Жемчужины детства - Вера Гиссинг

была дочка по имени Дороти. А от меня она узнала, что у меня есть сестра Ева и она тоже в Англии. Мне очень хотелось продемонстрировать, что я знаю английский, и я гордо произнесла почти единственную фразу, которую успела выучить:

– Хочу кушать.

При этих словах миссис Рэйнфорд вскочила и выбежала из вагона, приказывая мне оставаться на месте и не обращая ни малейшего внимания на дежурного, который уже приготовил свисток, собираясь возвестить об отправлении поезда.

«Меня бросили!» – ахнула я с нарастающей паникой. «Что, если поезд уедет без нее? Я даже не знаю, куда мне нужно!»

Поезд уже тронулся, когда она буквально ввалилась в купе, с торжественным видом держа в руках тающее ванильное мороженое в рожке. Я взяла его, радуясь и угощению, и тому, что меня не бросили. С момента приезда в Англию это была первая еда, которая мне понравилась. Мне даже пришлось признать, что британское мороженое ничем не хуже чешского, а может, даже лучше.

Мы сошли с автобуса в Бутле и направились от автобусной остановки к опрятному маленькому домику из красного кирпича, соединенному общей стеной с соседним. Домик стоял в тихом тупичке. Я украдкой поглядывала на свою английскую «сестру», шагавшую рядом. Та терпеливо ждала нас на остановке несколько часов и поздоровалась со мной с той же непринужденной теплотой и дружелюбием, какие отличали ее мать. Дороти была на три года меня старше. Необыкновенная красавица, она завязывала длинные волосы в два густых хвоста, и я очень завидовала этой прическе.

Вскоре мы очутились в гостиной, где меня представили главе семьи – высокому стройному мужчине с приятным дружелюбным лицом. Он показался мне веселым и открытым и, кажется, был искренне мне рад, как и бабушка с дедушкой Рэйнфорды, специально приехавшие из пригорода по такому случаю.

Длинный насыщенный день подошел к концу. Закончился и десятый год моей жизни: завтра у меня был день рождения, мне исполнялось одиннадцать.

Вечером, оставшись одна в своей маленькой комнате в окружении знакомых вещей, привезенных из дома, я снова написала родителям. Волнение от всего произошедшего за день смешивалось с неослабевающей необходимостью делиться мыслями с моими близкими. Я не знала, что мама уже получила мое предыдущее письмо и написала ответ в мой день рождения.

Челаковице

4 июля 1939 года

Моя дорогая милая Верушка!

Читая твое письмо, я очень радовалась и осталась довольна: моя маленькая Верушка, в которую я всегда верила, ни капли меня не разочаровала, и я поняла, что могу гордиться и горжусь своей храброй девочкой.

Сегодня, в день твоего одиннадцатилетия, желаю, чтобы твоя милая душа всегда радовалась, смех и счастье оставались верными спутниками твоего детства, стойкая вера в светлое будущее придавала тебе сил, а мысли о родителях, которые крепко тебя любят, помогали оставаться доброй, чуткой и сохранять душевную чистоту…

Не забывай о хорошем отношении и благодарности к людям, которые так славно о тебе заботятся.

Солнце, которое светит у тебя над головой, светит и нам, и через него я посылаю тебе свою любовь, мысли и бесконечные поцелуи. Когда татинек сегодня вернется домой, он тоже тебе напишет.

Твоя счастливая маминка

Письмо отца пришло через пару дней.

Челаковице

5 июля 1939 года

Моя любимая малышка!

Ты даже не представляешь, как порадовало меня твое прекрасно написанное письмо, каждое его слово. Так трогательно, что ты беспокоишься о нашем счастье. Сегодняшний день благодаря тебе был очень счастливым, а когда мы узнаем, где и с кем тебя поселят постоянно, мы будем прыгать от радости. Зная, что вы с Евой попали к добрым хорошим людям, я еще раз утверждаюсь в мнении, что вы родились под счастливой звездой и, как кошки, будете всегда приземляться на лапы.

Ты удивишься, узнав, сколько людей в Челаковице прочли твое письмо и как их впечатлила твоя смелость и умение выражать свои мысли. А я не удивился. Ведь ты моя дочь! Твоя учительница тоже прочитала письмо и нахохлилась от гордости, как павлин! Надеюсь, скоро ты полюбишь английский язык.

Сегодня тетя Берта приезжает в гости – хочет прочитать твое письмо и письмо Евы и снять копии для бабушки и дедушки, чтобы те тоже порадовались.

Желаю тебе удачи и крепкого здоровья, моя любимая малышка, и надеюсь, что тебе попадется добрая семья и скоро до нас дойдут хорошие новости.

Твой тата

На следующий день после дня рождения, который я отпраздновала свежей клубникой с щедрой порцией мороженого, я пошла в школу. Этого я никогда не забуду. В отличие от чехословацких школ, английские государственные школы в это время еще не ушли на каникулы.

Дороти чуть не лопалась от восторга, что у нее появилась новая «сестренка» – чехословацкая беженка, и раззвонила о моем приезде на всю округу. Тогда о Чехословакии еще мало кто знал, и, кажется, дети рассчитывали встретить пришельца с другой планеты. Уверена, они были очень разочарованы, увидев обычную девочку.

Миссис Рэйнфорд прошла со мной до школы почти целый километр, держа меня за руку. На улице нам встречались любопытные дети, которые молча на меня таращились. Такой интерес, наверно, должен был мне польстить, но я очень нервничала и стеснялась того, что единственным звуком на улице был звук наших шагов и десятки глаз уставились мне в спину. Впрочем, в школе дети уже не сдерживались и окружили меня со всех сторон. Я никогда не была застенчивой, поэтому уже к концу дня обзавелась новыми друзьями.

Однако я возмутилась, что меня поместили в один класс с шестилетками, хотя и сказали, что это только на первых порах. Учителя посчитали, что я быстрее выучу основы английского языка в этом классе, где учитель говорила по-немецки. Но, как вы помните, я поклялась, что не пророню ни слова по-немецки. Впрочем, мне и не пришлось: говорила и объясняла учительница, а я только слушала, но мое знакомство с английским так действительно пошло легче.

Моим лучшим учителем была Дороти. Она для себя решила, что я должна достигнуть небывалых высот в английском и часами объясняла мне значения разных слов и фраз и втолковывала времена. Я же решила научить ее чешскому. Правда, скоро забросила эту затею, но она до сих пор помнит несколько коротких стихотворений и песенок, которые мы вместе играли на пианино. Дороти и ее семья делали все, чтобы я чувствовала себя как дома, ощущала себя любимой и желанной. Когда много лет спустя я спросила папу Рэйнфорда, почему тот решил взять меня в дом, он ответил:

– Я