Жемчужины детства - Вера Гиссинг

знал, что не мог спасти весь мир и предотвратить войну, но в моих силах было спасти одного человека. Великобритания нарушила данное Чехословакии слово, евреи подвергались наибольшему риску, и я решил – возьму-ка я чехословацкого ребенка из еврейской семьи.

А Дороти выбрала мою фотографию из нескольких, потому что ей понравилась моя улыбка.

Члены моей новой семьи написали моим родителям, чтобы заверить их, что мне нашлось место в их доме и их сердцах. Родители тоже послали им письмо в благодарность. Мы с Евой регулярно переписывались, как и наши опекуны, которые договорились, что перед началом осеннего семестра Ева приедет меня навестить. Опекунша Евы заведовала школой-интернатом в Дорсете, где теперь училась моя сестра.

Родителям в те первые месяцы до войны я писала почти каждый день, и они отвечали на все мои письма.

Сначала я просто описывала новости и сообщала, как люблю маму и папу. Те отвечали в том же духе. «Когда я читал твое письмо, я был так счастлив, что запрыгал от радости и чуть не ударился головой об потолок», – написал однажды отец. «А эти прекрасные фотографии! Какая красивая девочка эта Дороти, а глаза ее матери светятся добротой. Я вставлю фотографии в рамки и повешу их над кроватью, чтобы каждый день смотреть на вас троих…»

Челаковице

9 июля 1939 года

И. Д[3].

Дорогая миссис Рэйнфорд!

Мы глубоко обязаны вам за ваше неожиданное письмо от 5 июля, за которое благодарим вас сегодня от всего сердца. Поверьте, в первые дни, когда мы ничего не знали о судьбе детей, мы жили в ужасной тревоге и беспокойстве. Но как только открыли ваше замечательное письмо, все наши печали и сомнения развеялись. В последние дни мы снова чувствуем себя счастливыми, зная, что наша маленькая девочка в ваших руках, что она попала в столь достойную семью, к добрым людям с любящими сердцами. Это небывалое облегчение для матери, которой пришлось принести жертву и отправить свою драгоценную дочь в другую страну. Господь на небесах непременно отблагодарит вас и вашу милую Дороти, дорогая миссис Рэйнфорд, за все добро, которым вы окружили нашу девочку.

Сейчас мы живем в стесненных обстоятельствах, обеим девочкам мы прививали скромность и будем признательны, если вы продолжите воспитывать Веру в той же манере.

Нам очень жаль, что мы никак не можем поспособствовать образованию нашей девочки, так как нам не разрешают посылать в Англию деньги. В своем письме вы упомянули, что Комитет по делам беженцев, вероятно, возьмет на себя расходы на школьное образование Веры, в связи с чем мы хотим спросить: надо ли нам писать в Комитет или вы сами уладите эти дела? Пожалуйста, сообщите, если от нас что-то потребуется. Мы не знаем, как принято делать дела у англичан, и боимся ошибиться.

Дражайшая миссис Рэйнфорд, услышав, что наша девочка окружена любовью в вашем семейном кругу, мы укрепились в своей вере в Господа. Надеемся, что для нас наступят лучшие времена. Мы были так рады прочесть ваши заверения в крепкой дружбе. Можете не сомневаться: наша признательность вам безгранична и искренна. Мы будем каждый день молиться Богу, чтобы он хранил вашу любовь к нашей девочке и нашу дружбу.

Искренне ваши, миссис Рэйнфорд,

Карл и Ирма Диамант

Иногда папа ласково меня поучал. «Рад слышать, что ты ведешь себя хорошо и в целом отлично справляешься, – писал он. – Но, пожалуйста, не забывай всегда соблюдать безукоризненную чистоту. Не забывай мыть руки и умываться, если получается, каждый день принимай ванну и чисти зубы утром и вечером. Всегда выгляди аккуратно и опрятно, чтобы люди на тебя смотрели и говорили: „Гляньте, какая хорошенькая маленькая девочка!“ Нельзя вечно оставаться маленькой хулиганкой. Напиши, как твои успехи, чтобы я не волновался на этот счет».

Шли недели, я обвыклась на новом месте и даже, пожалуй, была счастлива. Мне нравилось жить в Англии, а постоянный поток писем из дома создавал иллюзию, будто родители являлись частью этой жизни. Я становилась все более уверенной в себе, и с этой уверенностью вернулись прежние дурные привычки: так, я начала требовать, чтобы мне покупали новые книжки, одежду и обувь, добыли буханку чешского хлеба. Меня особенно расстраивало, что в Чехословакии остался огромный гардероб моей куклы и той нечего было носить. В каждом письме я уговаривала маму прислать мне кукольную одежду, хотя знала, как трудно отправлять посылки с оккупированных немцами территорий.

В конце концов папа вмешался и сурово меня отчитал. «Вера, – написал он, – мы пытаемся отправить тебе посылку, но пора тебе понять, что сделать это почти невозможно. Ты, что ли, перестала понимать по-чешски? Сколько раз нужно повторить, чтобы ты прекратила свою вечную песню „я хочу, хочу, хочу“? Весь Челаковице стоит на ушах, потому что у твоей бедной куколки нет нового платьица или подушки! Мы стараемся, Вера, и даже если нам разрешат, отправим тебе все, что ты просила, даже хлеб, вот только к моменту приезда в Англию тот затвердеет, как камень, и ты только зубы об него сломаешь».

Каким-то чудом посылка все же дошла до меня: в ней было все, о чем я просила, и подарки для Евы и Дороти. Вот только хлеба не было. Его отправили, но конфисковали на таможне. Я лишилась шанса отведать моего любимого лакомства, зато зубы остались целы.

Разумеется, посылка дошла до меня благодаря маме, которая свернула горы, чтобы осуществить мою просьбу. Она всегда была практичной, не забывала положить мне марки для ответного письма (папа всегда забывал) и старалась исполнить любую мою прихоть. От нее я узнавала новости о своих друзьях и нашем городке. Она волновалась по мелочам: спрашивала, чем меня кормят, наедаюсь ли я, как общаюсь на незнакомом языке, играю ли на пианино, что делаю в выходные, какой у меня распорядок дня. Стоило мне попросить, чтобы она прислала их с папой фотографию и фото Марты с котятами, как она договорилась с нашим местным фотографом и позвала его, когда в гости приехали мои бабушка с дедушкой и тетя Берта, чтобы снять для меня большой семейный портрет. Ее письма всегда были полны любви и поддержки. «Каждую ночь вы с Евой мне снитесь, – писала она, – наверное, потому что я засыпаю и думаю о вас обеих, как вы, наверно, думаете обо мне. Я так благодарна, что ваши опекуны вас любят. Не ропщи на них, всегда будь добродушной, веселой, полной оптимизма и учись у Рэйнфордов любви – это лучший способ им отплатить». В каждом письме