется. В степи захотят узнать, что случилось с братьями в прекрасной Нинурте, – слова прозвучали грозно и резко, как удар меча.

– И что дальше? – спросил Энекл после недолгого молчания.

– Что дальше известно лишь тому, кто обнаруживает и сокрывает. Прощай, Энекл, надеюсь мы с тобой ещё встретимся. С тобой и с Диоклетом.

– Как враги?

– Как друзья. Даже если нам вдруг придётся сражаться, я встречу вас как друзей.

Приветливо кивнув на прощание, он быстрым шагом зашагал по уходящей на восток дороге.

Глава II

На запруженной народом улице Амфисто, что в Белостенном Эфере, показался удивительного вида человек. Приземистая коренастая фигура, прихрамывающая на левую ногу походка, кривые ноги, грубые руки ремесленника, жидкая светлая бородёнка на некрасивом умном лице. Стратег Исократ, чей облик, как шутили острословы, столь же неказист, сколь велика его слава, шагал среди возбуждённо-радостных эфериян, следом за всеми направляясь к агоре. При виде пальмовых ветвей в руках у сограждан, его бескровные губы недовольно кривились.

Эрептолем, прозванный в народе Ястребом, появился на Амфисто величественно, рассекая толпу, точно могучая акула косяк сельди, а свита друзей и прихлебателей за его спиной вполне заменяла стаю полосатых рыб-падальщиков, сопровождающих грозного хищника в надежде на объедки с его трапез. Светлые, чуть поседевшие у висков, волосы Эрептолема были умащены и искусно уложены в сложную причёску, могучую фигуру драпировал ярко-синий гиматий, выбеленный хитон едва не сверкал на солнце. Невысокий Исократ казался подле него мелкой галькой подле огромного алмаза. Какой-нибудь чужеземец был бы изрядно удивлён, завидев, насколько тепло блестящий аристократ приветствует замухрыжку в скромном сером хитоне и шерстяном плаще.

– Уже слышал? – спросил Эрептолем, неторопливо шествуя рядом с Исократом.

– Слышал, – кивнул стратег. В отличие от Эрептолема, шествовать он не умел даже в торжственных процессиях, даже в честь собственных побед.

– И что ты скажешь? Великая победа, как говорят люди.

– Великая... Да смилуются над нами боги.

Эрептолем улыбнулся одними губами.

Вступая на серый камень площади, Исократ, как и всегда, почувствовал вдоль позвоночника благоговейную дрожь. Вот она, во всём своём великолепии, Эферская агора – родильное ложе и колыбель демократии, сердце и разум свободного мира, щедро политая кровью тираннов и продолжающая истреблять их мерзкое семя по всей Эйнемиде. Сюда, на эту площадь, отмстив за беззаконную казнь возлюбленного, выбежал юный Гимон, сжимая клинок, покрытый кровью царя Аристрата. Здесь эферский народ, расправившись с семьёй тиранна, дал клятву вечно сражаться за свою свободу, и здесь же мудрый Эодот первым провозгласил основные принципы демократии. Гордо высятся белые колонны и синий купол дома собраний, выстроенного на месте разрушенного царского дворца. Эферияне так горячо возненавидели царей, что даже мельчайшие камни их жилища погрузили на корабль и утопили в море, в трёхста стадиях от эсхелинской земли. Справа от Дома Собраний храм Тюйне, дочери Эйленоса и Осме, покровительницы судов и законодателей, а перед храмом ‒ статуя богини. В её руках мера и факел, на голове дубовый венок судьи, а на лице сверкают бриллиантами три глаза: один, чтобы видеть обвиняемого, другой – обвинителя, третий – истину. Храм её не имеет дверей и сложен из простого серого камня. Храмы по левую сторону агоры, напротив, сверкают мраморной белизной и величественной роскошью. Их возвели ещё при жизни нынешнего поколения, по совету Эрептолема, приложившего немало усилий, чтобы украсить полис достойным Эйленоса образом. На это великое дело Эрептолем употребил часть общей казны Эферского союза, и некоторые союзники даже выражали недовольство, о чём никто в Эфере не мог слышать без справедливого возмущения. Разве не Эфер принёс этим неблагодарным свободу от их тираннов? Разве не Эфер сплотил Эйнемиду для борьбы с верренским нашествием? Разве не эферский флот хранит их покой и сон? Неужели всё это не стоит того, чтобы поумерить жадность ради своих благодетелей? В конце концов, Эфер – город Эйленоса, город демократии, источник свободы. Все эйнемы равны, но эфериянам по праву принадлежит первенство. Внести хотя бы небольшой вклад в украшение Эфера – несоразмерно малая плата за его труд на благо всей Эйнемиды.

Сейчас широкую и просторную агору наводняли счастливые эферияне. От белых и синих парадных одежд рябило в глазах, а на высоких ступенях дома собраний горделиво подбоченился высокий мужчина в боевых доспехах – демагог Гигий, любимец демоса. Немало вооружённых людей было и в толпе, все они имели вид необычайно самодовольный. Рядом с Гигием, на возвышении, что-то блестело на солнце, Исократ не сразу понял, что, а когда понял – захватило дух. Золото! Огромная груда золота, точно в сказке о сокровищах великана! Такой, наверное, в жизни не видывал даже богач Эрептолем.

– Справедливость свершилась, сограждане! – провозгласил Гигий, яростно жестикулируя. – Долго злокозненные пелийские ростовщики своим неправедно добытым золотом сеяли смуту в Эйнемиде! Долго ссужали тираннов, чтобы те потом, ради уплаты долгов, истязали собственный народ! Всему этому пришёл конец! Что вы, пелийцы, хотели руками леванцев и сенхейцев помешать нам нести свободу Эйнемиде?! Не вышло! Вы считали, что на своём острове, за крепкими стенами и щитами наёмников, вы в безопасности?! Что никто не призовёт вас к ответу за ваши деяния, за то, что ссудили золотом преступника Анексилая, за то, что взвинтили цены на зерно и ткани после бесчестного захвата Двух Рогов, за то, что нажились на перепродаже имущества наших союзников?! Вы просчитались, пелийцы! Пелия взята, сограждане! В Пелии отныне стоит наш гарнизон! Теперь это просто наша крепость в Смарагдовом море, а всё золото из её подвалов принадлежит Эферу, и я внесу предложение раздать четверть народу, дабы все вы могли насладиться плодами победы...

Восторженный рёв прервал его речь, люди радостно размахивали ветвями пальм и копьелистов, послышались крики: «Венок, несите венок!»«Слава Гигию!», «Гигия в стратеги!», «Слава великому наварху!», «Победа! Слава!»

– Это действительно славная победа, граждане, –сияя от похвал, сказал Гигий, когда народ немного успокоился. – Замечательная победа Эфера, но вы напрасно прославляете меня, ибо я не добился бы её