Жемчужины детства - Вера Гиссинг

западной цивилизации в Центральной Европе. Союзники не могли нас бросить. Кроме того, наша собственная армия считалась одной из лучших в мире. И правда была на нашей стороне: наше дело правое, рассуждали мы и хотели лишь одного – жить в мире. Бояться было нечего.

Однако отец решил принять меры предосторожности. Велел матери закупиться продуктами длительного хранения и крестил нас с Евой. Он не верил, что немцы вторгнутся в Чехословакию и тем более завоюют ее, но чувствовал, что в качестве меры предосторожности нам всем лучше перейти в христианство. Он знал, что евреев в Германии преследуют, но, как и многие, не мог даже вообразить страшных последствий этого преследования для нашего народа. А я в силу малого возраста, естественно, не понимала, почему принадлежность к еврейскому народу вдруг стала чем-то особенным и даже опасным.

Несмотря на уверения в обратном, Гитлер не удовлетворился завоеванием Австрии и к сентябрю 1938 года потребовал себе Судетскую область – важнейший со стратегической точки зрения регион на границе Чехословакии и Германии. Надежды Чехословакии на союзников, увы, не оправдались: свои обещания они не сдержали. Им, видимо, казалось, что присвоение Судетской области удовлетворит алчность Гитлера. В последние часы сентября в Мюнхене достигли соглашения: союзники проинформировали правительство Чехословакии, что Судетскую область придется отдать Германии. Наше государство должно было сделать такой «подарок» ради мира во всем мире, принести жертву.

Но передача немцам сильнейшего оборонительного пояса не привела к миру во всем мире, а лишь выиграла для нас немного времени. Этот пакт также сломил волю чехословацкого народа и лишил его надежды.

Впрочем, для меня жизнь шла своим чередом. Вот только в кладовой и погребе теперь лежали запасы еды и теплой одежды. «На всякий случай, – говорила мама, – мало ли что». Она всегда упоминала об этом с такой ободряющей улыбкой, будто речь шла о приключенческой книжке, в которой мы все были героями.

Однажды к нам в школу пришла новая ученица. Она была без пальто и босая, хотя стоял уже прохладный октябрь. Анна была одной из тысяч беженцев, которые со входом немцев в Судетскую область бежали с пустыми руками в относительную безопасность неоккупированной Чехословакии. Ее вытащил из постели отец, завернул в одеяло и унес. «Мы уезжали в такой спешке, что одеваться было некогда», – объяснила она.

Тогда я впервые встретилась с жертвой агрессии. Моя самонадеянность и вера в то, что ничто не способно нас затронуть и вмешаться в нашу безопасную семейную жизнь, внезапно пошатнулись. Мне стало стыдно. Стыдно за свою хорошую одежду, уютный дом, за то, что живу в безопасности, в то время как Анна потеряла все. Заметив, что у нас примерно одинаковый размер обуви, я сняла свои туфли и в порыве протянула ей.

– Бери, – сказала я, – у меня еще дома есть.

На перемене я сбегала домой через площадь и взяла другие туфли. Я думала, что мама меня отругает, но, когда она услышала мое объяснение, ее глаза наполнились слезами. Она крепко меня обняла и велела пригласить Анну в гости после школы, чтобы мы дали ей какую-нибудь одежду.

* * *

1938 год близился к концу. Зловещее затишье перед бурей внушало ложное чувство безопасности. Мы с друзьями с тем же волнением встречали первый снег и ждали скорого наступления Рождества. Как я любила зимние праздники на родине! Шестого декабря, в День святого Николая, все набивались в школьный спортивный зал, где, к нашему ликованию, сам святой Николай, в сопровождении ангела и дьявола с кнутом, поднимался на сцену с большим мешком на спине. Ангел раздавал подарки детям, которые вели себя хорошо, а дьявол высматривал непослушных, но на моей памяти кнута так никто и не получил.

Моя последняя зима на родине связана с яркими и волшебными воспоминаниями. Искристо-белые поля в окружении густых лесов, словно с картинки в книжке сказок, мерцание снега в свете уличных фонарей, катание на коньках по замерзшей реке и на санках по заснеженным склонам и чашка дымящегося какао, дожидавшаяся нашего возвращения дома.

Мне до сих пор кажется, что я помню сладкий запах рождественской выпечки, вкус пирога с миндалем и изюмом и печенья, которое мама выпекала целыми противнями, мы с Евой раздавали его тем, кто в канун Рождества заболел или остался в одиночестве. Как нам нравилось делиться, и как радовались наши подопечные, что о них вспомнили!

Выбор карпа для рождественского ужина превращался в настоящий ритуал. Каждый год в озерах и реках Южной Богемии добывали тысячи карпов и доставляли в города и деревушки по всей Чехословакии. У входа во все магазины и лавки стояли бочки с живой рыбой. Я опускала пальцы в ледяную воду, а когда мама определялась с выбором, несла жертву домой в ведре и с гордостью выпускала карпа в ванну с водой, где тот плескался до последнего момента. Мне рассказывали, какой он был вкусный – его обмакивали в яйцо, обваливали в хлебных крошках и жарили, а потом подавали с овощным салатом с густым майонезом и бутылкой вина, предваряя трапезу горячим рыбным супом и заканчивая ее яблочным штруделем. Я так ни разу и не попробовала карпа, потому что к моменту подачи на стол успевала с ним подружиться и начинала относиться к нему как к домашнему питомцу.

Мы приносили елку из леса, и гостиная наполнялась густым ароматом хвои. С каким волнением мы разворачивали подарки, хотя к тому времени я была уже слишком взрослой, и к тому же еврейкой, и, естественно, не верила, что их оставил малыш Иисус! В том году мы пригласили в гости Анну с родителями и приготовили подарки и для них. Глядя на щедрость и сострадание моих родителей, я уже тогда понимала, как важно делиться и отдавать.

Я по-прежнему чувствую прикосновение маминой ладони и помню, как мы шли по тихим улицам под небом, усыпанным звездами; слышу рождественские песнопения вдали и колокольчики на чьих-то санях, звенящие в унисон с колоколами на нашей маленькой церкви. Но отчетливее всего мне запомнилось тепло ее объятий, чувство безопасности, которое они дарили, и ласковый голос, когда она желала мне спокойной ночи в конце этого идеального дня.

* * *

Пятнадцатого марта 1939 года разразился снежный буран. Утро было необычайно ветреное и ненастное для марта, низкие темные облака нависли над землей. Казалось, сами небеса сочувствовали чешскому народу, ведь именно в этот судьбоносный день Гитлер нарушил обещание чтить наши новые границы и вторгся в Чехословакию.

Проснувшись от прерывистого детского сна, я укрылась пуховым одеялом, надеясь еще поспать, и вдруг услышала странные звуки, доносящиеся с улицы. Я повернулась к окну и увидела там Еву