Вкус блаженства - Элоиза Джеймс

– Глупцы! – Мейн пожал плечами.

– Мне нужна твоя помощь на то время, что нас не будет.

– Это не так просто. Что, черт возьми, я могу сделать для Джози?

– Быть ей другом, – просто сказал Рейф. – Сестры не разрешают Джози нигде появляться одной. Аннабел вчера была на балу, но ее младенцу едва исполнилось четыре месяца. Ее муж сказал мне, что хотел бы вернуться в Шотландию.

– На следующий год все будет иначе. Тот, кто оказался парией сейчас, может стать гвоздем сезона. Почему, черт возьми, я ничего не знал об этом?

– Ты был занят своей прелестной Сильви.

– Сильви может помочь Джози: она обладает чисто французской способностью презирать мелочи. Если бы Джози сумела подражать ей...

– Думаешь, сестры не пытались научить ее выглядеть уверенной? Имоджин так долго учила ее высоко задирать подбородок и стараться не выглядеть несчастной, что мне начало казаться, будто Джози тренируют для поступления в королевские артиллеристы. И все равно это не сработало.

– Такие вещи не длятся больше сезона. Помнишь, как все потешались над Вули Бридер? В этом тоже был замешан Дарлингтон.

Рейф вздохнул:

– Говорю тебе, Мейн, я не могу ждать конца сезона. Никогда не видел девушки несчастнее. Этого достаточно, чтобы пересмотреть взгляды на дочерей.

– Но и опекаемых тоже иметь достаточно скверно, а? – заметил Мейн с усмешкой.

В этот момент дверь открылась и в комнату вошел Лусиус Фелтон, за которым следовал брат Рейфа Гейбриел.

– Надеюсь, мы вам не помешали, – сказал Лусиус со своей неизменной серьезностью. – Бринкли попросил, чтобы мы вошли без доклада.

– Да, и вы как раз вовремя, – приветствовал их Мейн. – Я собирался прочесть Рейфу лекцию о превратностях первой брачной ночи. Думаю, он давненько не бывал с женщиной и подзабыл этот процесс.

Лусиус улыбнулся и сел.

– Почему-то я в этом сомневаюсь.

– Я тоже, – подхватил Гейб.

Однако не все присутствовавшие в соборе Святого Павла чувствовали радостное возбуждение но поводу свадьбы герцога Холбрука. Джози не испытывала ничего, кроме отрешенности и печали. Это состояние все больше становилось для нее привычным, хотя она прекрасно сознавала, насколько недостойно омрачать радость сестры. Вот почему она постоянно ходила с приклеенной к лицу улыбкой.

Дома перед зеркалом Джози усиленно практиковалась в этом деле: она приподнимала уголки рта до тех пор, пока нижняя губа не выпячивалась. Рот, вероятно, был самой красивой чертой ее лица, хотя некоторые, видя ее улыбающейся, замечали только круглые щеки.

Зато Имоджин выглядела просто восхитительно. Из четырех сестер они с Имоджин больше всего походили друг на друга, но лицо у той выглядело не столь полным и имело безупречную форму сердечка, в то время как лицо Джози больше походило на круглый пирог. Ну разве не ужасно – лицо в форме пирога!

Джози попыталась отвлечься от этих невеселых мыслей. Тесс сказала, что ей следует думать о своих достоинствах, но, честно говоря, ей было тошно думать о том, хороша или плоха ее кожа; уж пусть бы лучше из-под этой кожи выпирали кости.

Имоджин смотрела на Рейфа с таким выражением, от которого Джози затошнило; ее терзали ревность и зависть. Почувствовав, что Тесс сжала ее руку, она скосила глаза на старшую сестру и только тут заметила, что глаза Тесс полны слез.

– Как чудесно! – прошептала Тесс. – Наконец-то Имоджин счастлива!

Джози ощутила укол совести. Конечно, она тоже желала Имоджин счастья. Последние несколько лет были для сестры ужасными – чего стоило бегство, брак всего через несколько недель, потеря молодого мужа!

Джози перевела взгляд на алтарь. Епископ затянул проповедь и теперь разглагольствовал о любви, прощении и тому подобных вещах, о важности института брака, в котором мужчина и женщина должны любить и уважать друг друга.

Хотя Имоджин и Рейф уже и так все это усвоили и им не нужны были лекции, епископ продолжал говорить, напирая на значение брака для установления гармонии в семье.

«А вот я готова выйти замуж за кого угодно», – с отчаянием подумала Джози. Ее мутило от мысли о записной книжке, куда последние два года она тщательно заносила рецепты, как заставить поклонников просить руки дамы. Реальность оказалась много хуже, чем она воображала: до сих пор у нее вообще нет поклонников!

Джози никогда не думала о том, что можно высмеивать мужчину только за то, что он потанцевал с кем-то. И что с того, что ей не приходилось подпирать стенку на балах? Просто старшие сестры Тесс и Имоджин никогда бы не допустили ничего подобного. Она возвращалась к своей опекунше не раньше, чем друг какого-нибудь из ее зятьев расшаркивался перед ней и приглашал танцевать. Но она видела их насквозь. Кавалеры танцевали с ней из любезности, и хотя некоторые ей нравились, все они были довольно старыми. Один из них, барон Сиббл, казалось, питал к Джози симпатию: каждый вечер он дважды приглашал ее на танец, и даже Тесс не могла бы пожелать столь верного партнера.

– Молодые люди глупцы, – говорил Джози Лусиус Фелтон, когда они возвращались с ее первого бала, на котором к ней не подошел ни один мужчина ее возраста. – Я тоже был глупцом в юности. Поверь, молодые люди как бараны – они следуют за вожаком. В бальном зале сегодня многие охотно пригласили бы тебя танцевать, но они боятся насмешек.

– Да, но я не понимаю, почему так случилось, – ответила Джози шепотом, чувствуя, что сердце ее разбито.

– Это все Дарлингтон, – угрюмо сообщил Лусиус. – К несчастью, в этом сезоне он заправляет тут всем.

– Но какое ему дело до меня? – выкрикнула Джози, и крик это вырвался из глубины сердца. – Я никогда с ним не встречалась.

– Ну и что? Он англичанин, а ты шотландка. Есть англичане, которых раздражает то, что твои сестры вышли замуж за английских аристократов.

– Но разве это моя вина?

– Разумеется, нет. Сесили Беллингуорт тоже пришлось тяжко, когда она пыталась отделаться от приставшего к ней прозвища Силли-Билли. Все потому, что у ее брата не все в порядке с головой. Кстати, это прозвище придумал не Дарлингтон, и я даже не знаю, кто его автор, но кто после этого отважится на ней жениться?

– Я бы предпочла быть глупой, но только не толстой, – решительно заявила Джози.

Лусиус мельком взглянул на нее и пожал плечами:

– Ты вовсе не толстая, Джози, поверь!

Увы, Лусиус Фелтон просто не имел представления о том, как мечтала Джози стать стройной и танцевать в бальном зале одетой в воздушное платье бледного шелка, подпоясанное под грудью изящными лентами и струящееся вокруг нее как облако... Всему свету было ясно, что мисс Мэри Оугилби не носит корсет, а Джози его носила. Если бы это было возможно, она носила бы и три корсета разом – один поверх другого, – лишь бы только они помогли обуздать ее плоть, стремившуюся вырваться отовсюду, куда бы она ни взглянула.